Джон Вердон - Питер Пэн должен умереть Страница 22

– Может, и видел – кого-то на нее похожего.

– Что это значит?

– То, что я уже говорил тому, другому копу.

– Я хочу сам от тебя услышать.

– Я видел маленькую… маленькую особу, вот навроде бабы. Мелкая, тонкая. Как в балете. Для этого особое слово есть. Миниатюрная, вот. Крутое словцо. Что, удивлен, что я его знаю?

– Ты сказал – «навроде бабы». Но ты не уверен, что это и в самом деле женщина?

– В первый раз мне показалось, баба. Хотя трудно сказать. Солнечные очки. Широкая повязка на голове. Большой шарф.

– В первый раз? Сколько ж раз…

– Два. Я ж говорил тому копу.

– Она была здесь дважды? А первый раз когда?

– В воскресенье. Воскресенье перед похоронами.

– Не путаешь день?

– Да вроде как по всему выходит – воскресенье. Мой единственный выходной. На долбанной автомойке. Ну вот, собрался я в «Квик-бай» за сигаретами, иду вниз по лестнице. А эта миниатюрная особа чешет вверх, прямо мимо меня, верно? Внизу я вспоминаю, что деньги-то и забыл. Иду наверх за ними. Теперь она тут стоит, у двери, снаружи, вот позади того места, где ты сейчас стоишь… Ну, я прохожу прямиком к себе за деньгами.

– А ты не спросил, что она тут делает или кого ищет?

Боло коротко рассмеялся.

– Черт. Нет, чувак. Здесь лучше никого попусту не беспокоить. У всех свои дела. Вопросов никто не любит.

– Она вошла в ту квартиру? Но как? С ключом?

– Ну да. Ключ. Само собой.

– Откуда ты знаешь, что у нее был ключ?

– Слышал. Стены-то тонюсенькие. Дешевка. Ключ в замке всегда узнаешь. Эй, что мне вспомнилось! Наверняка – воскресенье. Дин-дон. Церковь у реки, по воскресеньям бьют в полдень. Дин-дон, дин-дон. Двенадцать дин-донов.

– И ты снова видел ту маленькую фигурку?

– Ага. Только не в тот день. До дня стрельбы больше не видел.

– А видел-то что?

– На этот раз в пятницу. Утро. Девять часов. Перед тем как мне тащиться на треклятую автомойку. Выхожу я, возвращаюсь с пиццей.

– В девять утра?

– А что? Нормальный завтрак. Иду я наверх, вдруг вижу, эта мелкая особа входит в дом. Та же самая. Миниатюрная. Быстро так чешет, а под мышкой не то коробка, не то еще что, в яркой обертке. Когда я вхожу, она уже наверху, и точно, теперь уверен, это завернутая коробка, как на Рождество. Длинная такая коробка – три-четыре фута в длину. И обертка рождественская. Когда я наверху, маленькая особа уже в квартире, но дверь еще открыта.

– И?

– Маленькая особа в ванной, думаю я. Вот почему такая спешка и дверь нараспашку.

– И?

– И так оно и есть, маленькая персона в ванной, отлить приспичило. Вот тогда-то до меня и доходит.

– Что?

– Да звук же.

– Ты о чем?

– Я ошибся.

– В чем ошибся?

– Мужики и бабы, звук-то от струи разный, когда они в сортире. Сам знаешь.

– И то, что ты слышал…

– Мужик, точно говорю. Может, мелкий. Но мужик.

Глава 19

Преступление и наказание

Вытребовав у Боло его полное имя (Эставио Болокко), а также номер телефона и по возможности подробное описание этого миниатюрного существа неопределенного пола, Гурни вернулся в машину и провел еще с полчаса, роясь в материалах дела в поисках хоть какого-то упоминания о беседе с Эставио Болокко, о появлении возможного подозреваемого в квартире в воскресенье перед убийством – или о том, чтобы хоть раз поднимался вопрос, какого этот самый убийца пола.

Все три направления поиска привели к нулевому результату.

Веки у Гурни начали тяжелеть, недавний всплеск энергии иссяк. День в Лонг-Фоллсе выдался длинным, пришла пора направляться в Уолнат-Кроссинг. Он уже собирался отъехать от тротуара, как прямо перед ним припарковался черный «Форд Эксплорер». Коренастый Фрэнк Макграт вылез оттуда и подошел к окошку Гурни.

– Закончил?

– Во всяком случае, на сегодня. Хочу добраться до дома, пока не рухнул. Кстати, не припоминаешь, во время стрельбы тут жил один такой тип, Фредди?

– Не жил, а самовольно вселился.

– Ну да, наверное.

– Фре-де-ри-ко, – передразнил Макграт испанский акцент. Голос его сочился презрением. – И что с ним?

– Ты знал, что он исчез?

– Может, и знал. Давно уже.

– Слыхал что-нибудь на этот счет?

– Например?

– Например, почему он исчез?

– А мне-то что за беда? Такие приходят и уходят. Мне же лучше – одним мешком дерьма меньше. Вот бы все поисчезали! Устроишь так – я твой должник.

Гурни вырвал из блокнота листок, написал номер своего мобильного и протянул Макграту.

– Услышишь чего про Фредди, хоть просто слухи, где он может быть, звони. А пока, Фрэнк, не нервничай. Жизнь коротка.

– Спасибо Христу хоть за это!

Большую часть дороги домой Гурни пребывал в ощущении, будто открыл коробку с головоломкой и обнаружил, что недостает нескольких больших кусков. Он был уверен лишь в том, что из фигурирующей в деле квартиры решительно невозможно было выстрелить так, чтобы попасть Карлу Спалтеру в висок, не пробив перед тем толстую металлическую перекладину фонаря. О чем, разумеется, и речи быть не могло. Без сомнения, недостающие куски головоломки в конце концов помогли бы разрешить это кажущееся противоречие. Знать бы только, какие куски он ищет – и сколько.

Двухчасовой путь обратно в Уолнат-Кроссинг пролегал главным образом по небольшим дорогам – все больше сквозь лоскутный пейзаж лесов и полей. Гурни такие виды нравились, а Мадлен их и вовсе обожала. Но сейчас ему было не до красот.

Он с головой погрузился в мир убийства.

С головой – пока уже в конце гравийной городской дороги, за прудом, не свернул на свою подъездную аллею через луг и не увидел с содроганием четыре чужие машины: три «Приуса» и один «Рэнджровер» – на травянистой лужайке возле дома.

О боже! Распроклятый ужин для клуба йоги!

Гурни покосился на часы. 6:49 – опоздал на сорок девять минут. Он покачал головой, досадуя на свою забывчивость.

Войдя в просторную комнату на первом этаже, служившую кухней, столовой и гостиной одновременно, он услышал гул оживленного разговора за обеденным столом. Все шестеро гостей были знакомы Гурни – их представляли ему на местных концертах и выставках, – но имен он не помнил. (Мадлен, правда, как-то заметила, что имен преступников он никогда не забывает.)

Когда он вошел, все на миг оторвались от еды и разговоров. Почти все улыбались и глядели на него с дружелюбным любопытством.

– Простите за опоздание. Неожиданные затруднения.

Мадлен улыбнулась, словно извиняясь.

– У Дэйва затруднения встречаются чаще, чем обычные люди останавливаются машину заправить.

– Собственно говоря, он как раз вовремя! – Гурни узнал в говорившей – шумливой крупной женщине – одну из коллег-консультантов Мадлен по кризисному центру. Про ее имя он помнил только одно: какое-то чудное. Тем временем гостья продолжала с энтузиазмом: – Мы как раз говорили о преступлении и наказании. И тут входит человек, вся жизнь которого вращается как раз вокруг этого. Ну разве может быть своевременней? – Она указала на свободное место за столом с видом хозяйки дома, приветствующей почетного гостя. – Присоединяйтесь! Мадлен сказала, вы умчались на очередное приключение, а вот на подробности поскупилась. Оно как-то связано с преступлением и (или) наказанием?

Один из гостей-мужчин подвинул стул на несколько дюймов, чтобы Гурни было удобней пройти к столу.

– Спасибо, Скотт.

– Скип.

– Скип. Точно. Почему-то всякий раз, как вас вижу, в голове так и выскакивает – Скотт. Я много лет работал с одним Скоттом, ужасно похожим на вас.

Гурни считал эту маленькую ложь данью светской учтивости. Уж точно предпочтительнее правды, заключавшейся в том, что его ничуть не интересовал ни сам этот человек, ни уж тем более, как его зовут. Вот только с извинением, которое Гурни брякнул, не подумав, вышло неудачно: тщедушному и чахлому Скипу было лет семьдесят пять, а на голове у него красовалась копна взлохмаченных, как у Эйнштейна, буйных седых кудрей. Каким образом этот чудовищный персонаж фильма «Три балбеса» мог напоминать детектива из отдела убийств, само по себе было довольно интересным вопросом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Перевод М. Зенкевича. (Здесь и далее примеч. перев.)