Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник) Страница 24

Запутанной – иначе не скажешь. Я ощущал, как это дело все более и более втягивает меня в свою орбиту, в то время как я все менее и менее понимал, что происходит в действительности. Хотя следовало признать и другое. Разными путями и через многих людей я собрал изрядное количество информации, которую в силу многих причин предпочитал пока держать при себе. Мне представлялась вполне логичной попытка во всем самому разобраться. Как я уже отмечал, инстинкты детектива принадлежат к числу фундаментальных человеческих инстинктов. Даже у нас, бывших алкоголиков. А я в целом уже почти вернул себе ясность мышления.

Преисполненный новой решимости, я тут же воспользовался возможностью незаметно допросить мисс Браш, когда она вывела нас на снег для утренней прогулки.

Хотя она не относилась к числу пациентов со сдвигом в мозгу, я заранее предвидел, что расколоть ее окажется, быть может, сложнее, чем ее подопечных. К этому моменту она уже полностью оправилась от вчерашнего смущения и растерянности. Ее светловолосый ангельский облик вернулся на прежнее место – безукоризненный и образцово аккуратный, как всегда. Я сразу понял, что с ней не сработает ничего, кроме тактики внезапного шока.

Мы чуть отстали от общей группы, и тут я начал атаку.

– Могу я задать вам не совсем деликатный вопрос, мисс Браш? – спросил я.

– Разумеется, мистер Дулут. – Она плотнее затянула на шее синий шарф и включила дежурную улыбку. – Но только если вы не возражаете против не совсем деликатного ответа.

– В нашем заведении ходят упорные слухи, что вы помолвлены с Лариби. Это правда? – Улыбка сама собой пропала с ее лица, но никаких других изменений в его выражении я не уловил. – Потому что, если это правда, – продолжал я, – мне хотелось бы первым официально поздравить вас.

Мисс Браш остановилась на протоптанной в снегу тропинке. В белой шапочке медсестры, едва прикрывавшей белокурые локоны, она выглядела как иллюстрация к описанию абсолютно здоровой молодой женщины. Но при этом женщины, готовой с размаху влепить мне пощечину.

– За время моей работы здесь, мистер Дулут, я была помолвлена с тремя писателями, епископом, несколькими сенаторами и парой очаровательных молодых пьяниц вроде вас. Но, к сожалению, все еще остаюсь мисс Браш, как вам известно.

– Стало быть, это ваш первый эксперимент с миллионером? – спросил я с дружеской улыбкой.

Ей мой вопрос не показался забавным. Несколько секунд она определенно смотрела на меня в некотором изумлении. А затем, пусть и не без легкого насилия над собой, снова стала бодрой и полной энергии старшей медсестрой, отрадой для пациентов. Положив руку поверх моей ладони, она произнесла с завидным спокойствием:

– Вам не кажется, что вы ведете себя довольно глупо, мистер Дулут?

– Ужасающе глупо, – согласился я. – Но не будь я дураком, я бы не оказался здесь и не имел удовольствия свести знакомство с вами.

Мы поспешили вперед, чтобы догнать основную группу гуляющих.

Как только мы с ними поравнялись, к нам присоединился Лариби. Его лицо сияло радостью, а меня он окинул заговорщицким взглядом: «Ты один из немногих посвященных», – читалось в нем. Порывшись в нагрудном кармане, он извлек на свет божий авторучку, с помощью которой минувшей ночью мы скрепили подписями его завещание.

– Я собирался отдать вам ее раньше, Изабелла, – сказал он. – Большое вам спасибо. И все дела улажены.

Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Зато мисс Браш старательно избегала встречаться со мной глазами. С небрежностью, в которой сквозила нарочитость, она взяла ручку и сунула в карман пальто.

– Благодарю вас, мистер Лариби, – произнесла она равнодушно. – Право, жаль, что перьевые ручки в нашей библиотеке вас не устраивают. Не в моих правилах одалживать свою каждому, кто хочет написать письмо, знаете ли. Но вы сказали, что уже несколько недель никак не могли закончить послание своей дочери.

И это было все, что мисс Браш сочла нужным предложить в качестве объяснения.

Впрочем, Лариби действительно мог придумать ложный предлог, чтобы получить вожделенную авторучку, и мисс Браш в таком случае ничего не подозревала, как и хотела заставить нас думать. Но мне стало ясно главное. Как и следовало ожидать, наша энергичная и крайне деятельная старшая дневная медсестра стала для меня крепким орешком.

XVI

Погода начала меняться. К тому времени, когда мы вернулись после прогулки, с востока наползли темные тучи, и все шло к тому, что скоро начнется буран или сильный дождь со снегом.

Пациенты неизменно реагировали на ухудшение погоды. После обеда атмосфера в лечебнице стала напряженной; все нервничали и тревожились даже заметнее, чем накануне. И я готов был расцеловать умницу Геддеса, когда он предложил мне партию в сквош.

Получив разрешение мисс Браш, мы переоделись, а Джон Кларк отпер для нас закрытый корт. Это было небольшое, отдельно стоявшее строение в дальнем углу двора. Когда мы вошли, в нос ударил затхлый запах редко используемого помещения. Пациенты мужского отделения заведения доктора Ленца явно не питали склонности к физической активности. Признаться, я и сам не заглядывал прежде сюда ни разу, хотя в дни трезвого образа жизни считался неплохим игроком в сквош.

Как только Кларк нас оставил, мы начали. Геддес жаловался на плохую форму, но я мог бы догадаться, что это традиционная английская скромность. Он отделал меня как бог черепаху и лишь потом признался, что в 1926 году был чемпионом клуба любителей сквоша в Калькутте.

– Но моя треклятая болезнь затронула и испоганила в моей жизни все, Дулут. Она проявляется даже в физических упражнениях. Поистине удивительно, что я не уснул сегодня после первого же сета. – Он прислонился к стене, стирая невидимые капли пота со лба. – Это просто ужасно, Дулут. Половину своей жизни я существую словно в дреме. Тупой, как баран.

– Или как пьяница, – сказал я ему в утешение.

Я уже научился уважать мужество этого человека. Он был единственным из нас, кто никогда не устраивал публичных истерик. Вероятно, этому учат пример короля Эдуарда и традиции Британской империи.

Он отклонил мое предложение продолжить игру, сославшись на усталость. У меня сложилось впечатление, что вопреки своей браваде он в глубине души испытывал страх. Внезапно он спросил:

– Вы приходили ко мне в палату прошлой ночью, Дулут? Или это мне приснилось?

– Приходил.

– И мы что-то подписывали как свидетели подлинности завещания Лариби?

– Верно, подписывали.

Он посмотрел на меня с удивлением, и, как мне показалось, ему хотелось, чтобы я все отрицал.

– Значит, так оно и было на самом деле, – пробормотал он.

И даже его тихий голос эхом отразился от стен корта, причем пугающим эхом, как будто один из духов Фенвика подхватил его слова. Я бросил по этому поводу шутливую реплику, но он сразу же сказал:

– Мне нужно уезжать отсюда, Дулут.

Он говорил со странно отчаянной интонацией. А когда настолько уравновешенный человек, как Геддес, начинает так говорить, поневоле встревожишься сам.

– Вы считаете, что вас здесь плохо лечат? – спросил я.

– Нет, дело не в этом. Я и не ожидал полного выздоровления. – Он откинул голову с безукоризненно аккуратной прической, упершись в стену затылком, и смотрел прямо перед собой. – Конечно, все можно списать на болезнь и нервы. Я так и делал, пока вы не заверили меня, что происшедшее в вашей комнате – не плод моего воображения. Понимаете, мне все это представлялось видением во сне. Но если то был не сон, тогда не сон и другое.

Я кивнул, ощущая странную тяжесть на душе.

– События в вашей комнате мне запомнились смутно, – продолжал он. – Но у меня отложилось в памяти, как Уоррен вернул меня в мою палату. Почему-то мне стало вдруг очень страшно. И я долго лежал потом почти в прострации.

Он провел пальцем по усам. Были заметны его тщетные усилия унять дрожь в руке.

– И вдруг это произошло, Дулут. Причем нечто настолько невероятное, что вы едва ли мне поверите.

– Что же произошло?

– Я лежал в полусне, когда услышал этот дьявольский голос, который окликал меня по имени.

– Боже милостивый!

– Но это еще не все. Я сначала решил, что зову сам себя, как было в первый раз, но быстро понял свою ошибку, потому что в палате на самом деле кто-то был.

До меня дошло, что он ничего не знает о других пациентах, слышавших голоса. Я ведь даже не рассказал ему о собственном переживании. Можно было только себе вообразить, как мой визит подействовал на него.

– Вы напугали меня до полусмерти своим приходом, Дулут. Но это оказалось еще ужаснее. Я чувствовал, что в темноте кто-то есть, но больше никто ничего не говорил. И вдруг меня окликнули по имени, – он слегка пожал плечами. – Знаю, это звучит как одна из страшных историй о привидениях, какие рассказывают друг другу дети, но она подошла прямо к моей постели – та фигура. Я мог видеть ее совершенно отчетливо.