Агата Кристи - Свидание со смертью Страница 26

– Абсолютно уверен.

– Прямо завидно, – пробормотал полковник.

Если в его взгляде и мелькнул насмешливый огонек, сыщик предпочел сделать вид, что ничего не заметил. Он развернул принесенный с собой лист бумаги.

– Аккуратно, – одобрил полковник и склонился над ним. – Знаете, что я думаю? – через минуту-другую спросил он.

– С удовольствием послушаю ваше мнение.

– Молодой Реймонд Бойнтон ни при чем.

– Ага! Вы так думаете?

– Да. Совершенно понятно, что он думал. Мы должны прийти к выводу, что он невиновен. Как главный подозреваемый в детективах. Поскольку вы подслушали, как он говорит, что намерен избавиться от старой дамы, то мы должны заключить, что он этого не делал.

– Читаете детективные романы, да?

– Тысячами, – подтвердил полковник Карбери и тоном мечтательного школьника прибавил: – Полагаю, вы ведете дела совсем не так, как сыщики в книгах? Не пишете список существенных фактов… которые на первый взгляд ничего не означают, но на самом деле чрезвычайно важны… и все такое.

– Ага! – доброжелательно воскликнул Пуаро. – Значит, вы любите такие детективы? Ну что ж, я с удовольствием составлю для вас список.

Он подвинул к себе лист бумаги и быстро написал своим мелким, аккуратным почерком.

Существенные факты

1. Миссис Бойнтон принимала микстуру, содержавшую дигиталис.

2. У доктора Жерара пропал шприц для подкожных инъекций.

3. Миссис Бойнтон получала явное удовольствие, лишая членов своей семьи радости общения с посторонними.

4. В тот день миссис Бойнтон предложила семье отправиться на прогулку без нее.

5. Миссис Бойнтон была садисткой, причинявшей людям душевные страдания.

6. Расстояние от шатра до места, где сидела миссис Бойнтон, составляет (приблизительно) двести ярдов.

7. Мистер Леннокс Бойнтон сначала сказал, что не знает, когда вернулся в лагерь, а потом признался, что устанавливал время на наручных часах матери.

8. Палатки мисс Джиневры Бойнтон и доктора Жерара располагались рядом.

9. В половине седьмого, когда ужин был готов, к миссис Бойнтон отправили слугу, чтобы сообщить об этом.

Полковник с огромным удовольствием изучил все пункты.

– Отлично! – воскликнул он. – То, что надо! Вы всё запутали… факты выглядят несущественными… настоящий детективный роман! Кстати, тут есть парочка явных упущений. Но это, наверное, для того, чтобы испытать такого дилетанта, как я?

Глаза Пуаро блеснули, но он ничего не ответил.

– Например, пункт второй, – с сомнением произнес полковник Карбери. – «У доктора Жерара пропал шприц для подкожных инъекций». Да. Но у него также пропал концентрированный раствор дигиталиса… или что-то в этом роде.

– Это не так важно, как отсутствие шприца, – возразил Пуаро.

– Великолепно! – Лицо полковника Карбери расплылось в улыбке. – Я ничего не понимаю. Лично я бы сказал, что дигиталис гораздо важнее шприца! А как насчет возможного мотива у слуг… например, у того, которому приказали передать ей, что ужин готов… и еще та история, когда она раньше грозила палкой слуге? Вы же не считаете, что ее прикончил кто-то из этих несчастных болванов, детей пустыни? В противном случае, – строго сказал полковник Карбери, – это было бы нечестно.

Пуаро улыбнулся, но ничего не ответил.

Выходя из кабинета, он пробормотал себе под нос:

– Невероятно! Эти англичане никогда не взрослеют!

Глава 11

Сара Кинг сидела на вершине холма и рассеянно рвала полевые цветы. Доктор Жерар устроился рядом на грубой каменной стене.

– Зачем вы все это затеяли? – внезапно с жаром спросила Сара. – Если бы не вы…

– Думаете, я должен был молчать? – медленно проговорил доктор Жерар.

– Да.

– Зная то, что я знаю?

– Вы не знаете, – возразила Сара.

Француз вздохнул.

– Знаю. Но соглашусь, что ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.

– Нет, можно, – не согласилась Сара.

Доктор Жерар пожал плечами.

– Разве что вам!

– У вас была лихорадка… высокая температура… – сказала Сара, – и в голове у вас все путалось. Вероятно, шприц все это время лежал на месте. А насчет дигитоксина вы ошиблись – или в аптечке покопался кто-то из слуг.

– Вам нет нужды волноваться. – Слова доктора Жерара прозвучали цинично. – Эти свидетельства почти наверняка признают неубедительными. Вот увидите – ваши друзья Бойнтоны выйдут сухими из воды!

– Я этого тоже не хочу! – взволнованно воскликнула Сара.

– Вы нелогичны, – покачал головой доктор.

– Кажется, в Иерусалиме, – спросила Сара, – вы сами много рассуждали о невмешательстве? И вот – пожалуйте!

– Я не вмешивался. Только рассказал о том, что знаю.

– А я говорю, что не знаете… Господи, мы опять возвращаемся к тому же! Наш спор идет по кругу.

– Мне очень жаль, мисс Кинг, – мягко сказал Жерар.

– Понимаете, ведь они не спаслись. – Голос Сары был еле слышен. – Ни один из них. Она еще здесь! Она достала их даже из могилы – держит и не отпускает. В ней было что-то… жуткое… и она осталась такой и после смерти. Я чувствую… я чувствую, как она радуется!

Сара сцепила пальцы. Потом прибавила уже совсем другим тоном, обычным и непринужденным:

– Тот маленький человечек идет вверх по склону холма.

– А, думаю, он ищет нас.

– Он действительно такой глупый, каким кажется? – спросила Сара.

– Он совсем не глупый, – серьезно ответил доктор Жерар.

– Этого я и боялась.

Она мрачно наблюдала за приближением Эркюля Пуаро.

Наконец он добрался до них, облегченно выдохнул и вытер вспотевший лоб. Потом с грустью посмотрел на свои лакированные туфли.

– Увы! – воскликнул он. – Какая каменистая местность! Бедные мои туфли.

– Можете позаимствовать у леди Уэстхолм ее принадлежности для чистки обуви. И платяную щетку, – мстительно сказала Сара. – Она путешествует с полным набором принадлежностей, прямо как горничная.

– Царапины это не уберет, мадемуазель, – печально покачал головой Пуаро.

– Наверное, нет. Но, скажите на милость, зачем вы надеваете лакированные туфли в такой местности?

Пуаро слегка склонил голову набок.

– Люблю выглядеть soigné[22], – сказал он.

– Но не в пустыне же, – возразила Сара.

– В пустыне женщины тоже утрачивают элегантность, – мечтательно произнес Жерар. – Но только не мисс Кинг – она всегда выглядит аккуратной и изящной. Однако леди Уэстхолм в своих огромных, толстых жакетах и юбках, этих ужасных, неподобающих бриджах для верховой езды и ботинках – quelle horreur de femme![23] А бедная мисс Пирс – сморщенная, как увядшие капустные листья, одежда и беспрерывно звякающие цепочки и бусы! Даже молодая миссис Бойнтон – красивая женщина, но без chic![24] Одежда у нее какая-то безликая.

– Не думаю, что мистер Пуаро взбирался сюда для того, чтобы поговорить об одежде, – решительно прервала его Сара.

– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро. – Я пришел посоветоваться с доктором Жераром… я очень ценю его мнение… и ваше тоже, мадемуазель, вы молоды и знакомы с последними достижениями психологии. Понимаете, мне бы хотелось послушать, что вы думаете о миссис Бойнтон.

– А разве вы еще не выучили это наизусть?

– Нет. У меня есть подозрение – и не просто подозрение, – что в данном деле огромную роль играет душевное состояние миссис Бойнтон. Вне всякого сомнения, доктор Жерар сталкивался с такими, как она.

– С моей точки зрения она, несомненно, могла бы стать интересным объектом для исследования.

– Расскажите мне.

Доктор Жерар не стал ничего скрывать. Он поведал о своем интересе к семье, о разговоре с Джефферсоном Коупом и о том, что американец решительно ошибается в оценке ситуации.

– То есть он сентиментален.

– Не то слово! У него есть идеалы, но основаны они на глубоко укоренившейся душевной лени. Гораздо проще жить, если видишь в людях только хорошее и считаешь, что мир прекрасен. И в результате Джефферсон Коуп совершенно не разбирается в людях.

– Иногда это может быть опасным, – заметил Пуаро.

– Он настаивал, что «случай Бойнтон», как я его называю, является следствием гипертрофированной любви. А о скрытой ненависти, бунте, рабстве и страдании он имел лишь самое туманное представление.

– Это глупо, – снова подал голос Пуаро.

– И все же, – продолжал доктор Жерар, – даже самый тупой из сентиментальных оптимистов не может быть настолько слеп. Думаю, по пути в Петру у мистера Джефферсона Коупа открылись глаза.

И он пересказал свой разговор с американцем утром того дня, когда умерла миссис Бойнтон.