Марджери Эллингем - Спрячь меня (сборник) Страница 27

Мистер Кэмпион заморгал. Он понимал, что будет дальше. Бакстон-Колтнесс подпишет свидетельство о смерти. Остановить его можно было только немедленными действиями. Кто-нибудь должен вмешаться. Он оглядел комнату, посмотрел на Гайоги, Вайвенго, Джорджию и Вэл. Даже Вэл материально заинтересована в том, чтобы в «Цезаревом дворе» все было тихо и спокойно. Оставался он сам – единственный тут представитель общества, которому были небезразличны причины внезапной смерти Рэймонда Рэмиллиса. Только он один был недоволен заключением врача. Только ему хотелось знать, что вызвало смертоносные конвульсии. Решение надо было принять самостоятельно. Он был единственным незаинтересованным лицом.

Кэмпион уже был готов что-то сказать, как вдруг осознал, в какую западню ступает, и его охватила ярость. Теперь он был уже не всеобщий добродушный приятель, но человек, охваченный жаждой мести за нанесенное оскорбление. Имел ли он право протестовать? Его пригласили сюда, чтобы предотвратить именно те неприятности, которые он сейчас намеревается всем устроить.

Кроме того, он весь день следил за человеком, который в итоге умер буквально у него на глазах. Если обстоятельства его смерти и были подозрительными, то почему он не повлиял на них? Кэмпион промолчал – к этому его склонила как профессиональная гордость, так и вечное стремление ничем не задеть хозяина дома. Это были его слабые места, и поэтому создавалось такое впечатление, что он действовал именно так, как от него ожидалось, – а это всегда не очень приятно.

Большинство людей злится, когда их используют, а они ничем не могут ответить, но в некоторых, оказавшихся в подобной ситуации, просыпается дьявол. Мистер Кэмпион принадлежал к числу последних. Если бы его положение было хотя бы немного более надежным, уговаривал он себя, тогда бы он непременно превозмог терзающие его сомнения и поступил, как должно поступить, пусть это и выглядело бы нелепо. И все же он продолжал колебаться. Если знаменитый отдел неисповедимых путей в Провидении работал настолько открыто, то вполне возможно, что Рэмиллис и вправду скончался от тромбоза, кровоизлияния в мозг или любого другого недуга.

Однако при нынешнем положении дел руки у Кэмпиона были связаны. Он это понимал и злился. Кэмпиона подвели его же характер и собственные принципы. В нем происходила невероятная борьба. Тяжело ощущать себя игрушкой в руках судьбы, но его мучило подозрение, что в данном случае руками судьбы управлял вполне человеческий мозг, и это уже было оскорбительно.

Смуглое лицо мистера Кэмпиона, обычно приветливое и дружелюбное, окончательно утратило всякое выражение. Он стоял, прищурившись и засунув руки в карманы, и разглядывал присутствующих.

Неожиданно заговорила Джорджия. До этого она сидела в углу дивана, опустив руки и склонив свою темную головку.

– Я могла что-нибудь сделать? – требовательно спросила она, подняв взгляд.

– Ничего.

Доктор Бакстон-Колтнесс произнес свой ответ максимально успокаивающим и вместе с тем решительным тоном.

Джорджия вздохнула.

– Это невероятно, – сказала она. – Просто невероятно.

– Просто ужасно, – деликатно, но твердо поправил ее Гайоги.

– Ну конечно, – резко ответила Джорджия. – Мне сейчас ужаснее всех, Гайоги. Но все же это потрясающе, правда, Вэл?

Та не ответила, и Джорджия продолжала:

– Он ведь даже ничего не принимал. Вообще ничего. Даже снотворного не выпил. Когда мы встретились и он сказал, что не придет к обеду, я ему дала таблетку.

Она вдруг умолкла, словно удивившись собственным словам, и выпрямилась.

– Ту таблетку, Вэл, которую ты мне дала. Я хотела ее принять сама, но увидела его и пожалела. Он ее сразу выпил. Больше он ничего не принимал.

Вэл смерила ее холодным и неприязненным взглядом.

– Это была самая обычная таблетка, – сказала она.

– Ну разумеется. Конечно! – Джорджия рассмеялась, но сразу закрыла лицо руками. – Я совершенно не в себе. Просто вдруг вспомнила, что, кроме той таблетки, он больше ничего не принимал, а ты дала ее для меня.

Она словно с запозданием осознала значение собственных слов и казалась так же потрясенной ими, как и все остальные.

Вэл встала.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – поспешно произнесла Джорджия. – Абсолютно ничего.

Но искренность отрицания была подпорчена хулиганской гримаской, которая вдруг появилась у нее на лице.

– В конце концов, золотко, с чего бы вдруг тебе хотеть от меня избавиться?

Вот и все – но дело было сделано. Искра упала и начала тлеть. Она сверкнула во взгляде Гайоги, пролетела мимо Вайвенго и вспыхнула перед Бакстон-Колтнессом, который узнал ее и поспешно скрылся за своей осторожной фирменной маской. Он откашлялся.

– Леди Рэмиллис, – начал он. – Смерть была внезапной, и, не будь сэр Рэмиллис моим пациентом, я бы ни за что не стал подписывать свидетельство. В этом случае нам пришлось бы провести вскрытие и дознание. Вы меня понимаете?

Джорджия взглянула на него без всякого выражения.

– Разве непонятно, почему он умер? – спросила она.

На губах Басктона-Колтнесса появилась слабая улыбка, Гайоги отвернулся.

– Моя дорогая, – мягко и ласково сказал доктор. – У меня нет никаких вопросов, но в подобных случаях существует ряд формальностей, которые нельзя игнорировать. Все это очень неприятно, однако же необходимо.

Джорджия взглянула на Гайоги.

– Только не дознание, – заявила она. – Доктор, а нельзя провести вскрытие без дознания? Это возможно?

Вайвенго прочистил горло.

– Учитывая все обстоятельства, сэр, – вмешался он, – вы, вероятно, могли бы сначала провести вскрытие, а потом подписать свидетельство?

Кэмпион с любопытством наблюдал за доктором. Искушение было серьезным. В конце концов, вся его карьера состояла в исполнении просьб нужных людей.

– Думаю, это можно устроить, – неуверенно сказал он. – Мой партнер, Роландсон Блейк, хирург, наверное, согласится. Но точно не знаю. Надо ему позвонить.

В этот момент Кэмпион увидел Вэл – и ее бледное, застывшее лицо вдруг вызвало в нем волну ужаса. Он подошел к ней, взял за руку и вывел в маленький сад, который сейчас нежился под лучами вечернего солнца. Она покорно шла, сцепив руки за спиной, и молчала. Ему не хватало ее прямого, уверенного взгляда. Они молча шагали по лужайке, и через некоторое время он заговорил сам.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем.

– Плохи дела.

– Просто ужасно.

– Вэл, послушай…

– Что?

– Что ты ей дала?

– Обычную таблетку.

Последовала длинная пауза. Когда Кэмпион заговорил снова, голос его звучал очень непринужденно:

– Из тех, что хранятся в рисовой бумаге?

– Естественно.

Лед в ее голосе не отпугнул его. Кровные узы, как ничто другое, помогают подняться над условностями.

– То есть ты просто вскрыла упаковку?

– Именно.

– Она попросила таблетку, и ты ей дала, так?

– Ты сам там был и все видел.

– Да, – согласился он, – видел. Это меня и беспокоит. Вэл, ты же не сделала бы подобную глупость?

– Господи! – вдруг воскликнула она.

Он вздрогнул и повернулся к ней. Теперь они стояли лицом к лицу.

– Дорогая моя, – сказал Кэмпион, – ты сейчас похожа на начинающую актрису. И не надо на меня злиться.

– Прости.

Кэмпион с облегчением заметил слабую тень улыбки, хотя в глазах ее по-прежнему плескалась застарелая боль, которую он вдруг узнал и испытал при этом легкое смущение.

– Прости, – повторила она. – Все это так глупо. Я дала Джорджии совершенно обычное болеутоляющее. После завтрака она об этом попросила. Когда я давала ей таблетку, меня вдруг посетила совершенно ужасная мысль – по-моему, их называют нездоровыми импульсами, верно? В общем, я подумала, что хорошая доза цианида навсегда бы утихомирила ее чудовищную, ненасытную вульгарность. А потом я подняла взгляд и увидела тебя, почувствовала себя сумасшедшей и, видимо, вздрогнула или поежилась. Совершенно естественная реакция. В общем, не важно, все это ерунда.

Кэмпион промолчал, и она рассмеялась.

– Господи, я надеюсь, ты мне веришь?

– Я? А… да, конечно. – Голос его тем не менее звучал напряженно. – Я просто задумался. Если при вскрытии найдут какой-нибудь яд, ты окажешься в очень неловком положении. У этой женщины мозги, как у слабоумного угря. Она всегда выпаливает первое, что ей приходит в голову?

– Обычно да, – спокойно ответила Вэл. – Несколько лет назад было модно говорить все, что вздумается, и некоторые так и не смогли расстаться с этой привычкой. Если знать, что делаешь, это может стать неплохим оружием или даже украшением. Но если действительно не умеешь сдерживаться, то это уже обычная невоспитанность. И довольно опасная.

– Опасная? Девочка моя, ты меня пугаешь. Если они найдут…

Вэл успокаивающе тронула его за плечо.

– Они ничего не найдут.

Выведенный из себя ее снисходительностью, он молча пожал плечами.