Кэрол Дуглас - Роковая женщина Страница 29

Подойдя к Ирен, которая стояла сгорбившись, я дотронулась до нее.

Она выпрямилась, как кукла чревовещателя.

– Нелл? Мое прошлое еще более зловещее, чем я себе представляла. Саламандру чуть не убили у нас на глазах – как недавно ее сестру, и тоже при свидетелях. Я больше не могу отрицать, что в словах Пинк что-то есть. Эти преступления каким-то образом связаны со мной.

– Вздор, – возразила я. – Убийство предотвращено. Нами. Тобой. Думаю, следует пойти за кулисы, в кабинет режиссера, и взглянуть на… э-э… мадам Саламандру. Целью атаки была определенно она, а не ты или твое прошлое.

Народ толпился в фойе, в котором теперь пахло не только помадой, но и дымом.

К подруге вернулись ее артистические повадки. Лавируя в толпе, она пробралась к двери, которую загородил крупный ирландский полисмен в синей форме.

И тут началась сцена из оперы: Ирен, умненькая сельская девушка, против сурового представителя власти.

– Моя дорогая сестра! – воскликнула примадонна жалобным голосом, способным разбивать сердца и даже медные форменные пуговицы. – Я должна ее увидеть! Она жива?

– А как ваше имя? – спросил полицейский.

– Софи, – ответила Ирен.

Тот кивнул, словно она произнесла пароль, и отступил в сторону.

Не теряя времени, она проскользнула мимо него, увлекая меня за собой.

Дверь кабинета закрылась у нас за спиной.

Мы очутились в комнате, оклеенной афишами. На столе лежала кипа неразобранных бумаг; на стене висело большое зеркало. В центре мы увидели женщину в обгоревшей одежде, которая выглядела так, словно вырвалась из самого ада.

– Саламандра? – спросила Ирен.

– Вы назвались «Софи», – печально сказала Саламандра тоненьким осипшим голосом. – Я слышала через дверь.

– Простите меня. Мне нужен был пароль, как Али-Бабе, чтобы попасть в пещеру сорока разбойников.

Большие голубые глаза Саламандры остановились на мне.

– Я горела совсем не по сценарию, – пояснила она. – Я видела, как вы возились с персидским ковром. Я должна вас знать?

– Ты должна знать меня! – перебила ее Ирен, становясь между мною и огнеупорной женщиной, чтобы та рассмотрела ее лицо.

Брови Саламандры обгорели, вокруг голубых глаз были красные круги.

Ирен сделала глубокий вдох.

Саламандра пристально посмотрела на нее:

– Я вас не знаю.

– Она первая увидела, что огонь настоящий, – вмешалась я.

– Огонь всегда настоящий, – строго сказала Саламандра, но взгляд при этом оставался мягким. – Но что-то было не так с моей одеждой. Возможно, костюмеры ошиблись.

– А быть может, – возразила Ирен, – это происки человека, который убил твою сестру.

Саламандра удивленно взглянула на нее:

– Убил? Но полиция сказала, что она подавилась эктоплазмой, которая выходила у нее изо рта. По их мнению, это несчастный случай.

– Было удобно считать смерть Софи несчастным случаем. А твоя загоревшаяся одежда – тоже несчастный случай? Сегодня вечером?

– Такие недоразумения случаются: ведь на наших выступлениях используются воспламеняющиеся вещества.

Саламандра опустилась в кресло, повернутое спинкой к большому зеркалу. Мне было видно в зеркале, что все ее одеяние обгорело от шеи до бедер – так близко подошло пламя.

– Не было никаких несчастных случаев, – твердо заявила Ирен. – Ни с твоей сестрой, ни с тобой.

– Кто вы? – Саламандра смотрела сквозь ресницы, ставшие совсем короткими из-за огня.

– Я не знаю, – медленно выговорила моя подруга. Она наконец осознала, что когда-то была совсем другой, и впервые сказала об этом. – Но я знаю, что была… одной из вас, – закончила она с улыбкой.

Глава шестнадцатая

Несожженные мосты

Я холодна и горяча,Как саламандра, мэм.Придете ль проводить меняВ последний путь земной?

– Одна из нас? – Саламандра стряхнула пепел с волос. – Кажется, вы понимаете лучше многих глубину наших иллюзий, – сказала она мне. – Ах, мисс, у вас озадаченный вид. Может быть, создается впечатление, что я не скорблю. Конечно, у меня большое горе, но я пытаюсь жить дальше после смерти Софи. Как же я могла ожидать покушения на мою жизнь? А что касается смерти сестры… Кто знает, быть может, духи наконец высказали свои желания?

– Это убийство, – возразила Ирен решительным тоном. – Духи не имеют к этому никакого отношения.

Саламандра перевела взгляд на примадонну:

– Вы же настроены скептически – а говорите, что вы одна из нас. Мы живем двойной жизнью, отчасти веря собственным афишам. В нас есть что-то от цыган, не так ли? Фигляры и иллюзионисты, слишком верящие в собственную двойственность. А теперь мы должны поверить еще и в убийство. В то, что мы каким-то образом вдруг начали сеять смерть. Скажите мне, каким же это образом?

– Не знаю, – ответила Ирен.

– Вы видели, как я горела. Люди каждый вечер видят, как я горю, да еще и хорошо платят, чтобы снова поглазеть на следующий день. Вы заметили, что я гибну, и вмешались. Почему? Каким образом вам удается видеть наши иллюзии насквозь?

– Я одна из вас, – повторила Ирен, пожав плечами.

Саламандра пристально смотрела на нее, пытаясь докопаться до истины.

– А эта? – Она имела в виду меня.

– Мисс Хаксли совершенно точно не из фокусников, – усмехнулась Ирен. – Ее не провести. И она не позволит, чтобы обманывали меня.

Артистка смерила меня взглядом.

– Я сейчас была бы мертва, – признала она. – Своим спасением я обязана вам обеим. Скажите, что именно вы хотите узнать.

Какой это был удивительный разговор!

Через несколько минут Саламандра узнала в Ирен девочку, которая когда-то танцевала джигу. Вместе с ней она вспоминала Рину-балерину и Крошку Тима. Я была лишь зрительницей этого воссоединения товарищей по сцене, давно потерявших друг друга.

– Я наблюдала из кулис за твоими огненными иллюзиями, – говорила Ирен. – Но почему же Софи перестала выступать вместе с тобой? И как вас называли в афишах, когда вы вместе «зажигали» в буквальном смысле?

– О, мы были популярной парой. «Пылающие близнецы» – вот как мы себя называли. В те дни мы много путешествовали. А ты, маленькая Рина, была нашей куколкой. Мы ухаживали за тобой, тренировали тебя и радовались твоим успехам. Ты помнишь, как Софи учила тебя пить мышьяк?

Ирен попыталась вспомнить кошмарный эпизод, затем покачала головой:

– Это было так давно. Итак, кто мои родители?

Саламандра задумалась, поскольку не вспоминала об этом двадцать пять лет.

– Пожалуй… никто, малышка Рина. Дети, выступавшие на сцене, были любимцами всех взрослых артистов (правда, это спорный вопрос, бывают ли артисты взрослыми, и я предоставляю ответить на него грядущим поколениям). Всех артистов, кроме таких хамов, как Руфус Поуп. Вот уж сущее наказание! Уксус вместо крови. Но за исключением подобных выродков, тебя любили все. И Крошку Тима тоже.

– Я всегда танцевала джигу?

– О господи, нет! Ты играла на арфе…

– На арфе?!

– На крошечной золоченой арфе. А еще ты пела: «Мидии, моллюски, живые мидии!» – Саламандра издала трель, и Ирен поморщилась, как от зубной боли. Она всегда говорила, что вибрато – признак непоставленного голоса.

– Значит, я была ирландкой? – осторожно осведомилась примадонна.

Казалось, ребенок встряхивает кудрявой головкой, осведомляясь о своем происхождении. Но Саламандра этого даже не заметила.

– Боже мой, нет! Точнее, кто его знает? Такие песенки всегда пользовались успехом, особенно в исполнении ребенка.

Ирен сделала глубокий вдох.

– Но кто-то, конечно, за меня отвечал? Следил, куда я хожу? Какой-нибудь… опекун.

– Как странно! Знаешь, я никогда об этом не задумывалась. Мы, артисты, свободный народ. Мы все время меняем имена и адреса. И никогда особенно не думаем о практических вопросах. Моя дорогая, все, что я помню, – ты всегда находилась в театре, когда была нужна, и отсутствовала, когда не требовалась.

– Но мне ведь платили за мои антраша! Кто получал эти деньги?

Саламандра снова пожала плечами:

– Все мы, за исключением мистера Поупа, считали своим долгом и удовольствием присматривать за тобой на сцене и за кулисами. Ты всегда хорошо исполняла свои номера, да и вообще с тобой не было никаких хлопот. Прямо-таки золотой ребенок, и вела себя не по летам серьезно. Да, ты была просто прелесть!

Ирен готова была взорваться от раздражения. Неужели она проделала весь этот путь только для того, чтобы узнать, что была золотым ребенком?

Я вмешалась в разговор:

– Мадам Саламандра, разве не существует законов относительно использования маленьких детей в столь нереспектабельной сфере, как развлекательное шоу?

– Разумеется нет, мисс Хаксли! Дети могут работать там, где они требуются и куда их посылают родители. Надеюсь, в вашей стране с этим обстоит так же просто. Несомненно, найдутся разные ханжи, которые станут утверждать, что сцена – менее подходящее место работы, чем обувная фабрика. Но я отвечу, что работа у нас такая же легкая, как порой наши кошельки. Мы с удовольствием развлекаем публику после трудового дня и приносим радость. Нам не надо трудиться с рассвета до темноты, как на фабрике. Мы демонстрируем свое искусство каждый вечер, а в выходные – еще и на утренниках. И носим очень красивые наряды. Разве можно мечтать о лучшей жизни?