Донато Карризи - Девушка в тумане Страница 3

Тут у него за спиной появился голубоглазый парень лет тридцати, тоже в костюме, при галстуке и в пальто, только не в кашемировом. Его светлые волосы были разделены пробором.

– Здравствуйте, – сказал он, но его приветствие осталось без ответа. – Я агент Борги, – продолжал парень, – мне велели вас встретить.

Фогель не удостоил его вниманием, по-прежнему глядя в небо.

– Брифинг начнется через полчаса. Как вы и хотели, все в сборе.

Борги подался вперед и понял, что старший по званию рассматривает что-то над площадкой возле счетчика бензоколонки. Там виднелась камера слежения, направленная на шоссе.

Фогель наконец-то повернулся к парню:

– Это единственная дорога в долину?

Борги ответил почти сразу:

– Да, синьор Фогель. По-другому в долину ни въехать, ни выехать: шоссе пересекает ее из конца в конец.

– Прекрасно, – сказал Фогель. – Тогда отвезите меня на тот конец.

Спецагент быстрым шагом направился к темному автомобилю, на котором приехал Борги. Тот, секунду поколебавшись, пошел за ним.

Несколько минут спустя они уже въезжали на мост, который, изогнувшись над рекой, вел в долину. Молодой полицейский дожидался на обочине у машины, а Фогель, встав посреди шоссе, снова занялся изучением камеры слежения. На этот раз она была закреплена на шесте сбоку от дорожного полотна. Проезжающие мимо машины возмущенно гудели, но Фогель, не отвлекаясь, бесстрашно делал свое дело. Как бы то ни было, для Борги такой поворот событий был не только непонятен, но и представлял собой некоторый парадокс.

Вдоволь насмотревшись на камеру, спецагент вернулся к автомобилю.

– Давайте заедем к родителям девочки, – сказал он и, не дожидаясь ответа, залез в машину.

Борги посмотрел на часы и покорно сел за руль.

– С Анной Лу у нас не было проблем, – уверенно заявила Мария Кастнер, мать девочки.

От этой маленькой хрупкой женщины исходила недюжинная сила. Когда полицейские зашли в двухэтажный дом, где обитала семья девочки, Мария Кастнер сидела на диване рядом с мужем. Оба были еще в пижамах и в домашних халатах и держались за руки.

В доме стоял сладковатый запах готовящейся на кухне еды и дезодоранта для помещений, а Фогель этого запаха не выносил. Спецагент уселся в кресло, Борги устроился в сторонке на стуле.

От супружеской пары их отделял столик с двумя чашками кофе, к которым никто так и не притронулся, и они быстро остывали.

В комнате стояла украшенная елка, а под ней двое близнецов лет семи играли с только что распечатанными подарками.

Один пакет с красивым красным бантом остался лежать под елкой.

Женщина на миг перехватила взгляд Фогеля.

– Мы хотели, чтобы дети все-таки отпраздновали Рождество. К тому же это их немного отвлекло от создавшейся ситуации, – словно оправдываясь, произнесла она.

«Ситуация» заключалась в том, что их старшая дочь, шестнадцати лет, пропала уже почти два дня назад. Она вышла из дому около пяти вечера, чтобы не опоздать на встречу в церкви, что находилась в трехстах метрах от дома.

В церкви она так и не появилась.

Анна Лу прошла через жилой квартал с одинаковыми домами – небольшими виллами на одну семью, окруженными садиками, – где все друг друга знали.

Но никто ничего не видел и не слышал.

Тревогу подняли около семи вечера, когда она не вернулась домой. Мать несколько раз пыталась до нее дозвониться, но мобильник девочки оказался выключен. За эти два долгих часа с ней могло случиться все, что угодно. Ее искали весь вечер, но потом здравый смысл подсказал, что надо подождать до утра и продолжить поиски, когда рассветет. К тому же полиция не располагала ресурсами для тщательного осмотра территории.

Относительно причины исчезновения пока не было ни одной гипотезы.

Фогель молча разглядывал родителей девочки, у которых от ночей, проведенных без сна, запали глаза. Пройдет еще несколько недель, и бессонница и нервное истощение их быстро состарят, но сейчас для них все только начиналось.

– Наша девочка всегда была ответственным ребенком, с самого детства, – говорила мать. – Ну, как бы это сказать… Нам никогда не приходилось ею заниматься, она выросла сама по себе. Она помогает по дому, возится с братьями. Учителя в школе ею довольны. Недавно ей поручили в общине обучать детей катехизису.

Жилище Кастнеров выглядело очень скромно. Войдя, Фогель сразу заметил, что здесь много предметов, свидетельствующих о глубокой вере. По стенам развешены изображения святых и сцены из Библии и Евангелия, и повсюду – в картинах, в пластиковых и гипсовых статуэтках – царил Иисус, однако изображений Девы Марии тоже хватало. Словом, дом представлял собой настоящий католический калейдоскоп, а над телевизором висело распятие.

На стенах попадались и семейные фото, и со многих смотрела рыжеволосая девочка с веснушками. Анна Лу была точной копией отца.

На всех фотографиях она улыбалась. В день первого причастия, в горах с братьями, на катке с коньками через плечо, с гордостью подняв вверх медаль за победу в соревнованиях.

Фогель знал, что и эта комната, и эти стены, да и весь дом уже не будут прежними. Они наполнены воспоминаниями, которые очень быстро начнут причинять боль.

– Пока наша девочка не вернется домой, мы не станем разбирать елку, – сказала Мария Кастнер почти с гордостью. – Она будет зажжена, чтобы ее хорошо было видно из окна.

Фогель подумал об абсурдности этой затеи. Пройдут месяцы, а рождественская елка все будет указывать путь домой той, которая, быть может, никогда уже не вернется. Риск именно такого поворота событий был очень велик, вот только родители Анны Лу пока не отдавали себе в этом отчета. И праздничный свет елочных гирлянд станет знаком, напоминающим всем о том, какая драма разыгралась в этом доме. И родственники, и просто прохожие уже не смогут не обращать внимания на елку. Более того, со временем она начнет всех раздражать. Проходя мимо дома Кастнеров, все будут переходить на другую сторону, чтобы не видеть этого света. Елка только отдалит Кастнеров от соседей, и они станут еще более одинокими. Ибо, чтобы жить дальше и идти своей дорогой по жизни, надо платить пошлину: научиться отстраняться, стать безучастными, припомнилось Фогелю.

– Говорят, в шестнадцать лет случается, что дети бунтуют и совершают немыслимые поступки, и это считается нормальным, – снова заговорила Мария и покачала головой, – но все это не относится к моей девочке.

Фогель кивнул. Не имея тому никаких доказательств, он был с ней согласен. Он не просто проникся мыслями и чувствами матери, которая, прежде всего, хотела утвердиться в материнской роли и клялась в душевной чистоте и неподкупности своей дочери. Спецагент действительно был уверен, что она абсолютно права. Эту уверенность вселяло девичье личико, с улыбкой глядевшее на него со стен. Было в этом лице что-то по-детски простое и искреннее, и сама собой приходила мысль, что девочка явно исчезла не по своей воле. Скорее всего, к ней применили силу.

– Мы с ней были близки, она очень похожа на меня. Вот это она сделала специально для меня и подарила мне неделю тому назад.

Мария протянула полицейскому руку, на которой красовался браслет из разноцветных бусинок.

– В последнее время она очень этим увлеклась и дарила браслеты всем, кого любила.

Фогель отметил, что она рассказывает о мелких и, в сущности, бесполезных для следствия деталях и ни ее голос, ни взгляд не выдают ни малейшего волнения. И он понял, что за этим стоит. Женщина была убеждена, что им всем ниспослано испытание, чтобы они проявили крепость и цельность своей веры. В душе она принимала все случившееся, даже восставая против его несправедливости, в надежде на то, что кто-то там, наверху, пусть хоть сам Господь Бог, быстро найдет выход.

– Анна Лу мне доверяла, хотя мать вовсе не должна знать о ребенке абсолютно все. Вчера вечером, прибирая ее комнату, я нашла вот это…

Она на несколько мгновений оторвалась от руки мужа и протянула Фогелю дневник в яркой обложке, который держала рядом с собой.

Спецагент перегнулся через столик и взял дневник. С обложки смотрели два пушистых котенка. Он принялся его рассеянно перелистывать.

– Там нет ничего, что могло бы предвещать беду, – сказала Мария.

Фогель закрыл дневник и вытащил из кармана пальто ручку и записную книжку в черном переплете.

– Я полагаю, вы были в курсе того, где бывает ваша дочь?

– Разумеется, – ответила Мария Кастнер с ноткой негодования в голосе.

– А в последнее время у Анны Лу не появилось никаких новых знакомых, друзей или подруг?

– Нет.

– Вы абсолютно уверены?

– Уверена. Она бы мне рассказала.

Она только что допускала, что мать не должна всего знать о своих детях, а теперь будто бы кичилась уверенностью, что дочь ей полностью доверяет.

«Это типично для родителей пропавших детей, – вспомнил Фогель. – Они искренне хотят помочь и умеют отчасти взять на себя ответственность хотя бы за недостаточное внимание к собственным детям. Но когда их действительно что-то пугает, срабатывает защитный рефлекс, и они начинают отрицать очевидные вещи. Вот и Мария Кастнер уже начала обороняться».