Эрнест Хорнунг - Джентльмены-мошенники (сборник) Страница 3

Многое еще можно сказать о случившемся, но, по крайней мере, несомненно одно: тот сезон торжеств Лондон позабудет еще не скоро. Радостное событие, благодаря которому в столице на несколько недель собралась половина европейских владык, лица иностранных принцев стали нам роднее и привычнее собственной аристократии, цены на дома в фешенебельных кварталах взвинтились до небес и даже гостиницы переполнились до отказа, ежедневно обеспечивало лондонцев зрелищами, какие мало кто до той поры мог себе представить. Оно, несомненно, останется в памяти потомства как одно из наиболее примечательных событий в английской истории. Неудивительно, что богатства, стекшиеся в наш огромный мегаполис, привлекли мошенников со всех частей света.

Поистине ирония судьбы – представить английскому обществу одного из самых знаменитых авантюристов, каких только видела столица, выпало на долю человека, всегда гордившегося тем, что не водит сомнительных знакомств. Возможно, если для начала я расскажу, как хитро была подстроена наша встреча, склонные осудить меня помедлят, прежде чем вынести свой вердикт, и спросят себя, не угодили ли бы и они сами так же опрометчиво в столь искусную ловушку.

Это произошло в последний год моего пребывания на посту вице-короля. Во время визита к губернатору Бомбея я решил совершить поездку по северным провинциям, начав с Пешавара, а закончив в гостях у магараджи Малар-Кадира. Он достаточно известен, чтобы не нуждаться в подробных описаниях. Авторитет магараджи и успехи, которых достигла провинция за последние десять лет его просвещенного правления, прекрасно известны каждому, кто изучает историю великолепной Индийской империи.

Магараджа славится своим гостеприимством, и мое у него пребывание стало приятным завершением монотонной во всех прочих отношениях поездки. Он предоставил дворец, слуг и конюшни в мое полное распоряжение. Я проводил время как заблагорассудится; при желании мог вести жизнь отшельника. Но достаточно было отдать приказ – и пятьсот человек бросились бы исполнять мою прихоть. Тем более жаль, что за столь приятное времяпрепровождение я невольно отплатил бедствиями, которые и берусь описать ниже.

На третье утро моего визита я проснулся рано. Посмотрев на часы, я убедился, что до рассвета еще час, и, не испытывая больше желания спать, задумался, как бы провести время, пока слуги готовят мою чоту-хазри, а иными словами, ранний завтрак. Подойдя к окну, я увидел, что утро стояло прекрасное – звезды еще светили, хотя и потускнели на востоке, предвещая рассвет. Трудно было даже представить, что через два-три часа земля, которая теперь выглядела такой прохладной и благодатной, будет лежать в горячем мареве под пылающими лучами индийского солнца.

Несколько минут я стоял, любуясь открывшейся мне картиной, пока не ощутил непреодолимое желание вскочить в седло и отправиться на долгую прогулку, покуда солнце не покажется над джунглями. Искушение оказалось настолько сильным, что, не в силах противиться, я пересек комнату и разбудил слугу, который спал за дверью, в передней. Я велел ему найти грума, чтобы тот взнуздал коня, не перебудив весь дворец, вернулся в комнату и приступил к утреннему туалету. Затем, спустившись по отдельной лестнице в огромный двор, я вскочил на ожидавшую меня лошадь и отправился в путь.

Оставив город за спиной, я поскакал через новый мост, выстроенный по приказу магараджи, после чего направился через равнину к джунглям, которые зеленой стеной высились на другой стороне реки. Подо мной был вейлер исключительных австралийских кровей, и всякий, кто знает конюшни магараджи, поймет, о чем тут речь; ну а лучшего настроения для прогулки не приходилось и желать. Но прохладе предстояло скоро закончиться, и, когда я миновал вторую деревню, звезды растворились в блеклом, сероватом рассвете. Легкий ветерок шевелил пальмы и шелестел высокой травой, но его свежесть была обманчива; я знал, что солнце поднимется, не успею я и глазом моргнуть, и тогда ничто не укроет от обжигающей жары.

Прошло уже около часа, когда стало ясно, что пора повернуть назад, если я намерен поспеть во дворец к завтраку. Позади вилась дорога, по которой я приехал; повсюду разбегались тропки, ведшие бог весть куда. Не желая возвращаться прежним путем, я подстегнул коня и поскакал на восток, не сомневаясь, что мне удастся достигнуть города без особых сложностей, даже если придется сделать небольшой крюк.

Еще три мили спустя жара стала удушающей; я тем временем очутился в таких густых джунглях, каких еще не видывал. Не будь я убежден в обратном, подумал бы, что отсюда до ближайшего человеческого жилья сотни миль. Вообразите же мое изумление, когда тропа в очередной раз повернула, джунгли расступились, и я оказался на вершине огромного утеса. Подо мной расстилалось голубое озеро. Посредине озера был остров, на котором стоял дом. Издалека он казался выстроенным из белого мрамора – впоследствии выяснилось, что я не ошибся. Так или иначе, трудно даже вообразить что-либо прекраснее того белого здания в окружении синих вод на фоне укрытых джунглями холмов. Мне оставалось лишь дивиться. Я повидал в Индии немало красот, но, скажу честно, этот пейзаж превосходил их все. Однако, как мне, заблудившемуся, это поможет? Этого я не знал.

Десять минут спустя я обнаружил проводника.

Десять минут спустя я обнаружил проводника, а заодно и тропу вниз на берег, где, как меня заверили, можно было найти лодку и гребца, чтобы переплыть на остров. Я велел индийцу показывать дорогу, и после нескольких минут осторожного спуска мы с лошадью достигли кромки воды. Там мы быстро сыскали лодочника, и, поручив коня заботам проводника, я поплыл к таинственному зданию. Лодка причалила у ступеней, ведущих на широкую каменную эспланаду, которая, насколько я видел, окружала дом. Среди купы деревьев возвышался дворец – причудливый образчик восточной архитектуры, увенчанный многочисленными башенками. Не считая растительности и синего неба, все вокруг было ослепительно-белым и на фоне темной зелени пальм производило удивительное впечатление.

Подгоняемый крайним любопытством, я выскочил из лодки и поднялся по ступеням, точь-в-точь счастливый принц, знакомый нам еще по детским сказкам. Должно быть, он чувствовал себя точно так же, когда обнаружил зачарованный замок в лесу. Я достиг верха лестницы, и – к моему невероятному удивлению – в воротах с поклоном показался слуга-англичанин.

– Завтрак подан, – сказал он, – и хозяин ожидает вашу светлость.

Хоть я и подумал, что лакей, должно быть, ошибся, но ничего не сказал и пошел вслед за ним по эспланаде, в красивую арку, на вершине которой прихорашивался павлин. Один за другим мы миновали дворики, вымощенные все тем же белым мрамором, затем вошли в сад, где фонтан журчал в тон шелестящим фикусам и гранатовым деревьям. Наконец я ступил на веранду главного здания.

Его превосходительство вице-король!

Отодвинув занавеску, которая висела в украшенном изящной резьбой дверном проеме, слуга пригласил меня войти и немедленно объявил:

– Его превосходительство вице-король!

Разница между ослепительной белизной мрамора и прохладной комнатой почти европейского вида, в которой я вдруг оказался, так меня ошеломила, что я даже смутился и едва успел вернуть себе присутствие духа, когда передо мной появился хозяин дома. Еще один сюрприз! Я ожидал увидеть местного жителя, а он оказался англичанином.

– Я в неоплатном долгу перед вашим превосходительством за то, что вы почтили меня своим визитом, – произнес он, протягивая руку. – Жалею лишь, что не успел получше приготовиться.

– Не говорите так, – попросил я. – Это мне следует извиняться. Боюсь, я вторгся к вам незваным. По правде говоря, я заблудился и оказался здесь случайно. По глупости я отправился на дальнюю прогулку без проводника, так что в случившемся мне следует винить лишь самого себя.

– В таком случае я должен поблагодарить судьбу за благосклонность, – отозвался хозяин. – Но что же я держу вас в дверях. Вы наверняка устали и проголодались после долгого пути, а завтрак, как видите, уже на столе. Давайте закроем глаза на условности и приступим к еде без дальнейших вступлений.

Получив мое согласие, он позвонил в маленький гонг рядом, и слуги под предводительством лакея, встретившего меня на берегу, тут же явились на зов. Мы уселись за стол и немедленно приступили к завтраку. За едой я получил прекрасную возможность изучить хозяина дома, который сел напротив: свет, пробивавшийся сквозь джильмил[3], падал на его лицо. Хотя в памяти моей жива эта сцена, я сомневаюсь, что смогу дать удовлетворительное описание человека, чей облик с тех пор сделался для меня ночным кошмаром. Ростом он был не больше пяти футов двух дюймов. Широкие плечи говорили бы о недюжинной силе, если бы не уродство, которое совершенно портило общее впечатление. Бедняга страдал от сильнейшего искривления позвоночника, и огромный горб между плечами придавал ему самый отталкивающий вид. Но с наиболее серьезными затруднениями я сталкиваюсь, когда пытаюсь описать лицо. Даже и не знаю, как выразиться понятнее. Начнем с того, что вряд ли я погрешу против истины, если скажу, что у него была едва ли не самая красивая наружность из всех моих знакомых. Безупречные черты лица напоминали статую греческого бога Гермеса – если хорошенько подумать, вряд ли стоит удивляться такому сходству. Широкий лоб был увенчан шапкой темных, почти черных, волос, большие глаза смотрели мечтательно, тонкие брови казались нарисованными, нос – самая заметная черта лица – наводил на мысль о великом Наполеоне. Рот был маленький, но решительный, уши крошечные, как у истинной английской красавицы, посаженные ближе к голове, чем обычно бывает. Но больше всего меня поразил подбородок. Не оставалось никаких сомнений, что его обладатель привык повелевать. Подбородок принадлежал человеку с железной волей, которого не отвратят с пути никакие препятствия. Далее – изящные небольшие руки, пальцы тонкие, как у художника или музыканта. В целом он производил необыкновенное впечатление, и, один раз увидев, его непросто было забыть.