Кэрол Дуглас - Красный замок Страница 31

Ее голос звучал волнующе мелодраматично, как в нескончаемой сцене смерти Сары Бернар на сцене. Рассуждения в духе Брэма Стокера: если актерский состав больше сотни человек, а постановка стоит тысячи – это театр, даже если все происходит на самом деле. Особенно если все происходит на самом деле.

– Так поступают бандиты, – у меня перехватило дыхание, когда я плюхнулась на сиденье, чтобы вытащить дневник и начать строчить карандашом заметки, – на американском Западе. Они догоняют и останавливают поезд, а потом грабят пассажиров.

– Бандиты орудуют во всем мире. – Ирен полезла в боковой кармашек платья-сюрприза, где лежал маленький черный пистолет, которого у прежней владелицы платья, трусихи Нелл, и быть не могло. – Мы же едем в горную страну, где цивилизация ослабляет свою хватку и верх берут традиции.

– Эти люди действительно собираются остановить поезд и ограбить нас?

Ирен покачала головой:

– Я так не думаю. Это представление. Они просто отвлекают нас.

– Отвлекают от чего?

– Смотри и увидишь, – сказала она с вызывающей раздражение улыбкой.

Не то чтобы меня разозлила именно улыбка – скорее, сам факт, что примадонна улыбается в такую непростую минуту. Но я понимала: несмотря на извлеченный из кармана пистолет, Ирен не боится, как не испугалась бы даже самого Билли Кида[42], появись он сейчас в нашем вагоне.

Тогда и мне страшиться нечего!

Состав не только не затормозил, но сделал рывок и пустил из трубы мощную струю пара, как норовистый скакун.

Вскоре в коридоре послышался стук каблуков. Он затих прямо у нашей двери.

Через матовое стекло на нас уставилось чье-то свирепое усатое лицо.

Внезапно дверь широко распахнулась, и в наше купе ворвался человек в причудливых сапогах на высоком каблуке и в военной форме, расшитой золотом.

Он резко подскочил к окну и уперся в него длинным стволом позолоченного в тон униформе пистолета.

Мадьяры между тем продолжали нестись галопом рядом с поездом; их усы длиной в фут развевались на ветру подобно вороным хвостам коней. Но вот всадники взмахнули пышными, как у английской кавалерии XVII века, рукавами и, потрясая разукрашенными ружьями, повернули обратно по дуге в том же направлении, откуда примчались. Я следила за удаляющимися черными гривами их лошадей, которые наконец растаяли вдали, как грозовые тучи на горизонте.

– Какие великолепные создания! – воскликнула я.

– Лошади или люди? – спросила мимоходом Ирен, поворачиваясь к нашему гостю – или захватчику? Честно говоря, я так и не успела сообразить. – Ну вот и встретились, Бассанио[43].

– Тут далеко не Риальто[44], – отозвался дикарь и уселся без приглашения, сняв шапку из медвежьего меха.

Я с любопытством рассматривала его подковообразные черные усы и густые брови, смуглое, разгоряченное лицо. Вероятно, он дальний потомок Чингисхана или…

– Спасибо за телеграфное предупреждение, Квентин, – сказала Ирен. – Келли видели в Нойкирхене. Мы на правильном пути.

Гость кивнул, все еще пытаясь отдышаться.

– Вы не забыли свою лошадь? – поинтересовалась я.

– Я ее одолжил. – Он метнул в меня резкий взгляд, словно выдернул чеку из гранаты.

Я покраснела. Лошади служили всего лишь реквизитом, не более. Как, вероятно, и я.

Квентин снова посмотрел на меня, заметил мой румянец и спешно поклонился:

– Простите, видимо, мое неожиданное появление вас напугало, мисс Пинк.

– Не больше Потрошителя, – буркнула я вполне в духе Нелл.

На миг в его глазах зажглась искорка радостного узнавания и тут же померкла – видимо, он вспомнил, что перед ним всего лишь я.

Признаться, я и сама удивилась. У меня возникло чувство, будто Нелл каким-то неведомым образом сопровождает нас. Против своей воли я даже переняла ее манеру разговора. А вдруг наш вынужденный маскарад и в самом деле так на нас подействовал, причем сразу на всех?

Судя по повисшему внезапно молчанию бравого Квентина Стенхоупа, по-видимому, так и было.

– Что ты узнал? – спросила Ирен.

– Цыгане, конечно же, едут на восток.

– Больше ничего не удалось выяснить?

Стенхоуп откинулся на плюшевую обивку сиденья; шпоры на его блестящих кожаных сапогах звякнули.

– Я нашел лошадь с деформированной подковой.

– Ты уверен?

– Описание американского индейца было в самую точку: отметина, похожая на облачко в виде кобыльего хвоста. А на мой взгляд, очень напоминает тильду[45].

– И? – Ирен едва дышала от нетерпения.

– Табор двигается к востоку в сопровождении обычной в таких случаях группы собак и детей, идущих рядом.

– И?

– Больше ничего. Никаких пассажиров, только цыгане. Ни английского драпировщика в бегах, ни дьяволопоклонников в капюшонах. Только цыгане: скрытные, чумазые и гордые.

– Тогда наши поиски целиком перемещаются в поезда.

– Не обязательно.

Мы с Ирен уставились на Квентина Стенхоупа с неподдельным интересом.

– На железнодорожных станциях как позади, так и впереди вас никого примечательного не видели, – пояснил он. – Также нет следов похищенной женщины, безумного мебельщика или компании крестьян-иностранцев.

– Единственная ниточка, – горько подвела итог Ирен, – это мертвая девушка в Нойкирхене.

Квентин кивнул:

– Хуже всего, что похитители действительно не оставляют никаких следов. Значит, они весьма преуспели в искусстве быть невидимыми, когда им захочется.

Примадонна упала на сиденье:

– Но ты же не сомневаешься, что они существуют?

– Нет. И по моим сведениям, в Праге тоже творятся темные дела. Все о них молчат, но объяты неописуемым ужасом. Ужасом до того всеобъемлющим, что и не рассказать. Конечно, агенты Ротшильда будут более расположены к беседе, но их я оставил для вас – не хочу совершить грубую ошибку в деле, в котором понимаю лишь половину.

Ирен кивнула и заметила пистолет, который все еще держала в руке. Пожав плечами, она убрала оружие в карман и произнесла:

– Когда я была в Праге в последний раз, она показалась мне очень опасной.

– Думаю, город не обманет твоих ожиданий, – ответил Квентин с легким поклоном.

– Но ведь теперь ты с нами.

Стенхоуп посмотрел на меня, будто огорчившись, что это «с нами» включает также и меня.

– Я сделаю все, что в моих силах, – глухо проговорил он, не глядя на Ирен, – чтобы снова увидеть Нелл рядом с тобой, как и прежде.

Я с трудом подавила дрожь. Благодаря варварскому образу лихого бандита с Дикого Востока, легко верилось, что Квентин действительно готов на все, чтобы настичь захватчика Нелл.

Интересно, а Годфри Нортон хоть отчасти похож на столь отчаянного авантюриста? От слишком культурных англичан меня мутит, но некультурные уж очень смахивают на диких зверей.

Глава шестнадцатая

Нелл распоясывается

Как утверждает леди Рассел, англичане считают слишком свободный наряд признаком распущенного нрава. С этой точки зрения я совершенно развратна.

– Боюсь, ты пока не совсем оправилась, Нелл, – с глубоким сожалением сказал мне Годфри, – но ввиду настоятельной необходимости тебе волей неволей придется присоединиться ко мне.

Я моргнула, еще не достаточно придя в себя, чтобы уразуметь витиеватый слог, который имеют обыкновение употреблять адвокаты в простейших своих размышлениях: каждое предложение словно начертано свежезаточенным пером.

Кроме того, по мере возвращения чувств, мне стали досаждать всячески неприятности. И первой из них был яркий свет, горевший за спиной Годфри, из-за чего я видела лишь его силуэт. Лучи обжигали мои бедные глаза, которые за бог знает сколь долгое пребывание в заточении привыкли к темноте.

– Ирен, – пробормотала я.

– Она ведь в безопасности? – забеспокоился Годфри.

– Не знаю! – Собственный голос напоминал мне старушечье хрипение. – В последний раз я ее видела мельком в свете дьявольского пламени в пещере, где вокруг нас танцевали голые окровавленные безумцы.

– Боже милостивый, Нелл, где же вы с ней были?

– На Всемирной выставке в Париже.

– Всемирная выставка? Ты, видимо, бредишь. Выставка – это там, где всякие новинки и развлечения. Наверное, лучше спросить, не где, а когда ты в последний раз видела Ирен.

– С чего это ты решил… – Так, надо подумать. Надо что-нибудь ответить прямо сейчас. – На дне рождения Жанны д’Арк, конечно.

– На дне рождения Жанны д’Арк?! С каких это пор вы отмечаете день рождения Жанны д’Арк?

– Бедный Годфри! Похоже, ты изрядно поглупел за время нашей разлуки, раз уж повторяешь за мной все слова, прямо как наш надоедливый попугай Казанова. Я говорю про день… перерождения Жанны д’Арк, когда принято чествовать ее память. Такой праздник французских папистов, совершенно чуждый нам, англиканцам: тринадцатое мая.