Энн Перри - Покойник с площади Бедфорд Страница 33

Уайт прикрыл глаза, и на какой-то момент его гостье показалось, что он сейчас потеряет сознание.

– Зачем вы все это мне рассказываете, Веспасия? – спросил он шепотом. – Что конкретно вы хотите узнать?

– Только то, что я вам рассказала, – ответила женщина. – А еще я боюсь, что мой друг может быть не единственной жертвой. Данрайт… Я боюсь, что этот заговор может быть гораздо шире, чем попытка шантажа одного или даже двух человек. Мы ведь с вами понимаем, что человек не может сохранить безупречную репутацию, которую он заслужил по праву – если он, пусть даже под давлением обстоятельств, совершит какой-нибудь бесчестный поступок, может быть, даже более бесчестный, чем тот, в котором его обвиняют.

Неожиданно судья взглянул ей прямо в глаза. Его взгляд был полон гнева и отчаяния.

– Я не знаю, что вам известно, даже если вы действительно приехали ко мне по поводу вашего друга, и я не знаю, что вы о нем придумали, а что в вашем рассказе правда. – Теперь его голос был напряженным, почти грубым. – Но я могу вам признаться, что меня тоже шантажируют. Шантажируют поступком, которого я никогда не совершал. Однако я не буду рисковать и ждать, когда это обвинение выплывет наружу… когда о нем кто-то расскажет вслух! Я дам шантажисту все, чего бы он ни потребовал, и заставлю его замолчать. – Данрайта била крупная дрожь; он по-прежнему выглядел так плохо, что казалось, вот-вот упадет в обморок.

– Мой друг так же реален, как и вы, – для Веспасии было важно, чтобы судья не заподозрил ее во лжи, по какой бы причине она, по его мнению, ни произносилась. – Я не знала, что вы тоже жертва, но ваше состояние не давало мне покоя. Мне действительно очень жаль. Это самое низкое из преступлений, которое можно придумать! – Пожилая леди говорила все более эмоционально. – Мы просто обязаны бороться с этим негодяем. И делать это мы должны все вместе. Мой друг был обвинен в трусости на поле боя… грех, который является для него анафемой, пятном на его репутации, с которым он не сможет жить.

– Я очень сожалею. Но позволить тому, в чем меня обвиняют, стать достоянием общества, я не могу. Маргерит этого не переживет. Для нее это будет непереносимо. – Данрайту приходилось выдавливать из себя эти слова. Однако его собеседница видела, что он свято в них верит. Это было написано на его лице, в его глазах и в том, как он сидел, ссутулив плечи. – И я не позволю… чего бы он от меня ни потребовал. И не надо со мною спорить, Веспасия. Я весь мир переверну, чтобы не дать ее травмировать. Иначе она будет совершенно раздавлена.

Времени на тактические маневры не оставалось: Шарлотта и Маргерит могли вернуться в любую минуту. Миссис Питт и так удалось задержать хозяйку дома в саду на невероятно долгое время.

– В чем вас обвиняют? – напрямую спросила леди Камминг-Гульд.

– В том, что я являюсь отцом сына одного из моих ближайших друзей. Сам этот друг совсем недавно умер; он даже не может сказать, что подобное никогда не приходило ему в голову. – Теперь даже губы судьи побелели, и ему опять приходилось выдавливать из себя слова; дышал он тоже с трудом. – Да и действительно, он никогда об этом не думал. Это был его сын, и он был в этом абсолютно уверен. Но даже шепоток об этом разрушит репутацию его жены – и мою тоже, тем более что с нею мы тоже были друзьями… Это может поставить под сомнение законность наследования его сыном титула и значительного состояния.

Голос Данрайта задрожал, а лицо сморщилось.

– Если кто-то просто подумает, что я мог вести себя таким образом, то это убьет Маргерит, – продолжил он, чуть не плача. – Она такая… уязвимая. Вы это знаете. Она никогда не была сильной, а за последнее время столько перенесла… Я просто этого не допущу!

– Но ведь вы же не сделали ничего плохого, – заметила Веспасия. – Вам нечего стыдиться – ни Маргерит, ни вам самому.

Рот мужчины искривился. Солнечные лучи, падавшие на него через окна, только подчеркивали его состояние.

– И что, вы думаете, что люди в это поверят?.. Все как один? Нет, будут косые взгляды, шепот за спиной… – Он саркастически рассмеялся. – Сразу же найдется какой-нибудь доброжелатель, который расскажет Маргерит, что говорят в обществе. И сделает это из самых лучших побуждений – чтобы предупредить… А может быть, и по злобе.

– Итак, вы собираетесь удовлетворить требования шантажиста, – подвела итог пожилая леди. – Первый раз, второй… может быть, даже третий? К тому времени вы действительно совершите что-то, чего надо будет стыдиться, и вот тогда он возьмет вас за горло. – Она слегка подалась вперед. – До чего же вы готовы дойти? Ведь вы судья, Данрайт. Закон должен быть для вас превыше всего на свете!

– Превыше всего на свете для меня Маргерит, – голос Уайта звучал жестко, а пальцы его рук были крепко переплетены между собой. – Я люблю ее почти всю свою жизнь и сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.

На это Веспасия ничего не сказала. Ей не надо было повторять то, что она уже говорила: что, если он запятнает свою честь и подорвет веру жены в себя, это тоже ее раздавит. Это и так было написано в глазах леди Камминг-Гульд. Однако ее друг не хотел разом покончить с источником угроз, а предпочитал решать проблемы одну за другой, делая то, что от него требовали, и надеясь, что либо завтра это прекратится, либо кто-то другой покончит с шантажистом.

Большие стеклянные двери открылись, и в дом вернулись Шарлотта и Маргерит, принеся с собой ароматы летнего сада и шуршание юбок. Щеки миссис Уайт порозовели, и она выглядела абсолютно счастливой.

Данрайт сделал над собой усилие, чтобы скрыть боль и страх, написанные на его лице. Его выражение полностью изменилось. Судья выпрямился и улыбнулся вошедшим, тепло приветствуя не только жену, но и ее спутницу.

– Ваш сад совершенно очарователен, – сказала миссис Питт с искренним восхищением. – Не могла даже представить себе, каких великолепных результатов можно достичь, если приложить чуточку таланта и умения! Честное слово, я по-хорошему вам завидую.

– Я очень рад, что вам понравилось, – ответил хозяин дома. – Маргерит у меня умница, правда?

Его супруга светилась от счастья.

Подали чай, так как было уже почти четыре часа. Веспасия и Шарлотта провели в гостях еще полчаса за ничего не значащей беседой, а затем откланялись.

По пути на Кеппель-стрит леди Камминг-Гульд рассказала своей спутнице о том, что ей удалось узнать.

– Боюсь, что ситуация гораздо хуже, чем мы предполагали вначале, – серьезно сказала она. – Простите, что вмешиваюсь, милочка, но мне кажется, вы больше не можете скрывать от вашего мужа, что Брэндон Балантайн тоже в этом замешан. Томас должен обо всем узнать. Понимаю, что вам будет не просто рассказать ему о том, как вы это узнали, но у вас нет другого выхода.

– Вы что, действительно полагаете, что это заговор, тетушка Веспасия? – Шарлотта, не отрываясь, смотрела на старую леди.

– Да… я так думаю. Корнуоллис, Балантайн… А теперь еще и Данрайт Уайт.

– Наверное, вы правы… Если бы только этот негодяй просто потребовал деньги!

– Даже если будет так, его все равно необходимо остановить, в любом случае, – подчеркнула пожилая дама. – Деньги – это только начало.

– Думаю, что согласна с вами, – кивнула миссис Питт.

Как и предсказывала Веспасия, это был не простой разговор, но Шарлотта начала его сразу же, как только Томас вернулся домой. Почему-то в тот вечер он пришел сравнительно рано и в носках прошел на кухню, где его жена убирала чистую посуду.

Решив все рассказать мужу, миссис Питт немедленно приступила к делу, так как знала, что не успокоится, пока не выговорится. Она несколько раз репетировала этот разговор – но, сказать по правде, была не очень довольна результатом.

– Томас, мне надо сказать тебе кое-что о происшествии на Бедфорд-сквер. Не знаю, важно это или нет… надеюсь, что нет, но я считаю, что ты должен это знать, – выпалила женщина одним духом.

Такое начало было на нее не похоже, и суперинтендант сразу обратил на это внимание. Он отвернулся от раковины, в которой мыл руки, и с удивлением посмотрел на жену.

Шарлотта стояла посреди кухни, держа в руках с десяток тарелок. Ей пришлось глубоко вздохнуть, а затем она заговорила, не ожидая его разрешения и не позволяя ему себя остановить:

– Сегодня я была у тетушки Веспасии. Одного из ее друзей, судью Данрайта Уайта, шантажируют так же, как и мистера Корнуоллиса.

– Откуда ты знаешь? Он что, рассказал об этом Веспасии? – Томас напрягся, в голосе его звучало недоверие.

– Ну, все это было не так просто, – ответила миссис Питт, поставив тарелки на стол и протягивая ему чистое полотенце. – Но они старые друзья. Я отвлекала его жену в саду – она совершенно потрясающий садовник, я тебе обязательно расскажу… Позже! – быстро прервала она себя. – Веспасия переговорила с мистером Уайтом с глазу на глаз, и тот рассказал ей о своей ситуации. Он совершенно вне себя от страха и беспокойства. Его обвиняют в том, что он – отец старшего сына и наследника одного из своих ближайших друзей. Этот друг уже умер и не может отрицать это, а шантажист утверждает, что друг собирался судиться с мистером Уайтом…