Рекс Стаут - Только через мой труп Страница 33

– Но вы наверняка знаете что-то такое, чего не знаю я. Возьмем, к примеру, вашу клиентку. Почему эта девушка стала вашей клиенткой? Разве она способна заплатить сумасшедший гонорар, к которому вы привыкли? Ясное дело, нет. Тогда кто вам заплатит? Это-то вы знаете? Естественно, да. Вы беретесь за дело только тогда, когда это вам выгодно. Даром у вас и песка в пустыне не допросишься. Почему, кстати, Даркин торчал там в такси? Гудвин сам признаёт, что позвал его в квартиру, а потом отослал сюда в машине. В вашей машине. Держу пари, что Даркин прихватил с собой и Лофхен.

– Вздор. Фред приехал сюда один и по дороге никуда не заезжал.

– Это вы говорите.

– Можете спросить Фрица, который открыл дверь.

– Чушь собачья! Какой смысл расспрашивать людей, которые работают на вас? Ничего, мы найдем Лофхен. Да и Зорка никуда от нас не денется, будьте уверены.

– Так вы еще не напали на их след?

– Нет еще. Но нападем. За Лофхен следил наш человек, но он пока не докладывал, так что нам неизвестно, где она. И еще: Зорка была здесь у вас…

– Она была пьяна.

– Но не настолько, чтобы не суметь смыться по пожарной лестнице. Если верить вам. – Кремер ткнул в направлении Вульфа сигарой. – Вы отдаете себе отчет, что на сей раз мне ничего не стоит пришить вам обвинение в укрывательстве улик?

– Сомневаюсь. Впрочем, можете попытаться.

– Я бы попытался, но не могу. И причина весьма серьезная. И комиссар, и окружной прокурор всячески пытаются замять эту историю.

Брови Вульфа взметнулись вверх.

– В самом деле?

– Да. Я говорил, что все это дело покрыто мраком. Терпеть не могу такую мерзость. Я полицейский. Мне платят за то, чтобы, посмотрев на труп, я решил, убийство это или нет, и если да – отыскал преступника и доказал его вину. Вот за что мне платят. В девяноста девяти случаях из ста руководство мне помогает, но время от времени политики или иные влиятельные особы вмешиваются и пытаются связать мне руки. Я не люблю и не потерплю, чтобы мне вставляли палки в колеса. – Кремер всунул сигару в рот и опустил тяжелые кулаки на подлокотники кресла. – Никогда не потерплю.

– И вам пытаются помешать именно сейчас?

– Да. Британский консул позвонил комиссару, чтобы выразить озабоченность по поводу убийства британского подданного и так далее. Вчера в одиннадцать вечера они с комиссаром встречались, а сразу после встречи консул связался с Лондоном. Утром я спросил комиссара, в чем дело, но тот ответил, что консул ничем нам помочь не в состоянии, однако надеется на то, что правосудие восторжествует. Хотя шансов на это не больше, чем на знойную зиму. Затем, немного позже, во время разговора с окружным прокурором я предложил, чтобы он связался с британским посольством в Вашингтоне, но прокурор напрочь отказался, заявив, что, по его глубокому убеждению, расследование в этом направлении никуда не приведет. Довел меня до того, что я сам едва не позвонил в Вашингтон!

– А почему, кстати говоря, нет?

– Потому что я слишком стар, чтобы искать другую работу. Зато буквально через пять минут после прибытия на Тридцать восьмую улицу я позвонил генеральному консулу Германии и спросил его прямо в лоб про Фабера. И представляете, у консула хватило наглости заявить мне, что он понятия не имеет, чем занимался в Нью-Йорке Фабер! Хотя еще накануне, когда речь шла об убийстве Ладлоу, ручался за Фабера головой! Тогда я позвонил в Вашингтон, в посольство Германии, но там мне тоже дали от ворот поворот. Какого черта эти страны засылают к нам типов, о деятельности которых и упомянуть-то стыдно? Даже после их смерти.

Вульф потряс головой. Кремер некоторое время молча пялился на него, потом вдруг произнес:

– Я отправил телеграмму в Югославию, в Загреб.

– Вот как? – безмятежно поинтересовался Вульф.

– Да. Это город, откуда приехали те две девицы. Так, во всяком случае, значится в их паспортах. По словам этой парочки, в Америку они отправились, потому что это страна неограниченных возможностей. Им задали вопрос: почему они тогда прибыли не как беженцы, а по гостевым визам? Они ответили, что хотели сначала удостовериться, такова ли на самом деле Америка, как ее описывают.

– Осторожничают, – буркнул Вульф. – В телеграмме вы, конечно, запрашиваете, не уличены ли они в какой-нибудь подрывной деятельности против Британской империи. Сомневаюсь, чтобы вам удалось чего-нибудь добиться. Если они работают на югославское правительство, вам ничего не ответят. Если на какое-то другое… Загреб – столица Хорватии, а тамошние власти вряд ли захотят вам помочь. Могу я спросить, почему вы так заинтересовались девушками?

– Не ими одними. Я навожу справки обо всех. Но чему вы удивляетесь? Ведь одна из них исчезла. Да и Фабера как-никак закололи в их квартире. Тормик по-прежнему ваша клиентка?

– Да.

– Если она ни в чем не виновата, вы зря запрещаете ей давать показания.

– Я так не считаю.

– А я считаю. – Кремер отбросил сигару и откинулся на спинку кресла. – Откровенно говоря, я ее вовсе не подозреваю. Главным образом по двум причинам. Во-первых, она ваша клиентка. Это само по себе немало. Во-вторых, убийство Фабера разрушает ее алиби в убийстве Ладлоу. Не настолько же она глупа. В четверть десятого утра ее выпустили из управления, но приставили к ней «хвоста». Она села в такси. На Кэнал-стрит внезапно выскочила и скрылась в подземке. Мой сыщик подрастерялся и в толчее не поспел за ней, а тут как раз и поезд подошел. Вопрос в том, что она делала до десяти минут двенадцатого, когда пришла к вам?

– А что она говорит?

– По ее словам, она назвала таксисту ваш адрес, но по дороге сообразила, что вполне успеет добраться на метро до Милтана, чтобы поговорить с мисс Лофхен. В метро же она поняла, что время поджимает, вылезла на станции «Гранд-Сентрал», позвонила оттуда мисс Лофхен, села в другое такси и поехала к вам.

– Она позвонила мисс Лофхен? К Милтану?

– Да. Мы проверили. Милтан сам снял трубку, узнал голос мисс Тормик и позвал мисс Лофхен. Примерно без четверти одиннадцать.

– А о чем, по ее словам, мисс Тормик говорила с мисс Лофхен?

– Она заявила, что это не мое дело.

Вульф вздохнул:

– Попробуйте это опровергнуть.

– Да, я и сам понимаю. Поэтому и говорю, что вовсе не подозреваю ее в убийстве.

– А кого подозреваете? Мисс Лофхен?

– Откуда мне знать, черт возьми? – Кремер выпрямился и снова сжал кулаки. – Разве я не признался, что ни черта в этом деле не понимаю? Ни уха ни рыла. Я даже не представляю, кто мог находиться в квартире девушек с десяти утра, когда Фабер ушел от вас, до того времени, когда Гудвин с мисс Тормик нашли его там зарезанным. У нас нет ни одного свидетеля. Мы продолжаем расспрашивать жильцов этого и окрестных домов, но пока тщетно. Сами знаете, как это тяжело. – Он стукнул кулаком по подлокотнику. – А если мы и найдем свидетеля, что это даст? Пусть бы даже я сам стоял на тротуаре и видел, как она вошла в дом вместе с Фабером, а потом вышла без него. Что из этого? Если встанет вопрос, она ли убила Фабера или Ладлоу, что я отвечу? А? Когда дело выносится на суд присяжных, принято представлять не только доказательства, уличающие преступника, но и причину убийства. Побудительный мотив. Так уж заведено. Сейчас же я нахожусь в таком положении, что с равным успехом могу обвинить в содеянном Гудвина, заявив, что он зарезал Фабера складным ножом.

– Я не ношу складного ножа, – возразил я. – Только перочинный ножичек.

– Не слишком ли вы узко мыслите? – спросил Вульф. – Может быть, стоит…

– Я вообще никак не мыслю. Здесь и мыслить-то нечего. Мы проверяем всех и каждого. В том числе тех, кто вчера вечером был у Милтана. Юный Гилл торчал у себя в конторе. Один исключается. Милтан с женой находились у себя. Трое исключаются. Остается шестеро. Дрисколл в половине одиннадцатого отправился прогуляться и вернулся в контору в одиннадцать тридцать. Дональд Барретт уверяет, что сидел в офисе, но опрос свидетелей еще не окончен, так что о его алиби говорить преждевременно. Лофхен, Тормик и Зорка. Двое из них исчезли. Белинда Рид вышла из своей квартиры в начале одиннадцатого и еще не вернулась.

– А орудие убийства?

– До сих пор не найдено. Колотая рана слева, нанесенная острым предметом, достаточно длинным, чтобы проткнуть сердце. Судя по количеству вытекшей крови, орудие убийства вынули из раны не сразу, а несколько минут спустя. Однако еще раньше его сильно ударили по левому глазу каким-то тяжелым, твердым и тупым предметом. Маловероятно, чтобы такие следы остались от падения, да и в любом случае внешний вид повреждения позволяет утверждать, что оно было причинено раньше. Следовательно, была драка, а раз так… В чем дело?

Я сжал пальцы правой ладони в кулак и выразительно покрутил им перед носом Кремера.

– Тяжелый, твердый и тупой предмет, – пояснил я.

– А? Что?

– Да, сэр. Это я, Арчи, и мой маленький кулачок. Фабер повел себя здесь настолько нагло, что мне пришлось ему разок врезать, чтобы научить изящным манерам. Вам я это говорю только потому, что вы можете откопать какого-нибудь свидетеля, который видел Фабера после того, как он покидал наш дом, а я не хочу, чтобы и меня обвиняли в утаивании сведений от полиции.