Эдмунд Криспин - Убийство в магазине игрушек Страница 35

– Как вы нашли этого человека?

Мистер Хоскинс начал свой отчет медленным и мрачным тоном при злобном молчании Хейверинга, не спускавшего с него глаз.

– Валлиец из Джизуса, – сказал он, – первым навел нас на его след. По нашему описанию он, похоже, решил, что тут ошибки быть не может. Так и оказалось, – едва заметное выражение удовлетворения осветило лицо мистера Хоскинса. – Я проник в его приемную, – продолжал он иносказательно, – употребив стратегию, подразумевавшую упоминание опасностей, связанных с деторождением, и необходимости немедленной гинекологической помощи. Несколько человек, к счастью, заняли разные позиции вокруг дома во избежание попыток доктора к бегству. Как только я увидел его, то сразу же перешел к делу, осведомившись, как ему удалось избавиться от тела. Он был очень встревожен, хотя теперь, надо думать, станет это отрицать.

– Ах ты, клеветник недоспелый! – прервал его доктор. – Конечно, я отрицаю это.

– Я продолжал настойчиво расспрашивать врача, – продолжал мистер Хоскинс с невозмутимым видом, – задавая вопросы о его передвижениях прошлой ночью, о наследстве, о мистере Россетере и еще кое о чем. Я видел, что с каждым следующим вопросом его страх нарастает, хотя он старался скрыть его. В конце концов я сказал, что ввиду неудовлетворительного характера его ответов я должен препроводить мистера Хейверинга в полицейский участок. Он ответил, что это дикость, что я принял его за кого-то другого, что он понятия не имеет, о чем я говорю, и так далее. Добавил, однако, что он готов идти вместе со мной в полицию, чтобы доказать свою невиновность и заставить меня заплатить за то, что он загадочно назвал «клеветническим вторжением». Затем доктор вышел якобы за шляпой и пальто и, как я и ожидал, не вернулся. Собственно, через пару минут он уже потихоньку выкатывал свой велосипед с привязанным к багажнику чемоданчиком через заднюю калитку.

Тут мистер Хоскинс сделал паузу и нахмурился.

– Наша засада не схватила его там и тотчас же только потому, что за этот пункт отвечал мистер Адриан Барнеби, а он не из тех, кто способен надолго сосредоточиться на чем-то одном. Как бы там ни было, но доктор вскочил на велосипед и уехал прежде, чем они подняли тревогу. Я ненадолго задержался в приемной, чтобы позвонить вам в «Булаву и Скипетр», а остальное вам известно.

– А почему, – спросил Фен, – вы не уехали на своей машине, Хейверинг?

– Я ехал по своим делам, как обычно, – огрызнулся тот.

– О мои бедные лапки! – с отвращением прервал его Фен. – Должно быть, вы боялись, что мистер Хоскинс услышит шум машины. Или у вас как раз не оказалось ее на месте? – Он огляделся по сторонам. – Что ж, вот мы и приехали. Клади руль штирборт… Нет, штирборт, Ричард, – это лево руля.

Лодка проплыла сквозь заросли тростника в заводь, на которую он указал. Это было нездоровое место с застоявшейся водой. Мелководье было покрыто зеленой ряской, и обилие водившихся здесь комаров отнюдь не способствовало приятному времяпрепровождению. Кадоган не мог понять, почему Фен привез их сюда, но к этому времени ему было не до вопросов о чем бы то ни было, его охватило тупое безразличие ко всему.

– Так вот… – сказал Фен, вставая. Лодку сильно качнуло, и Уилкс проснулся. Кадоган и мистер Хоскинс вставили весла в уключины и выжидательно взглянули на Фена. В огромных зеленых глазах Хейверинга нарастало выражение страха, но взгляд, которым он обводил их, все еще был каким-то безжизненно остекленевшим, как если бы испуганное лицо лишь смутно виднелось сквозь мутное оконное стекло.

– В этом деле слишком много неопределенности, – медленно заговорил Фен, – и у меня нет времени тянуть с ним, Хейверинг, пока вы то по-детски пытаетесь увильнуть, то потчуете нас притворными вспышками негодования. Нам достаточно известно об убийстве мисс Тарди, чтобы обвинить вас в участии в сговоре, но мы пока не знаем, кто убил ее. Это единственная причина, по которой вы нас интересуете.

– Если вы думаете, что угрозами…

Фен поднял руку:

– Нет, нет. Действия, мой дорогой медик, действия. У меня нет времени на угрозы. Отвечайте на мои вопросы.

– Не буду. Как вы смеете держать меня здесь? Как?..

– Я же вас предупреждал насчет подобной болтовни! – сказал Фен грубо. – Мистер Хоскинс, будьте добры, помогите мне опустить его голову в эту грязную воду и подержать ее там.

Затеять потасовку в плоскодонке безопаснее, чем в какой-либо другой лодке: перевернуть ее практически невозможно. У Хейверинга не было никаких шансов. Шесть раз его голову погружали в зеленую ряску при ободряющих невнятных комментариях Уилкса, которые он сопровождал аплодисментами.

– Окунайте его! – визжал он со средневековой жестокостью. – Окунайте чертова душегуба!

– Кадоган довольствовался ролью зрителя и советами Хейверингу как следует наполнять свои легкие воздухом перед каждым погружением. После того как они окунули его в шестой раз, Фен скомандовал:

– Довольно. Пора «честь, утопленницу, вытащить за кудри»[118].

Хейверинг упал обратно в лодку на спину, задыхаясь и ловя воздух ртом. Он являл собой поистине тягостное зрелище. Редкие волосы, мокрые и растрепанные, прилипли к черепу. Зеленая ряска прилипла к нему комками и пятнами. От него исходил невыносимый запах, и было очевидно, что этак он долго не протянет.

– Черт бы вас побрал, – прошипел он, – черт бы побрал! Хватит! Я расскажу вам, расскажу все, что хотите.

Кадогана внезапно кольнула жалость. Он протянул Хейверингу носовой платок, чтобы тот обтер лицо и голову, и пожилой человек взял его с благодарностью.

– Теперь, – энергично сказал Фен, – прежде всего расскажите, что вы знаете о Россетере и что побудило его принять участие в этом плане по присвоению денег?

– Он… он был адвокатом в Филадельфии, когда я практиковал там в молодости. Он был причастен к какому-то темному делу: манипуляциям на фондовой бирже и, в конце концов, к растрате попечительского фонда. Он… Не дадите ли мне сигарету? – Хейверинг взял одну из пачки Фена, нервно затянулся, зажав ее дрожащими пальцами. – Не стоит входить во все подробности, но кончилось это тем, что Россетеру (тогда его звали по-другому) пришлось убраться из страны и переехать сюда. Я никогда не был лично знаком с ним, вы понимаете, только по слухам. Несколькими месяцами позже я испортил свою карьеру в Америке, сделав аборт. Люди тогда не были столь терпимы. У меня было отложено немного денег, поэтому я приехал в Англию и открыл свою практику. Десять лет назад я обосновался здесь, в Оксфорде. Я узнал Россетера, хотя он меня нет, конечно. Но мне не хотелось возвращаться к прошлому, поэтому я не стал ничего говорить и предпринимать. – Доктор быстро огляделся по сторонам, стараясь увидеть реакцию слушателей. – Понимаете, у меня были газетные вырезки о Россетере с фотографиями. Он не мог позволить, чтобы они были обнародованы.

Лягушка-бык квакала в камышах, комары становились все злее. Кадоган зажег сигарету и выпустил густые клубы дыма в тщетной попытке прогнать их. Темнело, и одинокая бледная звездочка проглянула сквозь рваные края облаков. Похолодало. Кадогана немного знобило, и он поплотнее запахнул свой плащ.

– Я обзавелся неплохой практикой, – продолжал Хейверинг. – В основном как кардиолог. С материальной точки зрения ничего особенного, но на жизнь хватало. И вот однажды меня позвали к старухе.

– Вы имеете в виду мисс Снейт?

– Да, – вяло посасывая сигарету, ответил Хейверинг. – Ей казалось, что у нее слабое сердце. Ничего, кроме обычных возрастных изменений, у нее не было. Но она хорошо платила, и если ей хотелось воображать себя на краю могилы, я не собирался разубеждать ее. Я давал ей пить подкрашенную воду и регулярно обследовал ее. И вот в один прекрасный день, примерно за месяц до того, как ее сбил тот автобус, она сказала: «Хейверинг, вы подхалим и дурак, но вы все-таки старались поддерживать мою жизнь. Вот, возьмите». И она вручила мне конверт, говоря при этом, чтобы я просматривал колонки частных объявлений в «Оксфорд мейл»…

– Да, да, – нетерпеливо ответил Фен, – нам все об этом известно. И вы догадались, что она оставляет вам кое-что в своем завещании?

– Она назвала меня Берлин, – продолжал Хейверинг, – из-за какого-то дурацкого стишка. Да, – он замялся на мгновение, по-видимому не зная, что говорить дальше. – Я обнаружил, что Россетер был ее поверенным, и через некоторое время после ее смерти пошел к нему. Я медлил, потому что не хотел возвращаться к прошлому. Но у нее были деньги, у этой старухи. Она могла оставить мне много, и я хотел знать. – Хейверинг пристально смотрел на них, и Кадоган заметил в его глазах отблеск заката, отраженный от воды. – Забавно, если вдуматься, что я так сильно мог хотеть денег. Я не был беден, у меня не было долгов, и меня никто не шантажировал. Я просто хотел денег, много денег. Мне приходилось видеть людей с большими деньгами в Америке, и это не были деньги, заработанные одним лишь трудом. – Он затрясся от смеха. – Вы, наверное, думаете, что, когда вы доживете до моих лет, вам и в голову не придет мечтать о том, чтобы купить себе женщин или вести роскошную жизнь? Но это именно то, чего я хотел.