Мертвая земля - Сэнсом Кристофер Страница 37

– А вот, кстати, и он.

Николас указал на столики, стоявшие в саду трактира. Сидевшие за ними посетители, судя по холщовым блузам и кожаным курткам, принадлежали к сословию ремесленников.

Барак расположился чуть в стороне, перед ним стояла кружка эля. Отблески закатного солнца играли на его железной руке, мирно лежавшей на столе.

Завидев нас, он просиял от радости, встал и сделал несколько шагов нам навстречу. Я отметил, что за последнее время Джек заметно потолстел.

– Ну что, как вы устроились? – спросил он. – Богом клянусь, Николас, тебя и не узнать! Похоже, ты продолжаешь расти, юный балбес!

– Как твои дела, Джек? – спросил Николас.

– Откровенно говоря, я был счастлив вырваться из Лондона! – воскликнул Барак.

Однако, пристально взглянув на своего старого друга, я различил в его взгляде печаль и усталость, не свойственные ему прежде.

– Пойду принесу пива, – сказал Николас.

– Не откажусь еще от одной кружки! – жизнерадостно заявил Барак.

Овертон скрылся в трактире, а я опустился на стул рядом с Джеком и осведомился:

– Как продвигаются дела, которые привели тебя в Норидж?

– Как всегда, успешно. Вечерами ошиваюсь в тавернах, слушаю разговоры и мотаю себе на ус все, что нужно мотать. Судьи уверены: нельзя устраивать в городе выездную сессию, не разузнав прежде, какие настроения здесь царят. – Губы его тронула саркастическая усмешка. – А я пользуюсь репутацией человека, поднаторевшего в подобных дознаниях еще во времена лорда Кромвеля. Еще одна моя задача – ненавязчиво проследить, чтобы здешний шериф назначил присяжными подходящих людей. Правда, на этот раз мне придется якшаться с его помощником. Сам сэр Николас Л’Эстранже изволил отбыть в Сомерсет.

– Ну и какие же настроения царят в Норидже?

– Если говорить коротко, скверные. – Барак понизил голос. – В городе куча бродяг, пришедших сюда из деревень, работы на всех не хватает, люди терпят нужду, что, как вы понимаете, не делает их добрее. Прежде в честь прибытия судей здесь закатывали грандиозный праздник, а в этом году решили ограничиться лишь скромным обедом. Городские власти не хотят подливать масла в огонь. Понимают, что пышное празднество разозлит народ еще сильнее.

– Значит, того и гляди здесь вспыхнут беспорядки?

– Очень может быть, – кивнул Барак. – Во всех городах, где мы успевали побывать, обстановка паршивая, но здесь хуже всего.

Вернулся Николас с тремя кружками пива; мы выпили за здоровье друг друга.

– Джек, мне нужно кое-что выяснить, – начал я. – Когда будут слушаться уголовные дела? Как обычно, в начале сессии?

– Нет, – покачал головой Барак. – В этот раз лишь на третий день. Вначале судьи хотят разобрать пару крупных земельных тяжб. А слушание криминальных дел назначено на двадцатое июня.

– Значит, в нашем распоряжении целая неделя, – сказал Николас. – Больше, чем мы ожидали.

– Как я догадываюсь, вы намерены расследовать какое-то уголовное дельце? – спросил Барак, с любопытством переводя взгляд с меня на Овертона.

– Да, – кивнул я. – Дело Джона Болейна, обвиняемого в убийстве собственной жены. Ты что-нибудь слышал о нем?

– А как же. В судейских кругах это убийство вызывает определенный интерес – из-за фамилии подсудимого, разумеется. Ну и плюс еще эти жуткие подробности. От них просто мурашки по коже.

– Это еще мягко сказано.

Я поведал Джеку все, что мне было известно об обстоятельствах преступления, и о том особом внимании, которое проявила к этому делу леди Елизавета; упомянул я и о Тоби Локвуде, приехавшем с нами в Норидж. Единственным, что я утаил, был визит Эдит Болейн в Хатфилд. Когда я закончил рассказ, Барак некоторое время молчал, не сводя с меня прищуренных глаз.

– Мне казалось, сэр, что вы решили больше никогда не ввязываться в политику, – изрек он наконец.

– Но это дело не имеет ни малейшего отношения к политике, – возразил я. – Леди Елизавета желает лишь, чтобы расследование провели добросовестно, а вердикт, вынесенный присяжными, был справедливым.

– Возможно, к большой государственной политике это дело отношения и не имеет, но вот зато политики местной касается самым непосредственным образом, – заявил Барак. – Я уже успел выяснить, что фамилия Болейн не возбуждает здесь особых симпатий. Да и то, что Джон Болейн поселил в своем доме служанку из таверны, отнюдь не пришлось местному дворянству по нраву.

– Да, я тоже об этом слышал.

– Вы полагаете, он невиновен? – спросил Барак, буравя меня взглядом.

– Пока не знаю. Моя задача – выяснить это до начала суда, а потом добиться справедливого решения.

– Как ты считаешь, присяжные будут беспристрастны? – обратился к Джеку Николас.

– Вряд ли, – пожал плечами Барак. – Как я уже говорил, сама фамилия Болейн возбуждает в Норфолке неприязнь. И судьи заранее настроены на обвинительный вердикт. Надо сказать, приговоры год от года становятся все суровее – подозреваю, виной тому кальвинисты, которые получили теперь слишком много власти.

– Помню, ты упомянул, что один из судей отличается особой суровостью, – заметил я. – Судья Катчет, не так ли?

– Да уж, дай ему волю, он бы всех отправил на виселицу, – кивнул Барак. – Другой судья, Рейнберд, более мирного нрава. Со всеми приветлив, без конца улыбается. Иногда кажется, будто он спит на ходу, но на самом деле это не так. Он чертовски наблюдателен и умеет держать нос по ветру. Он тоже может проявить суровость, если сочтет нужным, но до Катчета ему далеко. В общем, во время выездных сессий они уравновешивают друг друга.

– Послушать тебя, так ты не слишком жалуешь судей, – усмехнулся Николас.

– Ты прав, старина, – вздохнул Барак, откидываясь на спинку стула. – Я их не жалую. Видел бы ты, с какой помпой они въезжают в очередной город: красуются на конях в своих красных мантиях, которые в народе называют кровавыми, а вокруг полно вооруженных стражников… А потом второпях пролистывают запутанные дела, не вникая в подробности. Они всегда спешат, так как до смерти боятся подхватить тюремную лихорадку. Быстренько вынесут несколько смертных приговоров и, прежде чем осужденных вздернут на виселицу, двинут в другой город. В гражданские дела они тоже вникать не желают. В прошлом году некий землевладелец затеял тяжбу против слепой вдовы с пятью детьми. Муж ее был арендатором, и после его смерти помещик решил прогнать вдову с детьми прочь, так как вести хозяйство на ферме они не в состоянии. Разумеется, исход тяжбы был предрешен. Суд решил, что вдова не сможет вносить землевладельцу арендную плату и, следовательно, он имеет полное право вышвырнуть ее с ребятишками на улицу. То есть закон всецело на стороне этой канальи.

– Увы, это так, – кивнул я.

– Печально, – проронил Николас.

– Не ожидал от тебя такого, Ник! – удивился Барак. – Я думал, ты всегда защищаешь богатых.

– Не всегда. Когда речь идет о столь вопиющей несправедливости…

– Сейчас настали такие времена, что справедливости не дождешься, – с горечью перебил Барак. – Беднякам платят за их труд деньгами, которые с каждым днем становятся все дешевле. Молодых крепких парней забирают в солдаты и отправляют на эту безумную войну с Шотландией.

– О, я гляжу, ты тоже стал поборником всеобщего благоденствия, – улыбнулся я.

– Просто я вижу, что творится вокруг, – пожал плечами Барак. Два года назад я был здесь, в Норидже, на зимней выездной сессии. Бог свидетель, с тех пор жизнь тут стала еще хуже. Люди жалеют о временах короля Генриха. Пока нами правил этот старый хрыч, каждый хотя бы знал, на что можно рассчитывать.

– Каждый знал, что сидит по уши в дерьме, вот тебе и весь расчет, – вставил Николас.

– Думаю, что скоро пошлю к чертям эту волынку с выездными сессиями, – вздохнул Барак. – Уж лучше работать с лондонскими адвокатами. – Просветлев лицом, он добавил с улыбкой: – Представьте себе, я научился писать левой рукой. Каракули, конечно, выходят ужасные, но их вполне можно прочесть. Так что я снова могу записывать показания свидетелей.