Эрнест Хорнунг - Джентльмены-мошенники (сборник) Страница 38

Я терпеливо оставался в своем кресле. За эти полчаса мною овладело какое-то неуместное спокойствие. Переложив груз ответственности на плечи своего удивительного друга, я расслабился и принялся изучать комнату. Довольно большая, квадратная, с раздвижными дверями и мраморным камином, мрачная и старомодная, как и все в Олбани, она была прекрасно обставлена – в меру со вкусом, в меру небрежно. Что меня поразило, так это отсутствие всего, что можно увидеть в доме заядлого игрока в крикет. Вместо традиционной стойки с прошедшими огонь и воду битами стену подпирал резной дубовый шкаф, беспорядочно забитый книгами и побрякушками, а когда я поискал глазами фотокарточки, то вместо групповых снимков крикетных команд обнаружил репродукции “Любви и смерти” и “Благословенной девы” в пыльных рамах и еще пару картин в том же духе. Судя по квартире, ее жильца скорее можно было принять за поэта средней руки, чем за первоклассного спортсмена. Впрочем, Раффлс был многогранной личностью и не чурался эстетства; еще в школьные годы я вытирал пыль с некоторых из этих картин. Глядя на них, я задумался еще об одном удивительном свойстве Раффлса – как раз в связи с тем случаем, о котором он мне только что сам напомнил.

Не секрет, что репутация частной школы во многом зависит от ее крикетной команды, точнее даже – от капитана этой команды. Никто не спорил, что во времена А. Дж. Раффлса школа была на высоте и что свое влияние он использовал исключительно во благо. Однако ходили слухи, что он имел привычку гулять по ночам по городу, нацепив фальшивую бороду и костюм в яркую клетку. Слухи ходили, да им никто не верил. Только я знал правду. Ведь именно я ночь за ночью поднимал за ним веревку, когда все уже спали, и часами дежурил, чтобы по сигналу спустить ее обратно. Однажды, на самой вершине своей славы, он чуть не попался и едва не вылетел из школы.

Лишь его невероятное мужество – вкупе, впрочем, с толикой моего здравомыслия – предотвратило неизбежное; большего об этом постыдном событии и говорить не стоит. Не буду притворяться, будто я не помнил о нем, когда в отчаянии отдал себя на милость Раффлса. Я как раз гадал, насколько его благосклонность связана с тем, что он тоже не забыл этот эпизод, когда он снова замер перед моим креслом.

– Я все думаю про ту ночь, когда меня чуть не застукали, – начал он. – Почему вы вздрогнули?

– Я тоже только вспомнил об этом.

Он улыбнулся с таким видом, словно прочитал мои мысли.

– Что ж, Банни, в те времена вы был малый не промах – лишнего не говорили, по пустякам не нервничали, вопросов не задавали. Вы не изменились?

– Не знаю, – ответил я, озадаченный его словами. – Я натворил таких дел, что склонен верить себе не больше, чем мне верят остальные. И все же я ни разу в жизни не подвел друга. Иначе, может быть, все было бы сейчас не так уж плохо.

– Да-да, – закивал Раффлс, как будто в такт собственным мыслям, – именно таким я вас и помню. Готов поклясться, что за десять лет вы ничуть не изменились. Мы не меняемся, Банни. Мы лишь развиваемся. Думаю, ни я, ни вы ничуть не изменились с тех пор, как вы спускали мне веревку, по которой я возвращался в спальню. Вы ведь на все способны ради друга?

– На все! – с жаром воскликнул я.

– Даже на преступление? – улыбнулся Раффлс.

Я не ответил, думая, что он шутит. Но Раффлс смотрел на меня абсолютно серьезно, а я был не в том положении, чтобы отступать.

– Даже на преступление, – объявил я. – Выбирайте – я готов на любое.

Секунду Раффлс смотрел на меня в изумлении, другую – в нерешительности. Наконец он закрыл тему, покачав головой со своим характерным смешком, негромким и циничным.

– Банни, вы славный малый! Толика отчаяния – и что? Тут вам и самоубийство, и любое преступление на выбор! Чего вам не хватает, мой мальчик, так это дурного влияния. Но вам повезло – вы обратились за помощью к уважаемому, законопослушному гражданину, которому есть что терять. Сегодня ночью мы должны раздобыть эти деньги во что бы то ни стало.

– Прямо сегодня, Раффлс?

– Чем скорее, тем лучше. Едва наступит десять утра, как время начнет работать против нас. Стоит одному из ваших чеков дойти до вашего банка, и вы навеки опозорены. Нет, деньги нам нужны сегодня, чтобы наутро первым делом пополнить ваш счет. И пожалуй, я знаю, где их можно раздобыть.

– В два часа ночи?

– Да.

– Но как… но где… в такое время!

– У одного моего друга, на Бонд-стрит.

– Видимо, вы очень близкие друзья!

– Близкие – не то слово. Его двери всегда для меня открыты. У меня даже есть собственный ключ.

– Но вы его разбудите!

– Если он спит.

– И я должен пойти с вами?

– Непременно.

– Хорошо, но должен заметить, Раффлс, что все это мне не нравится.

– Предпочитаете ваш запасной план? – хмыкнул мой друг. – Ну простите, друг мой, я слишком жесток! – вскричал он тут же примирительным тоном. – Я все понимаю. Это страшная пытка. Но иначе вы ничего не получите. Вот что, выпейте чуток на дорожку. Вот виски, вот сифон – угощайтесь, пока я надеваю пальто.

Признаюсь, угостился я от души, тем более что план Раффлса, несмотря на свою неизбежность, казался мне отвратительным… Впрочем, не успел мой бокал опустеть, как страх меня покинул. Раффлс вернулся – теперь поверх блейзера на нем было неприметное пальто, а его кудрявую голову украшала мягкая фетровая шляпа. Я протянул ему графин, но он с улыбкой покачал головой.

– Когда вернемся, – сказал он. – Сначала закончим дело. Помните, какой сегодня день? Пятнадцатое марта. Мартовские иды, Банни, мартовские иды – вам никогда их не забыть! Никогда!

Рассмеявшись, он, как аккуратный домовладелец, подбросил угля в камин и выключил газ. Мы вышли вместе, когда часы пробили два.

Улица Пиккадилли походила на овраг, затянутый туманом, окаймленный расплывшимися контурами фонарей и смазанный тонким слоем липкой грязи. Других ночных путников мы не встретили, зато удостоились сурового взгляда дежурного констебля, который, впрочем, узнал моего спутника и приветственно приподнял шлем.

– Полиция меня хорошо знает, – рассмеялся Раффлс, когда мы отошли подальше. – Бедняги, нет им покоя даже в такую паскудную ночь! Если для нас с вами туман – морока, то для преступного элемента это просто подарок Господень. Тем более что сезон у них уже подходит к концу. Вот мы и пришли… Черт меня возьми, этот пройдоха и в самом деле спит!

Мы свернули на Бонд-стрит и, пройдя несколько метров направо, остановились на обочине. Раффлс вгляделся в совершенно темные окна напротив, едва различимые в тумане. Под ними находилась ювелирная лавка, из глазка которой пробивался яркий свет. Но весь второй этаж, куда вела отдельная дверь с улицы, был черен, как само небо.

– Не стоит сегодня, – сказал я. – Утром еще будет время!

– Не будет, – отрезал Раффлс. – У меня есть ключ. Устроим ему сюрприз. Идемте.

Схватив меня за руку, он потянул меня через дорогу, открыл дверь своим ключом, и мы оказались в темном коридоре. Снаружи, сквозь туман, до нас доносились мерные шаги – мы слышали их, еще когда переходили улицу. Когда они приблизились, Раффлс сжал мою руку.

– Вполне возможно, что это он, – прошептал Раффлс. – Другого такого полуночника не сыщешь! Банни, ни звука! Мы до смерти его перепугаем!

Мерные шаги прошествовали мимо. Раффлс вздохнул и перестал сжимать мою руку.

– Все равно не шумите, – продолжал он таким же шепотом, – мы сыграем с ним шутку, где бы он ни был! Разувайтесь и идите за мной.

Вы, конечно, можете удивляться моей покорности, но вам не понять, каким был А. Дж. Раффлс. Во многом его власть над людьми коренилась в умении принять на себя роль неоспоримого лидера. Да и невозможно было не следовать за тем, кто вел за собой с таким пылом. Конечно, вы могли усомниться в его авторитете – но лишь выполнив прежде все, что он захочет. Так что когда он сбросил туфли, я сделал то же самое. Мы уже поднимались наверх, когда мне пришло в голову, что это весьма странный способ предстать среди ночи перед незнакомцем, у которого ты хочешь попросить денег. Но, судя по всему, они с Раффзлом были удивительно дружны и то и дело друг друга разыгрывали.

Мы так медленно крались по ступенькам, что по пути я успел отметить про себя несколько странных деталей. На лестнице не было ковра. Моя правая рука нащупала только отсыревшую стену, левая явно собирала пыль с перил. С того самого момента, как мы вошли в этот дом, меня не оставляло странное чувство, которое лишь усиливалось с каждым шагом. Что за отшельника мы собирались потревожить в его келье?

Мы поднялись на площадку. Перила повели нас влево, потом снова влево. Еще четыре ступеньки, и мы оказались на площадке побольше. Вдруг тьму осветила спичка. Я даже не слышал, как она чиркнула. На мгновение вспышка меня ослепила. Когда я открыл глаза, Раффлс стоял со спичкой в руке посреди голых стен и открытых дверей, ведущих в пустые комнаты.