Брайан Фриман - Ночная птица Страница 4

– Вы уверены, что это был мужчина? – спросил Фрост.

– Опять же, мне показалось, что это мужчина, но точно сказать не могу.

– А этот человек выходил на мост, когда Бринн стала странно вести себя?

Люси пожала плечами.

– Если и выходил, то без маски. Мне было слишком плохо, чтобы обращать внимание на тех, кто вылезал из машин. А когда я снова вспомнила о той машине, она уже уехала.

– Ясно.

– Думаете, это что-то значит? – спросила Люси.

– Не знаю. Странно, конечно, но и все случившееся очень странно, – сказал Фрост. – Вы говорите, что никогда не слышали о женщине по имени Моника Фарр… А вы в этом уверены?

– Абсолютно. Это имя совсем мне не знакомо.

– Вы с Бринн когда-нибудь бывали в киноцентре в Пресидио?

– Нет, я никогда там не была. И Бринн тоже нет – во всяком случае, за тот период, что мы знакомы. А почему вы задаете мне эти вопросы? Какое отношение это имеет к Бринн? – Так как Фрост не ответил, Люси добавила: – Вы же понимаете, что я стану искать эту женщину через «Гугл», когда вернусь домой.

Фрост знал, что так и будет. Отныне секретов больше нет.

– Ладно. Дело в том, что Бринн не первая, у кого вот так слетает крыша, – сказал он. – Два месяца назад в киноцентре на свадебном приеме с женщиной по имени Моника Фарр случилась точно такая же история. Она тоже погибла.

Глава 3

– Пошли, Шак, – сказал Фрост.

Он подхватил кота под теплое пузо и поднялся на крыльцо дома, стоявшего на Рашн-Хилл, в конце тупиковой Грин-стрит. Именно в этом оштукатуренном и покрашенном в коричневый цвет двухэтажном особняке они с Шаком и жили. Из окон открывался вид на миллион долларов – на Залив. Из-за темной мебели в стиле барокко создавалось впечатление, будто дом обставляла престарелая дама с европейскими вкусами. Так и было на самом деле.

У Фроста от усталости слипались глаза. Было четыре утра. Он не стал включать люстру, так как через огромное, во всю стену окно света в помещение проникало достаточно. Истон был голоден; за последние восемнадцать часов он не ел ничего, кроме хот-дога в «Москоне-центре». Утром, когда полицейский уходил на работу, в холодильнике было пусто, но сейчас он все равно прошел на кухню и открыл дверцу. И усмехнулся, увидев четыре серебристые коробочки, прикрытые алюминиевой фольгой.

Гуманитарная помощь.

Его брат Дуэйн был на пять лет старше и работал шеф-поваром. Девять месяцев назад он купил фургончик, в котором готовят и продают еду, и теперь в обеденное время и по вечерам его можно было найти в районе к югу от Маркет-стрит. Дуэйн практически жил в фургоне, но раз или два в неделю все же находил время, чтобы сгрузить остатки в холодильник Фроста. Брат знал, что, предоставленный самому себе, Истон будет сидеть на полуфабрикатах – пирожках и макаронах с сыром.

Детектив снял фольгу и обнаружил в коробочках корейское кимчи пулькоги; в оставшихся двух были манты. Прихватив вилку, он перенес еду на массивный обеденный стол и съел все, не разогревая. Шак запрыгнул на стол и терся об руку хозяина до тех пор, пока тот не позволил ему слизать с вилки несколько капель от соуса пулькоги.

За окном по мере приближения к береговой линии уличное освещение редело и в конечном итоге уступало место мраку морской воды. Фрост жил в Сан-Франциско с самого рождения. Из Калифорнии он выезжал дважды и оба раза не мог дождаться возвращения домой. Когда живешь в раю, любая поездка куда-либо кажется скучной. Ему до сих пор с трудом верилось в то, что родители решили переехать из Калифорнии в пекло Аризоны, однако он знал, что на этот шаг их подвигли иные причины, а не нелюбовь к городу.

Большой обеденный стол, за который могло усесться десять человек, служил Фросту и рабочим столом. Сейчас он был завален бумагами. Еще на нем стояли фотографии. Семейные. Родители. Он и Дуэйн. Их сестра Кейти, гримасничающая в камеру на стадионе во время игры «Джайантс»[2]. Это был ее последний снимок. Он напомнил Фросту о том, что близится день рождения Кейти. Они с Дуэйном обычно отмечали его вместе.

У той девушки с моста, у Люси, было много общего с Кейти. Она выглядела такой же свежей и милой. И вид у нее был такой же растерянный, словно она впервые в городе. И голоса у них звучали похоже, причем настолько, что если б он закрыл глаза, то мог бы без труда вызвать из памяти образ Кейти. Сейчас это было не таким уж легким делом…

Открытый «Макбук» спал, и, поев, Фрост вывел компьютер из режима ожидания. Экран засветился белым. Истон сходил на кухню и вернулся с бутылкой «Сьерра-Невада пейл эль». Потягивая пиво, он водил указательным пальцем по сенсорной панели и наконец нашел нужное ему видео.

Детектив уже десятки раз просматривал этот семиминутный ролик, кадр за кадром. Поэтому смотреть его сейчас смысла особого не было. Фрост прибавил громкости.

«Майк и Эвелин! Можете ли вы поверить в то, что отныне вы семейная пара?»

На видео, снятом «Айфоном» с расстояния вытянутой руки, появилось два непропорционально огромных лица. Щеки разрумянились от шампанского. Фросту были отлично видны ноздри и даже кусочки салата, застрявшие между зубов. На заднем плане диджей поставил ритмичную песню Блейка Шелтона. Был слышен звон бокалов, стук столовых приборов, гул голосов и смех гостей. Фрост столько раз смотрел это видео, что даже смог воссоздать все разговоры.

В надежде, что кто-то в зале сказал нечто, что могло бы объяснить случившееся.

Истон знал имена пары из видео, так как допрашивал обоих. Это были Джефф и Сэнди Барклай. Джефф приходился жениху двоюродным братом. Ни один из них не знал гостью по имени Моника Фарр. Она не имела никакого отношения к счастливым новобрачным; на торжество ее в последнюю минуту пригласил один из шаферов. Он познакомился с ней в химчистке за две недели до свадьбы и позвал ее с собой по чистой случайности. И именно из-за этой случайности девушка оказалась на торжественном приеме в честь бракосочетания Майкла Слоуна и Эвелин Арчер-Слоун. Она не была знакома ни с кем из присутствовавших.

«Классная вечеринка, ребята!» – заорал в камеру Джефф Барклай.

«А салат из киноа – просто пальчики оближешь!» – вторила ему жена, Сэнди.

Фрост хмыкнул. Ну разве какое-нибудь событие в Сан-Франциско может считаться полным без киноа? И органической капусты, естественно?

«Следующая остановка – медовый месяц! – вопил Джефф. – Аруба-мама! Секс на пляже, я правильно говорю?»

«Джефф, ш-ш!» – осадила его жена.

«Да ладно тебе, это же их медовый месяц. Помнишь нас? Я думал, что та кровать в Париже нас не выдержит!»

«Ш-ш-ш!» – снова сказала Сэнди и поцеловала мужа в губы, при этом камера дернулась, и они пропали из объектива, а когда появились, то оба были взъерошены и улыбались.

Фрост слышал музыку на заднем фоне. Блейк уже не звучал. Диджей перешел к нежным мелодиям семидесятых. Гости громко упрашивали Майка и Эвелин потанцевать и разразились радостными возгласами, когда молодожены вышли на танцплощадку.

«Я люблю вас, ребята!» – закричал Джефф.

«Ой, смотри, они танцуют! Быстро снимай их, поворачивай камеру!»

Джефф какое-то время вертел в руках свой смартфон, изображение то попадало в фокус, то расплывалось, и Фрост увидел смутные очертания черных туфель Джеффа. Когда тот снова поднял камеру, изображение задергалась, как будто у Джеффа не получалось держать камеру неподвижно. Истон увидел Пальмовый зал в Киноцентре. Белые колонны были увиты орхидеями. Между столами блестел паркет. Гости ели десерт и пили вино, пары – черные костюмы и вечерние платья – покачивались на танцплощадке. Он увидел, как Майкл Слоун, одетый в серый смокинг, обнимает Эвелин Арчер-Слоун в белом подвенечном платье с обнаженными плечами. Танцорами они были неважными, но в ритм попадали; оба лучились от счастья и прижимались друг к другу. То был их праздник.

Джефф Барклай дал изображение пары крупным планом.

Фрост поджал губы. Он знал, что последует дальше.

За пределами изображения Истон услышал женский крик. Вообще криков и шума было много – кто-то хихикал, кто-то визжал, кто-то хохотал. Но вот такой крик, как этот, Фрост слышал впервые – этот крик будто шел из глубины бездны, оттуда, где смерть предпочтительнее жизни. Он увидел, как Майкл и Эвелин разомкнули объятия и повернулись туда, откуда донесся крик.

По губам Эвелин он прочитал:

«Кто это?»

Услышал голос Сэнди Барклай:

«О господи! В чем дело?»

Крик перешел в вой банши[3], но музыка продолжала играть как ни в чем не бывало. Диджей тоже был шокирован, причем настолько, что не сообразил выключить свою систему. Винные бокалы и фужеры для шампанского сыпались на пол и разбивались на мелкие осколки, когда гости вскакивали со своих мест. Грохотали упавшие стулья. Камера, дергаясь, переместилась на молодую рыжеволосую женщину в изумрудном платье с низким вырезом.

Моника Фарр.

Фрост остановил видео и вгляделся в ее лицо. Он видел и другие фотографии Моники – счастливой, улыбающейся. В отпуске. На выпускном. Но этот застывший кадр кардинально отличался от тех снимков. Даже будучи не в фокусе, выхваченная объективом на короткое мгновение, девушка всем своим видом напоминала загнанное животное. Ее глаза были широко открыты, взгляд – безумен. По словам шафера, приведшего ее на прием, до того момента она была абсолютно нормальной. Расстройство случилось неожиданно. На середине фразы.