Энн Перри - Брат мой Каин Страница 4

Детектив вновь сосредоточил внимание на собеседнике.

– Когда мистер Стоунфилд в последний раз появлялся в конторе? – уточнил он.

– Три дня назад, сэр. Утром в тот день, когда его в последний раз… – Клерк слегка прикусил губу. – Когда его в последний раз видели. – Он ослабил воротничок, крепко сжимавший ему шею. – Но вам придется спросить у мистера Арбатнота, что случилось потом, а его сейчас нет на месте. Я действительно больше ничего не могу вам сообщить. Это… понимаете, это касается дел компании, сэр. – Теперь служащий пытался оправдаться и явно испытывал неловкость, переминаясь с ноги на ногу.

Монк сомневался в том, что он сумеет получить какие-либо еще важные сведения, и, вполне удовлетворенный полученной информацией, собрался покинуть контору. Однако, прежде чем уйти, он записал адрес мистера Тайтуса Нивена, оказавшегося не у дел благодаря профессиональной хватке Энгуса Стоунфилда.

Выйдя из офиса, сыщик быстрым шагом направился назад по Ватерлоо-роуд навстречу пронзительному ветру.

Вероятность того, что причину исчезновения Энгуса следовало искать среди обстоятельств его личной жизни, по-прежнему оставалась очень большой, и поэтому Уильяму следовало познакомиться с нею как можно более подробно. Однако он не имел возможности посетить соседей пропавшего и тем более расспрашивать их о привычках Стоунфилда, о том, когда он уходил из дома и возвращался обратно. Это вряд ли пойдет на пользу клиенту. Монку меньше всего хотелось, чтобы среди соседей поползли слухи об исчезновении мужа миссис Стоунфилд и о том, что она наняла человека для его розысков.

И все же вероятность того, что в данном случае не было совершено преступления и за всем этим не скрывалось никакой проблемы, представлялась Монку весьма ограниченной. Однако он мог попытаться выяснить, что произошло на самом деле, лишь разузнав, о чем говорит между собой прислуга из ближайших домов. Слугам иногда известно гораздо больше, чем кажется их хозяевам или хозяйкам, которые зачастую относятся к ним как к любимым предметам мебели, без которых человек не сможет жить, но которые не требуют соблюдения тайны в их присутствии.

Детектив понемногу приближался к реке. Бледное зимнее небо отражалось в слабо поблескивающей воде, от которой поднимался туман, сглаживающий острые края крыш и наполненный запахом городских нечистот, уносимых отливом в море. Вверх и вниз по течению двигались темные баржи и паромы. Сезон прогулочных пароходиков давно закончился.

Монк сожалел, что сейчас рядом с ним нет Джона Ивэна, с которым он служил, вновь вернувшись в полицию после несчастного случая, до тех пор пока окончательно и бесповоротно не поссорился со своим начальником Ранкорном. Уильям не смог тогда удержаться от скандала с ним, после чего Ранкорн его уволил. А Ивэн с его необычной привлекательностью и благородными манерами как никто другой умел располагать людей к себе, так что они начинали говорить без утайки и делились с ним самыми сокровенными мыслями.

Но Джон по-прежнему оставался полицейским, поэтому Монк не мог обратиться к нему за помощью, за исключением тех случаев, когда они оба занимались расследованием одного и того же дела – если б Ивэн с немалым риском для себя согласился поделиться с ним сведениями. Ранкорн ни за что бы не простил подобного проступка, посчитав его актом измены, как ему лично, так и служебному долгу.

Уильям нередко ловил себя на мысли, что после того, как он заработает достаточно денег, чтобы позволить себе нанять помощника, ему хотелось бы видеть на этом месте именно Ивэна. Однако это пока оставалось лишь мечтой, и, возможно, довольно глупой. Сейчас сыщику не всегда удавалось содержать даже себя самого. Ему не раз приходилось в течение нескольких недель жить на средства покровительствующей ему дамы, испытывая к ней искреннюю благодарность. Леди Калландра Дэвьет помогала ему сводить концы с концами. Взамен она просила лишь посвящать ее в те дела, которые могли представлять для нее определенный интерес… и такие дела, кстати, попадались ему весьма часто. Эта женщина отличалась немалым умом и любознательностью, а также решительностью в суждениях и всеобъемлющим, хотя и довольно терпимым интересом к человеческой личности в различных ее проявлениях. Раньше Монк занимался расследованием исключительно по ее требованию, если ей казалось, что кто-то совершил несправедливый поступок или мог от него пострадать.

Для начала детектив решил нанять кеб и отправиться домой к миссис Стоунфилд, как он ей и обещал. Это позволило бы ему получить более точное представление о положении ее семьи как в материальном, так и в личном плане, а заодно, если он окажется в достаточной степени проницательным, и о ее истинных отношениях с мужем, о которых она упомянула в разговоре с ним.

Дом Женевьевы находился на Джордж-стрит, на углу Сеймур-плейс, немного восточнее Эджвер-роуд. Монку потребовался почти целый час, чтобы добраться туда с Фитцрой-стрит в Блумсбери, проехав под проливным дождем по забитым экипажами Юстон-роуд и Мэрилебон-роуд. Наконец он выбрался из кеба и расплатился с кучером. Стрелки часов приближались к четырем, и в сгущающихся сумерках на улицах уже показались фонарщики.

Подняв воротник пальто, Монк перешел через тротуар и постучал в парадную дверь. К этому часу все посетители уже наверняка ушли, если хозяйка вообще принимала посетителей.

Почувствовав легкий озноб, сыщик оглянулся назад. Улица показалась ему тихой и весьма респектабельной. Из похожих друг на друга окон, расположенных ровными рядами, открывался вид на небольшие палисадники. Внутренние дворики были чисто выметены. За запертыми задними воротами, вероятно, находились ведущие в хранилища для угля желоба, мусорные ящики и тщательно вымытые лестницы перед дверями буфетной и черного хода, которым пользовались торговцы и поставщики продуктов.

Являлось ли все это именно той обстановкой, в окружении которой хотелось жить Энгусу Стоунфилду? Или диктуемые ею определенные правила и однообразная скромность действовали на него угнетающе? Возможно, в глубине души он жаждал чего-то более живого, более радостного, бросавшего вызов разуму и пробуждавшего тревогу в сердце. Мог ли он ради этого пожертвовать спокойствием и теплом семейной жизни? Или он постепенно возненавидел знавших его соседей, тех, кто находился в зависимости от него, всю ту атмосферу, в которой ему предстояло прожить еще долгие годы, пока его не настигнет достойная, но в то же время скучная старость?

Монк понимал, что такое вполне могло произойти, и мысль об этом вызвала у него острый приступ тоски. Похоже, Стоунфилд, подобно многим другим мужчинам, бежал от настоящей любви и связанной с ней ответственности, променяв их на созданные им самим иллюзии, предавшись похоти и устремившись за призрачной свободой, которая в будущем неминуемо обернется одиночеством.

Ливень обрушился на детектива с новой силой как раз в тот момент, когда он, вновь обернувшись к распахнувшейся перед ним двери, встретился с вопросительным взглядом светловолосой горничной.

– Меня зовут Уильям Монк, и я хочу увидеться с миссис Стоунфилд, – представился он, положив визитную карточку на протянутый служанкой поднос. – Она, наверное, ждет меня.

– Да, сэр. Подождите, пожалуйста, в комнате для посетителей, я сейчас узнаю, сможет ли миссис Стоунфилд вас принять, – ответила горничная, отступив на шаг и пропустив гостя в дверь.

Сыщик прошел вслед за нею через опрятный холл, чтобы подождать хозяйку там, куда проводит его девушка. Сейчас ему представилась возможность оглядеться по сторонам и сделать некоторые выводы, касающиеся характера мистера Стоунфилда и окружавшей его обстановки. Впрочем, если хозяин дома испытывал какие-либо затруднения, это вряд ли можно было бы узнать по интерьеру комнат, предназначенных для приема гостей. Монк знал семьи, в которых обходились без отопления и питались едва ли не одним хлебом и жидкой овсяной кашей – и в то же время, приглашая в дом гостей, умели изобразить видимость процветания. Чтобы усилить произведенное впечатление, эти люди старательно разыгрывали роль щедрых, подчас даже расточительных хозяев. Иногда подобные смешные потуги вызывали у Уильяма презрение, а порой он испытывал какое-то странное болезненное сожаление к людям, считавшим это необходимым и убежденным, что лишь таким путем можно поднять собственный авторитет в глазах знакомых.

Стоя посреди небольшой аккуратной комнаты, куда провела его служанка, Монк окинул ее неторопливым взглядом. Обстановка помещения сразу наводила стороннего наблюдателя на мысль об удобстве и хорошем вкусе. Комната казалась немного тесной из-за обилия мебели, которая, впрочем, выглядела довольно модной, а камин, несмотря на холодную погоду, оставался незатопленным.

Мебель показалась сыщику массивной, с добротной и, как он успел заметить, не слишком изношенной обивкой. Пристально присмотревшись к салфеткам на спинках стульев, он не заметил среди них ни одной несвежей, мятой или выцветшей. На стеклах газовых рожков, укрепленных на стенах, не виднелось ни единого пятнышка, а складки гардин не выглядели выгоревшими от солнца. Лежащий на полу турецкий ковер красного и кремового цветов казался лишь немного вытертым там, где по нему чаще ходили, направляясь от двери к камину. На обоях Монк не заметил темных пятен, оставшихся на месте снятых картин, а на красивых фарфоровых и стеклянных безделушках – ни одного отколотого кусочка или тонкой, как волос, трещины, свидетельствовавшей о том, что эту вещь кто-то аккуратно склеил. Каждый предмет обстановки выглядел добротно и говорил в пользу хорошего вкуса хозяев. Это заставило детектива укрепиться во впечатлении, которое произвела на него Женевьева Стоунфилд во время их первой встречи.