Энн Перри - Покойник с площади Бедфорд Страница 4

– Этого я пока не знаю.

– В любом случае я не возражаю против того, чтобы инспектор допросил слуг.

Питт кивнул Телману, который с радостью покинул комнату, прикрыв за собой дверь.

Суперинтендант уселся в глубокое кресло, обитое зеленой кожей, а Балантайн, слегка напряженный, устроился напротив.

– Я ничего не смогу вам рассказать, – продолжил он. – Окна моей спальни выходят на площадь, но я ничего не слышал. Такое жестокое уличное ограбление не могло произойти у нас в округе. – На его лице промелькнуло выражение тревоги, которое сменилось грустью.

– Его никто не грабил, – ответил Питт, которому очень не нравилось то, что он обязан был сделать в следующий момент. – По крайней мере, не в обычном понимании этого слова. Деньги у него остались. – Он увидел удивление Балантайна. – А кроме того, вот это, – полицейский достал из кармана табакерку и положил ее на раскрытую ладонь генерала.

Выражение лица последнего не изменилось. На нем не отражались ни восхищение красотой табакерки, ни удивление тем, что человек, убитый в драке, мог обладать таким чудом. Но самое блестящее самообладание в мире не могло скрыть того факта, что кровь отлила от его щек и лицо посерело.

– Невероятно… – медленно выдохнул генерал. – Трудно поверить… – Он сглотнул. – Трудно поверить, чтобы грабитель пропустил такую вещь.

Питт понимал, что Балантайн говорит все это для того, чтобы заполнить паузу, пока решает, сознаваться ли в том, что табакерка принадлежит ему, или нет. И что же он будет говорить в свое оправдание?

Томас смотрел на собеседника, не отрывая глаз.

– Да, возникает множество вопросов, – вслух согласился он. – Вам знакома эта вещь, генерал?

– Да… Да, это моя вещь, – голос Балантайна звучал хрипло, как будто у того пересохло во рту. Он хотел еще что-то добавить, но потом передумал.

– И когда вы видели ее в последний раз? – задал ему Питт неизбежный вопрос.

– Я… Я не помню. К вещам привыкаешь и часто не обращаешь на них внимания. Не уверен, что я заметил бы ее отсутствие. – Генералу было явно не по себе, но он не отводил глаз от гостя. – Она лежала в столе в библиотеке, – предвосхитил Балантайн следующий вопрос полицейского.

Надо ли было Томасу вдаваться в подробности? Пока нет.

– А больше у вас ничего не пропадало, генерал? – перешел он к другим вопросам.

– Насколько я знаю, нет.

– Может быть, вы окажете мне любезность и проверите, сэр? А я пока выясню, вдруг кто-то из слуг заметил, что какие-то предметы в доме передвигались, или обнаружил другие следы грабителей.

– Конечно.

– Случается, что злоумышленники заходят в дом накануне ограбления, чтобы оценить обстановку или примериться…

– Я понимаю, – прервал Балантайн суперинтенданта. – Вы полагаете, что кто-то из нас может узнать убитого?

– Совершенно верно. Если б вы, ваш дворецкий и, может быть, один из ваших лакеев пришли в морг и посмотрели на него, то это очень помогло бы нам.

– Если это необходимо, – согласился генерал. Очевидно, данная идея ему не очень понравилась, но он смирился с неизбежным.

Раздался резкий стук в дверь, и прежде чем Балантайн успел ответить, дверь распахнулась, и в комнату вошла женщина. Питт сразу же ее вспомнил. Леди Огаста Балантайн была красива неброской холодной красотой. В ее лице читалась скрытая, сдерживаемая сила. По-видимому, она тоже помнила полицейского, потому что ее взгляд почти заморозил его. Эта холодность намного превосходила ту, которую Томас мог бы ожидать за то, что появился у них в доме ни свет ни заря. Но ведь после двух их предыдущих встреч хозяйка могла связывать его появление только с горем и болью.

Леди Огаста была одета в темное шелковое платье классического покроя, в котором можно было наносить утренние визиты. Платье было модным, но строгим – именно таким, какое больше всего соответствовало ее возрасту и достоинству. На висках у нее пробивались седые волосы, горе состарило ее кожу, однако глаза этой дамы продолжали светиться умом и железной волей.

Питт встал.

– Прошу прощения за то, что побеспокоил вас в столь неурочное время, леди Огаста, – негромко произнес он. – К сожалению, перед вашим домом произошло убийство, и мне необходимо опросить всех жителей, не слышал ли кто-нибудь какого-нибудь шума. – Он старался щадить чувства хозяйки дома. Эта женщина ему не нравилась, и поэтому он старался вести себя с ней подчеркнуто вежливо.

– Я так и предполагала, что вас заставила прийти сюда казенная надобность, инспектор, – ответила она, разом положив конец возможности любого социального общения между ними. Это был ее дом. И полицейский мог очутиться здесь только по делу.

Странно, но Питт почувствовал, что внутри его все сжалось, как будто Огаста ударила его. А ведь такую реакцию можно было ожидать! После всего, что было между ними – трагедия и боль утраты, – почему она должна была вести себя по-другому? Суперинтендант постарался расслабиться, но это ему не удалось. Балантайн тоже встал и теперь переводил взгляд с супруги на полицейского, как будто тоже хотел извиниться: перед Питтом – за высокомерное отношение к нему жены, перед женою – за присутствие в доме Питта и за возможную новую трагедию.

– На какого-то беднягу напали и убили перед нашим домом, – сказал генерал без обиняков.

Женщина глубоко вздохнула, но сохранила присутствие духа.

– Это кто-то, кого мы знаем?

– Нет, – быстро ответил ее муж. – По крайней мере… – Он повернулся к Томасу, вопросительно взглянув на него.

– Маловероятно, – Питт по-прежнему смотрел на Огасту. – Создается впечатление, что он переживал не лучшие времена и ввязался в драку. Но у него ничего не украли.

Леди Балантайн расслабилась.

– Тогда, инспектор, я рекомендую вам опростить наших слуг. Может быть, они что-то слышали, а если нет, то мне очень жаль, что мы ничем не смогли вам помочь. Всего доброго.

При этом Огаста даже не пошевелилась. Она разрешала уйти Питту, а не уходила сама.

Было видно, что хозяин дома чувствует себя неловко. У него тоже не было никакого желания затягивать беседу, однако он не мог согласиться с тем, чтобы ее закруглила его жена. Генерал еще никогда не отступал с поля боя и не собирался делать этого и теперь. Он мучительно пытался сохранить лицо.

– Если вы заранее сообщите мне, когда я должен буду быть в морге, я туда приеду, – сказал он Томасу. – А пока Блиссет покажет вам все, что вы посчитаете нужным увидеть. Не сомневаюсь также, что он сразу заметит, если что-то пропало или было сдвинуто с места.

– Пропало? – повернулась к нему Огаста.

Лицо Балантайна напряглось.

– Этот человек мог быть вором, – коротко ответил он, не вдаваясь в подробности.

– Этому я не удивлюсь, – сказала леди, приподняв одно плечо. – Тогда будет понятно, почему он оказался на площади. – Она вышла в холл, чтобы дать Питту дорогу, и молча ждала, когда тот пройдет мимо.

Дворецкий Блиссет – пожилой мужчина с военной выправкой – ждал у лестницы. Скорее всего, он был старым солдатом, которому Балантайн дал работу, зная его по предыдущей службе. И действительно, ходил Блиссет сильно прихрамывая, и Питт решил, что это было результатом старого ранения.

– Прошу вас следовать за мной, сэр, – торжественно произнес дворецкий и, убедившись, что гость не отстает, направился через холл к задней двери, ведущей на половину, где располагалась прислуга.

Телман стоял в столовой возле длинного стола, за которым ели слуги. Стол был накрыт для завтрака, но, очевидно, никто еще не начал есть. Горничная, одетая в серое форменное платье и белый накрахмаленный передник, с неудовольствием смотрела на суперинтенданта. На голове у женщины был сдвинутый набок чепец, который она, по-видимому, надевала в большой спешке. Лакей лет девятнадцати-двадцати прислонился к косяку двери, ведущей на кухню, а мальчишка-посыльный во все глаза уставился на Питта.

– Пока ничего нового, – сказал Телман, покусывая нижнюю губу. В руках полицейский держал карандаш и раскрытый блокнот, однако записей в нем было немного. – Такое впечатление, что в доме живут одни сони. – Его тон был полон сарказма.

Томас подумал, что если б его помощник был вынужден вставать каждый день в пять утра и работать до девяти-десяти вечера, то он бы тоже уставал так, что его нельзя было бы разбудить из пушки, однако ничего не сказал.

– Я бы хотел переговорить со всеми горничными, – обратился суперинтендант к Блиссету. – Могу я воспользоваться гостиной домоправительницы?

Дворецкий скрепя сердце согласился, но настоял на том, чтобы присутствовать при беседе. В его обязанности входило защищать своих подчиненных.

Однако два часа тщательных расспросов и внимательного осмотра основной части дома не дали никаких результатов. Обе горничные видели табакерку, но не могли вспомнить, когда это было, а все остальные вещи находились на своих местах. С уверенностью можно было сказать, что нигде не было видно никаких следов взлома, и никто в доме не заметил никаких посторонних.