Филлис Дороти Джеймс - Черная башня Страница 4

Никто не ответил на стук. Дэлглиш и не ждал ответа. Было совершенно очевидно: оба коттеджа пусты. Дверь была закрыта на простую задвижку. Чуть поколебавшись, Дэлглиш отворил ее и вошел в сумрак прихожей, пропитанной теплым книжным и слегка пыльным запахом, который мгновенно перенес его на тридцать лет назад. Дэлглиш раздернул занавески, впуская в помещение свет. Глаза выхватывали очертания знакомых предметов: посередине комнаты – круглый столик из красного дерева на одной ножке, покрытый слоем пыли; у стены – бюро с выдвижной крышкой; кресло-качалка с высокой спинкой и крылатыми ручками, такое старое, что из ветхой материи лезла набивка, а сиденье и вовсе протерлось до дерева. Неужели то самое кресло? Не может быть! Наверное, этот внезапный приступ воспоминаний – всего лишь ностальгический самообман. Но рядом находилась еще одна вещь, столь же старая, сколь и знакомая. За дверью висел черный плащ отца Бэддли, а сверху – поношенный, потерявший форму берет.

Именно при виде этого плаща Дэлглишу впервые в голову пришла мысль, что в коттедже что-то не так. Странно, конечно, что хозяина не оказалось дома, но этому можно придумать множество объяснений. Например, открытка Дэлглиша не дошла по назначению, или отца Бэддли срочно вызвали в Грэйнж, или он отправился в лавку в Уорхэм и опоздал на обратный автобус. Возможно даже, он напрочь забыл, что ждет гостя. Но если он куда-то вышел, почему не надел плащ? Зимой ли, летом ли, а представить старого священника в другом одеянии было просто невозможно.

Тогда-то Дэлглиш и обратил внимание на то, что, должно быть, уже заметил, однако пропустил, – маленькую стопочку листов с изображением черного креста. Взяв с бюро один из них, коммандер поднес его к окну, словно надеясь при более ярком свете разглядеть, что ошибается. Разумеется, никакой ошибки не было. Он прочел:

МАЙКЛ ФРЭНСИС БЭДДЛИ,

СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЬ.

РОДИЛСЯ 29 ОКТЯБРЯ 1896.

СКОНЧАЛСЯ 21 СЕНТЯБРЯ 1974.

ПОКОЙСЯ В МИРЕ.

ПОХОРОНЕН ПРИ ЦЕРКВИ СВЯТОГО МИХАИЛА И ВСЕХ АНГЕЛОВ, ТОЙНТОН, ДОРСЕТ.

26 СЕНТЯБРЯ 1974.

Умер одиннадцать дней назад, похоронен – пять. Впрочем, и так было понятно, что отец Бэддли скончался совсем недавно – чем еще объяснить витающее над коттеджем ощущение его присутствия? Будто он совсем рядом – позови только, и его рука ляжет на задвижку двери… Глядя на знакомый старый плащ с тяжелыми застежками – неужели старик и правда совсем не изменился за тридцать лет? – Дэлглиш ощутил прилив сожаления, даже горя, и сам удивился остроте своего чувства. Старик мертв. Должно быть, это естественная смерть – ведь его похоронили так быстро. Ни о смерти, ни о похоронах газеты не писали. И все же Бэддли что-то тяготило, а он скончался, так и не облегчив душу. Внезапно Дэлглишу стало крайне важно убедиться, что посланная им открытка дошла по назначению, что отец Бэддли умер, зная: его просьба о помощи не осталась без ответа.

Самым напрашивающимся местом для поисков было викторианское бюро, принадлежавшее еще матери отца Бэддли. Помнится, старый священник всегда запирал его на ключ. Майкла никоим образом нельзя было назвать скрытным, но любому священнику просто необходим хотя бы один ящик или шкафчик, куда не заглянут пытливые глаза уборщицы или не в меру любопытного прихожанина. Дэлглиш помнил, как отец Бэддли, бывало, рылся в глубоких карманах плаща, нашаривая маленький старинный ключик, для простоты обращения привязанный бечевкой к столь же старомодной бельевой прищепке. Должно быть, он все еще в кармане плаща.

С чувством, будто он обкрадывает мертвого, коммандер поочередно обшарил оба кармана. Ключа не оказалось. Тогда Дэлглиш снова подошел к бюро и попробовал выдвинуть крышку. Она поддалась без труда. Нагнувшись, он осмотрел замок, потом принес из машины фонарик и оглядел все заново. Так и есть, замок взломан. Довольно аккуратная работа, да и несложная: замок был практически декоративным, предназначенным уберегать от простого любопытства, а не от решительного и злонамеренного посягательства. Вор вставил стамеску или нож – да хоть лезвие перочинного ножика – в щель между столом и крышкой и сильно нажал. Повреждений осталось на диво мало, однако царапины и сам замок без всяких слов свидетельствовали о взломе.

Ладно, дело не в том, кто взломал. Возможно, сам отец Бэддли. Потеряй он ключ, найти такой же было бы негде, да и отыщешь разве в такой дыре хорошего слесаря? Конечно, странно было бы ожидать, что пожилой священник вдруг силой взломает крышку, но опять-таки: почему бы и нет? Или это сделали уже после смерти отца Бэддли? Не нашли ключ, а кому-нибудь в Грэйнж, возможно, требовалось хоть как-то открыть бюро. Там могли храниться необходимые документы или бумаги – страховка, имена друзей, которых надо уведомить о кончине священника, завещание…

Дэлглиш решительно взял себя в руки – хватит строить догадки! – и разозлился, обнаружив, что всерьез раздумывает: не надеть ли перчатки перед тем, как осматриваться дальше?

Он наскоро проглядел содержимое ящиков стола. Там не оказалось ничего интересного. По всей видимости, отношения отца Бэддли с внешним миром были сведены к минимуму. Однако одна деталь мгновенно привлекла внимание Дэлглиша. Аккуратно сложенная стопка детских тетрадок форматом ин-кварто в светло-зеленых обложках. Он знал: это дневник отца Бэддли. Так, значит, они еще не исчезли из продажи, эти вездесущие бледно-зеленые тетрадочки с таблицей умножения на задней обложке, такие же неотъемлемые принадлежности младших классов, как и запачканная чернилами линейка или ластик. Отец Бэддли всегда покупал себе такие для дневников: по одной на каждые три месяца. И теперь, когда старый черный плащ бесформенно висел у двери, источая характерный для одежд священнослужителей запашок пыли, Дэлглиш вдруг живо вспомнил один давнишний разговор. Так живо, будто ему всего лишь десять, а отец Бэддли, еще не старый, но уже казавшийся вечным, сидит здесь же, за письменным столом.

– Отец, так, выходит, это самый обычный дневник? А вовсе не изложение вашей духовной жизни?

– Это и есть духовная жизнь: самые обычные вещи, которые делаешь день ото дня, час от часу.

Адам с присущим юности эгоизмом спросил:

– Тут все, что делаете вы сами? А обо мне ничего?

– Ничего. Только то, что делаю я. Не помнишь, в какое время сегодня началась встреча «Союза матерей»? На этой неделе они собирались у твоей матушки. Кажется, сегодня время чуть изменили.

– В два сорок пять вместо обычных трех часов, отец. Архидиакон хотел уйти чуть пораньше. А вам обязательно соблюдать такую точность?

Прежде чем ответить, отец Бэддли немного подумал – несколько секунд, но очень серьезно, словно вопрос показался ему новым и неожиданно интересным.

– Думаю, да. Иначе это потеряло бы всякий смысл.

Юный Дэлглиш, для которого смысл беседы был уже и так безнадежно утерян, закончил разговор и убрел куда-то по другим, куда более насущным и важным делам. «Духовная жизнь». Это выражение мальчик частенько слышал из уст наиболее ревностных прихожан отца, хотя никогда – от самого каноника. Время от времени Адам пытался мысленно представить себе, что же таит этот незнакомый, чужой опыт. Протекает ли духовная жизнь одновременно с обычной, повседневной – подъем, завтрак, школа, каникулы – или же является сущностью совсем иного уровня, куда нет доступа ни ему, Адаму, ни иным непосвященным, но куда отец Бэддли может попасть в любую минуту, только пожелай? Однако в любом случае едва ли эта жизнь имела хоть какое-то отношение к столь тщательному отображению в дневнике ежедневной рутины.

Взяв с полки последнюю тетрадку, Дэлглиш наскоро просмотрел ее. Система отца Бэддли не изменилась. Все то же – по два дня на страницу, день ото дня отделен аккуратной чертой. Точное время, за которое автор дневника читал утреннюю и вечернюю молитвы; куда ходил на прогулку и сколько эта прогулка длилась; ежемесячная автобусная поездка в Дорчестер, еженедельная – в Уорхэм; часы, проведенные на службах в Тойнтон-Грэйнж; всякие нерегулярные мелочи; методичный отчет обо всем, чем пожилой священник заполнял каждый час на протяжении череды ничем не примечательных лет – и каждое событие записано с педантичностью и дотошностью счетовода. «Это и есть духовная жизнь: самые обычные вещи, которые делаешь день ото дня, час от часу». Неужели все и правда настолько просто?

Но где же нынешний дневник, тетрадь за третий квартал семьдесят четвертого? Обычно отец Бэддли хранил под рукой дневники за последние три года. Тетрадочек должно было быть пятнадцать, однако Дэлглиш насчитал лишь четырнадцать. Дневник обрывался на конце июня. Дэлглиш почти лихорадочно перерыл ящички бюро. Дневника там не оказалось, зато кое-что коммандер все же нашел. Под тремя счетами – за уголь, керосин и электричество – лежал листок тонкой дешевенькой бумаги с неумело и косо оттиснутым логотипом Тойнтон-Грэйнж. Снизу кто-то подпечатал: