Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения Страница 43

Я прожила в своей квартире шесть недель, перепробовав сотню мест в поисках работы, когда, просматривая список вакансий в газете «Стандард», в рубрике «Свадьбы» наткнулась на объявление о свадьбе Джерри Фернала и Пандоры Анны Флинт. Я слышала фразу «открылись старые раны», но никогда до того момента не чувствовала этого на себе. Я ощутила, как эти раны открылись на моих руках и ногах, а Джерри Фернал втирает в них соль. Задумался ли он хоть на мгновение, что делает со мной, вынудив меня уехать, заставив все бросить и отказаться от работы? Я пожертвовала для него всем, оставила «интеллигентную» должность в прославленной библиотеке, ухаживала за его ребенком, готовила ему еду и делала домашнюю работу, не говоря уже о том, что вывезла отвратительную развратную одежду, которую его драгоценная жена надевала, чтобы соблазнять своего любовника. И разве я хоть слово сказала ему об этом? Разве я сообщила ему, какой в действительности была Хиби? Нет. Разве я упомянула ее любовника, хотя бы намекнула, что он у нее был? Снова нет и нет. Наоборот, я слушала, как он непрерывно говорит о том, какая она была чудесная, какая добрая, какая прекрасная мать, и так ему сочувствовала, что теперь меня тошнит даже при мысли об этом.

Какой же Джерри лицемер! Эти стоны о Хиби мне пришлось выслушивать вечер за вечером долгие месяцы, и как он даже подумать не может о другой женщине, а три года спустя – всего три года – он закрутил роман с моей квартиранткой. Какой он, должно быть, мелкий человек, если влюбился в женщину, которая только внешне похожа на его покойную жену. Интересно, что бы подумала о нем Хиби, если бы узнала. А может быть, она и знает. Может, существует жизнь после смерти, хотя кто я такая, чтобы судить об этом? Джерри обычно говорил Джастину, что его мама в раю, смотрит на него с небес. Возможно, Хиби наблюдает за всеми нами – за собственным мужем, за бедным маленьким Джастином, за мной и даже за своим любовником Айвором Тэшемом – и делает свои собственные выводы.

Жизнь несправедлива. Как я помню, это первое, что сказала мне мама. Мне было года четыре. «Жизнь несправедлива, Джейн, – заявила она. – Тебе придется к этому привыкнуть». Я думаю об этом сейчас, когда сравниваю жизни Айвора Тэшема и мою. Я ни секунды не сомневаюсь, что он не знает, каково это – пытаться устроиться на одну работу за другой и получать лишь один ответ, что место уже занято. Конечно, не знает. Богатые, могущественные родственники устраивали его на работу. Влиятельные люди помогли ему пройти в парламент. Личные доходы росли, так что в том случае, если взятка и подкуп были единственным способом получить повышение, у него были средства на взятку и подкуп. Я всегда читаю разделы о рождениях, свадьбах и смертях в газете. Вот как я узнала о женитьбе Джерри Фернала. Вот как я узнала о смерти отца Айвора Тэшема: «Джон Гамильтон Тэшем внезапно скончался дома, любимый муж Луизы и дорогой отец Айвора и Айрис…» Наверное, он оставил своему сыну огромное состояние. Никто никогда не оставлял мне ничего. Дом моей матери в Онгаре, наверное, стоит полмиллиона. Держу пари, что когда она умрет, кто-нибудь получит разрешение на строительство поместья у нашей двери, и его стоимость упадет вдвое.

Сейчас я сижу в своей гостиной-спальне – Стю был прав, как еще ее можно назвать? – и перелистываю свой альбом вырезок. Я вернулась к началу, к газетным вырезкам об аварии, в которой погибла Хиби. Их четыре. Одна и та же сцена гибели и хаоса, снятая с разных ракурсов. Я вижу разорванный, искореженный металл, разорванные покрышки, осколки стекла, но никаких тел или частей тел, никаких пятен или рек крови. Единственный признак того, что в той машине погибли люди, – это кусок грязного пальто или куртки, накинутой на спинку сломанного сидения. Может, полицейские унесли тела к тому моменту, когда были сделаны фотографии? Они вырезали водителя из обломков и увезли его, переломанного и истекающего кровью, на машине «Скорой помощи» в ближайшую больницу Я не знаю, и не думаю, что кто-нибудь мне об этом расскажет.

Я сама надписала эти фотографии. Одна надпись гласит: «Останки черного «Мерседеса», который вел Дермот Линч, живущий в Паддингтоне, на западе Лондона». Я забыла это имя. Неудивительно, правда, после всего, что я пережила. У меня было о чем подумать, если не сказать больше. Но теперь мне не о чем думать, кроме того, как найти работу, достать денег и выжить. Нет, это преувеличение. Я не умру. Все, что со мной случится, – это то, что я уеду отсюда, меня исключат из строительного кооператива и я поселюсь у матери. Не будет преувеличением сказать, что эта судьба хуже смерти.

Если я буду думать об этом слишком долго, у меня не хватит сил и энергии и дальше составлять бесконечные резюме. Я не пойду на собеседование, назначенное на завтра, на место секретаря в приемной фирмы в Крейвен-парк, выпускающей шлакобетонные блоки, что бы это ни значило. Поэтому я листала страницы альбома, не обратив внимания на снимок пистолета из «Дейли экспресс», пока не дошла до первой фотографии Айвора Тэшема. Конечно, ничто не указывало на его связь с аварией, на нее никогда ничто не указывало.

Интересно, что произошло с Дермотом Линчем из Паддингтона, на западе Лондона? Он очень сильно пострадал. Возможно, он умер.

Я нашла телефонную книгу Западного Лондона и открыла раздел жилых кварталов. Паддингтон – это индекс W2. Там числилось очень много Линчей, и у многих были имена, начинающиеся на букву «Д», но ни один из них не имел индекса W2. Фактически среди всех Линчей только один оказался в разделе W2 – это был П.Х. Линч на улице Уильям-Кросс-Корт, 23, Роули-плейс. Инициалы П.Х. могли принадлежать его жене или отцу. Или брату.

Я бы хотела знать, жив ли Дермот Линч.

Глава 20

Я не получила работу у изготовителей шлакобетонных блоков. На обратном пути из Крейвен-парк сломалась машина. Я застряла на Хэрроу-роуд, не смогла заставить машину завестись и снова остро осознала, что на меня свалилась очередная проблема, поскольку починка автомобиля влетит мне в копеечку. Во-первых, я не продлила свое членство в Королевском автомобильном клубе, а во-вторых, отказалась от мобильного телефона. Я пользовалась им только в автомобиле, а тут практически единственный случай, когда он мне нужен… ну, и мне пришлось бросить машину и шагать полмили до гаража, где, как сказал владелец местного магазина, мне могли бы помочь. Они и помогли. Согласились отбуксировать к себе машину, осмотреть ее и оценить, что нужно сделать, но когда я вернулась на их грузовике, обнаружила на ветровом стекле штрафной талон.

Дорога домой на общественном транспорте отняла бы несколько часов. Там ходит только восемнадцатый автобус, и он даже близко не подъезжает к нужному мне месту. Я поймала такси, хотя сейчас это мне не по карману. Водитель повез меня по Хэрроу-роуд на Уорвик-авеню, и так как дорога резко пошла вверх, свернул на Роули-плейс. А там, на правой стороне, немного дальше, находится Уильям-Кросс-Корт. Неужели мне повезло? Если да, то это первое везение за много лет. Удача ко мне не заглядывает, поэтому, когда это случается, я отношусь к ней с подозрением. Я тут же начинаю сомневаться – а вдруг это вовсе не удача или у нее в хвосте прячется жало?

В конце концов, какой от нее толк? Я уже знала, что Линч живет на Уильям-Кросс-Корт, если он вообще существует на этом свете. Я могла бы найти это место сама, без вмешательства дорогостоящего такси. Тем временем водитель свернул на улицу под названием Парк-Плейс-Виллас и поехал по Мейда-авеню к Эджвер-роуд. Конечно, он выбрал самый длинный и поэтому самый дорогой маршрут из всех возможных.

Ремонт моей машины обойдется мне в восемьсот фунтов: новый коленвал, новый вентилятор, четыре новые покрышки, множество новых деталей для двигателя и, конечно, новый аккумулятор. И даже после этого, сказал автомеханик, она не будет как новенькая. «Откровенно говоря, вашу машину следовало бы отправить на свалку». Я начала спрашивать себя, нужна ли мне эта развалюха и не лучше ли будет оставить ее там, где она сейчас, и попросить мистера Всезнайку от нее избавиться.

Автобусом и пешком я обошла шесть рекрутинговых агентств, и пока ждала от них ответов, просматривала раздел «Свободные вакансии» в газетах. На большинство из них я взирала с недоумением, поскольку понятия не имела, что нужно делать на этих должностях и о чем думали те, кто опубликовал эти объявления. Например, что такое координатор проекта? Или что делают руководитель восстановления, менеджер по экономической политике, командный лидер демократических служб? Нельзя претендовать на эти места, если я даже не знаю, что это за работа.

Мне надо быть более позитивной. Я должна думать о своих преимуществах, какими бы они ни были: хороший диплом по английскому, опыт работы в библиотеке, два с половиной года ухода за ребенком с расшатанной психикой. Несомненно, они должны помочь мне получить какую-нибудь работу в секторе здравоохранения или, предпочтительно, в секторе литературы по здравоохранению, если таковая существует. Я начала печатать заявление о приеме на работу властям Лондона – я не могу ехать в Ланкастер или Глазго – в области ухода за детьми и поддержки семьи, но тут порвалась лента в пишущей машинке. Я не слишком-то расстроилась, она была такой старой. Когда Хиби увидела ее, она заметила, что я, наверное, последний человек в Лондоне, который до сих пор пользуется пишущей машинкой, и не поверила мне, когда я сказала, что мне не по карману компьютер. Полагаю, я смогу достать завтра новую ленту – если их еще можно купить.