Филлис Джеймс - Бесспорное правосудие Страница 46

– Насколько хорошо вы знали Венис Олдридж? – спросил Дэлглиш.

Ролстоун взял со стола линейку и стал тереть ею большой палец, но голос его звучал спокойно, и глаз от Дэлглиша он не отводил.

– В каком-то смысле некоторое время довольно близко. Примерно четыре года назад у нас завязался роман. Естественно, это случилось много спустя после ее развода. Наши отношения закончились больше года назад. Боюсь, точную дату я вам не назову. Моя жена около двух лет знала об этом романе. Конечно, она его не одобряла, и примерно год назад я обещал его прекратить. К счастью, Венис не возражала. По сути, отношения оборвала она. Если бы Венис не проявила инициативу, это пришлось бы сделать мне. Наш роман не имеет ни малейшего отношения к убийству, но вы спросили, насколько хорошо я ее знал, и я дал вам, доверительно, обстоятельный ответ.

– Значит, никакой обиды при расставании ни у одного из вас не было? – спросил Дэлглиш.

– Абсолютно никакой. Мы оба уже несколько месяцев знали: то, что между нами было, или мы думали, что было, умерло. И у обоих было достаточно гордости, чтобы не реанимировать труп.

Тщательно продуманная защита, подумала Кейт. А почему бы и нет? Он наверняка знал, зачем его хотят видеть. И у него было достаточно времени, чтобы подготовить этот спектакль вдвоем. Он не пригласил адвоката – тоже неглупый поступок. Да и зачем ему адвокат? Он сам достаточно знаком с перекрестным допросом, так что ошибок не совершит.

Ролстоун отложил линейку.

– Теперь мне понятно, как завязался наш роман. У Венис был – он и сейчас есть – привлекательный поклонник, Дрисдейл Лод, который водит ее по театрам и ресторанам, но иногда ей хотелось не спутника, а мужчину в постели. Я был подходящей кандидатурой. Не думаю, что наш роман был замешан на любви.

Кейт бросила взгляд на Люси Ролстоун. Еле заметный румянец окрасил эти тонкие черты, и Кейт отметила краткую судорогу отвращения. «Неужели он не понимает, насколько унизительна для жены эта грубая откровенность?» – подумала она.

– Венис Олдридж убита, – сказал Дэлглиш. – Кто был ей нужен или не нужен в постели, меня не касается, если это не имеет отношения к убийству. – Он повернулся к жене Ролстоуна: – А вы ее знали, миссис Ролстоун?

– Не очень хорошо. Время от времени мы пересекались – главным образом на разных юридических приемах. Думаю, что обменялась с ней всего несколькими фразами. Красивая женщина, но не производила впечатления счастливой. У нее был приятный голос. Я еще подумала, не поет ли она. Кстати, она не пела, дорогой?

– Никогда не слышал, – кратко ответил муж. – Не думаю, что она отличалась особой музыкальностью.

Дэлглиш снова повернулся к Марку Ролстоуну:

– Вы были у нее дома поздно вечером во вторник, за день до убийства. Нам интересно все, что происходило незадолго до этого. Почему вы ее навестили?

Даже если вопрос привел Ролстоуна в замеша-тельство, он ничем этого не выдал. Впрочем, подумала Кейт, он ведь знал, что его видела Октавия и слы-шала, как они ссорились. Отрицать это бесполезно и глупо.

– Венис позвонила примерно полдесятого и сказала, что ей нужно срочно обсудить какое-то дело. Когда я приехал, она была в странном состоянии. Говорила, что подумывает о должности судьи, спрашивала, как, на мой взгляд, сможет ли она быть хорошим судьей, и поможет ли в этом пост главы «Чемберс», если она сменит Хьюберта Лэнгтона? Последнее можно было и не спрашивать. Конечно, помогло бы. Что до того, будет ли она хорошим судьей, я ответил утвердительно, но засомневался, действительно ли ей это нужно и, что еще существеннее, может ли она себе это позволить?

– Вам не показался странным этот вызов поздним вечером для обсуждения того, что можно было обсудить с вами или с кем-то еще в более удобное время? – спросил Дэлглиш.

– Пожалуй, да. Возвращаясь домой, я решил, что Венис, возможно, собиралась потолковать о чем-то еще, но передумала или поняла, что помочь тут я ей не смогу, и не стала вообще поднимать этот вопрос.

– Вы не догадываетесь, что бы это могло быть?

– Нет. Как я уже сказал, она была в странном состоянии. И уезжая, я знал немногим больше, чем раньше.

– Но вы поссорились?

Ролстоун мгновение молчал, потом заговорил:

– Мы немного повздорили, но ссорой я бы это не назвал. Полагаю, вы разговаривали с Октавией. Не надо вам объяснять, как ненадежна информация, основанная на подслушивании. Этот напряженный разговор не имел никакой связи с прекращением наших отношений – по крайней мере прямой.

– О чем же он был?

– В основном о политике. Венис не интересовалась политикой и никогда не притворялась, что голосует за лейбористов. Но в тот вечер она вела себя странно и, возможно, искала повод для ссоры. Бог знает почему! Мы месяцами друг друга не видели. Она обвинила меня в том, что ради политических амбиций я готов жертвовать человеческими отношениями. И еще прибавила, что наш роман мог продолжаться, и она не положила бы ему конец, не ставь я ее на второе место после Партии. Это не было правдой. Наши отношения себя изжили. Я сказал, что в ее устах такое заявление звучит смешно: ведь она сама ради карьеры забросила дочь. Наверное, эти слова прозвучали уже при Октавии. Мы заметили ее, когда она стояла в дверях. Грустно, но она услышала правду.

– Скажите, где вы были вчера между половиной восьмого и десятью часами вечера? – спросил Дэлг-лиш.

– Уверяю, что не в Темпле. Я ушел из коллегии в Линкольн-Инн незадолго до шести, немного посидел с журналистом Питом Маквайром в «Уиг энд Пен», где мы пропустили по рюмочке, и вскоре после семи тридцати уже находился дома. В четверть девятого у меня была назначена встреча в Центральном зале парламента с четырьмя избирателями. Они заядлые охотники и хотят, чтобы я на государственном уровне озаботился будущим этого спорта. Я покинул дом без пяти восемь и шел пешком до парламента по Джон-Ислип-стрит и Смит-сквер. – Он выдвинул ящик стола и вытащил оттуда сложенную вдвое бумагу. – Здесь написаны имена избирателей на тот случай, если вы захотите проверить информацию. Прошу, проявите при этом такт. Я никак не связан со смертью Венис Олдридж. И сплетни вокруг этого дела с упоминанием моего имени весьма мне повредят.

– Если сплетни пойдут, то не мы будем их источником, – сказал Дэлглиш.

– Я могу подтвердить, что муж вернулся домой до семи тридцати и около восьми ушел в парламент, – спокойно произнесла миссис Ролстоун. – Через час он был дома. Вечером никто не звонил. Была пара звонков, но они относились ко мне.

– Был еще кто-нибудь в доме между половиной восьмого и девятью часами, когда вернулся ваш муж?

– Никого. Я держу кухарку с постоянным проживанием и приходящую служанку. В среду у кухарки свободный вечер, а у служанки рабочий день заканчивается в пять тридцать. По средам я сама готовлю мужу ужин в том случае, если у него нет встреч или дел в парламенте. Обычно мы предпочитаем ужинать дома – но такая возможность выпадает редко. И после одиннадцати, когда я легла, муж тоже из дома не выходил. Тогда ему пришлось бы пройти через мою спальню, а я сплю очень чутко и обязательно бы услышала. – Она невозмутимо посмотрела на Дэлглиша и спросила: – Вы ведь это хотели знать?

Дэлглиш поблагодарил ее и вновь обратился к Марку Ролстоуну:

– Вы, конечно, хорошо узнали мисс Олдридж за четыре года знакомства. Ее убийство вас поразило?

– Чрезвычайно. Естественно, я испытал обычные в таких случаях эмоции – ужас, шок, боль, когда умирает близкий человек. И конечно, был поражен. Это обычное чувство, когда случается что-то противоестественное и страшное с кем-то, кого ты знаешь.

– У нее не было врагов?

– Никого, кто бы до такой степени ее ненавидел. С ней было трудно – ну а с кем легко? Честолюбивые, успешные женщины часто вызывают зависть, раздражение. Но я не знаю никого, кто желал бы ей смерти. Хотя, возможно, я не тот человек, который вам нужен. В «Чемберс» расскажут больше. Может, это покажется странным, но последние два-три года мы редко виделись, а при встрече говорили – если говорили – не о личных вещах. У каждого была своя частная жизнь, и между нами существовал негласный союз – не упоминать об этом. Она говорила, что дружит с Дрисдейлом Лодом, и еще я знал, что у нее непростые отношения с дочерью. Но у кого простые отношения с взрослеющими подростками?

Говорить больше было не о чем. Детективы попрощались с Люси Ролстоун, а ее муж проводил их до дверей. Открывая дверь, он сказал:

– Надеюсь, все это сохранится в тайне. Мой рассказ касается только моей жены и меня – никого больше.

– Если ваш роман с мисс Олдридж не имеет отношения к этому делу, можете не беспокоиться, – сказал Дэлглиш.

– Никакого романа не было. Он закончился больше года назад. Мне казалось, я дал это ясно понять. У меня нет никакого желания, чтобы на мои окна были наставлены телеобъективы, а за моей женой ходили по пятам даже в магазины, особенно сейчас, когда пресса стала так назойлива и агрессивна. Похоже, нас хотят заставить поверить, что каждый газетный магнат был девственником до женитьбы и образцом верности после нее, а каждый журналистский материал подвергается тщательной проверке. Поистине, нет предела лицемерию.