Агата Кристи - Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник) Страница 47

Меня удивило, что он пытался представить наш разговор как беседу на медицинские темы, но я подыграл ему.

– Я так и подозревал и захватил лекарства с собой.

– Вот и отлично. Дайте мне их, пожалуйста.

– Они в моем саквояже в холле. Сейчас я их принесу.

Но Экройд остановил меня:

– Не беспокойтесь, Паркер все сделает… Прошу вас, Паркер, принесите саквояж доктора.

– Сию минуту, сэр.

Дворецкий покинул комнату, и я уже хотел было заговорить, но Экройд жестом остановил меня:

– Подождите минутку. Разве вы не видите, что я настолько взвинчен, что с трудом сдерживаюсь?

Это было видно невооруженным глазом, и я тоже стал нервничать. Меня одолевали дурные предчувствия.

Почти сразу же Экройд вновь заговорил.

– Прошу вас, проверьте, закрыто ли окно, – попросил он меня.

Удивленный, я встал и подошел к окну. Оно было не французским, а обыкновенной фрамугой, задернутой тяжелыми синими вельветовыми шторами; ее верхняя часть была открыта.

Я все еще стоял у окна, когда вернулся Паркер с моим саквояжем.

– Спасибо, – сказал я, отходя внутрь комнаты.

– Вы заперли окно на щеколду?

– Да, да. Что с вами происходит, Экройд?

Дверь за Паркером только что закрылась, иначе бы я не посмел задать такой вопрос.

Экройд помолчал минуту, прежде чем ответить.

– Я чувствую себя так, будто я в аду, – медленно произнес он. – Нет, нет, мне не нужны ваши дурацкие таблетки. Я заговорил о них только из-за Паркера. Слуги так любопытны… Подойдите и сядьте. Дверь тоже закрыта, правда?

– Да. Не волнуйтесь, нас никто не сможет подслушать.

– Шеппард, никто не знает, что мне пришлось пережить за последние двадцать четыре часа. Если когда-нибудь дом человека рушился прямо над его головой – так это обо мне. То, что произошло с Ральфом, – это последняя капля. Но мы сейчас не будем об этом. Я о другом… о другом! Я не знаю, что мне с этим делать, а решение надо принять безотлагательно.

– А в чем дело?

Экройд молчал несколько минут. Казалось, что он никак не может решиться начать. Когда же Роджер начал, то вопрос, который он мне задал, застал меня врасплох. Такое я ожидал услышать в самую последнюю очередь.

– Шеппард, ведь это вы лечили Эшли Феррарса перед его смертью?

– Совершенно верно.

Следующий вопрос дался ему с еще большим трудом.

– А вы никогда не подозревали… то есть вам никогда не приходило в голову, что его отравили?

На несколько минут я потерял дар речи. Потом все же решился – Роджер Экройд не был моей сестрой.

– Скажу вам всю правду, – ответил я. – В тот момент у меня не возникло никаких подозрений, но потом… Пустая болтовня моей сестрицы заставила меня об этом задуматься. И с тех пор я не перестаю об этом думать. Но, хочу заметить, никаких фактов подозревать отравление у меня нет.

– Так вот, он был отравлен, – сказал Экройд.

У него был тяжелый и бесцветный голос.

– И кем же? – резко спросил я.

– Своей женой.

– Откуда вы это знаете?

– Она сама мне об этом сказала.

– Когда?

– Вчера… Боже мой, вчера! А кажется, что прошло уже лет десять!

Я ничего не сказал, и он продолжил:

– Вы понимаете, Шеппард, что все это должно остаться между нами, не должно выйти за стены моего кабинета. Мне нужен ваш совет – я не могу один тащить все это на себе. Как уже сказал, я не представляю, что делать.

– А вы можете рассказать мне всю историю? – попросил я. – Пока я мало что понимаю. Как миссис Феррарс вам в этом призналась?

– Вот как все произошло. Три месяца назад я сделал миссис Феррарс предложение. Она мне отказала. Я предложил во второй раз, и она согласилась – правда, запретила мне объявлять о помолвке, пока не закончится год ее траура. Вчера я нанес ей визит и сообщил, что со времени смерти ее мужа прошел уже год без трех недель и что не имеет смысла скрывать далее нашу помолвку. Я уже несколько дней видел, что она довольно странно себя ведет. И вот вчера, совершенно неожиданно, без всякой на то причины, она полностью раскололась. И… и все мне рассказала. О своей ненависти к этому животному – своему мужу, о своей растущей любви ко мне и том, какие жуткие шаги она предприняла. Яд! Бог мой! Это было абсолютно хладнокровное убийство.

На лице Экройда я видел ужас и отвращение. Наверное, миссис Феррарс тоже их увидела. Экройд не относится к типу тех мужчин, которые из-за любви готовы простить все, что угодно. В основе его характера лежит гражданская добропорядочность. Все, что в нем было законопослушного и надежного, должно быть, восстало против этой женщины в момент ее откровений.

– Да, – продолжил он негромким, монотонным голосом, – она призналась во всем. У меня создалось впечатление, что об этом знал еще один человек, который стал ее шантажировать, требуя громадные деньги. Вот это и сводило ее с ума.

– И кто же это был?

Перед глазами у меня вдруг появилась картинка Ральфа Пейтона и миссис Феррарс, идущих совсем рядом. Их головы тесно сдвинуты. На мгновение я почувствовал тревогу. Если только представить себе… нет, это совершенно невозможно. Я вспомнил, с какой открытостью говорил со мной Ральф. Полный абсурд!

– Она не назвала его имени, – медленно произнес Экройд. – Более того, даже не сказала, что это был мужчина. Но, конечно…

– Конечно, – согласился я, – это должен быть мужчина. Вы кого-нибудь подозреваете?

Вместо ответа Экройд застонал и обхватил голову руками.

– Не могу, – сказал он. – Я теряю разум, просто думая об этом… Нет, я даже не буду высказывать вам эту дикую мысль, которая пришла мне в голову. Хотя вот что я вам скажу: нечто в ее словах заставило меня подумать, что этот человек относится к моему домашнему кругу… но ведь это невероятно! Должно быть, я ее неправильно понял.

– И что вы ей сказали?

– А что я мог сказать? Естественно, она увидела, какой это был для меня шок. Ведь сразу же возникал вопрос: что я должен делать в этом случае? Понимаете, она сделала меня соучастником уже свершившегося факта. И поняла все это быстрее, чем я, – так мне кажется. Я был совершенно ошарашен, понимаете? Она попросила дать ей двадцать четыре часа – взяла с меня слово, что до конца этого времени я не предприму никаких шагов. И она абсолютно твердо отказалась назвать имя негодяя, который ее шантажировал. Думаю, попросту боялась, что я немедленно с ним разберусь и тогда, по ее мнению, попаду в сложную ситуацию. Она сказала, что я получу весточку еще до того, как истекут двадцать четыре часа… Боже мой, Шеппард, клянусь, что я и не подозревал, что она собирается сделать. Самоубийство! И я довел ее до этого…

– Нет, нет, – ответил я. – Не надо так все преувеличивать. Вы совершенно не виновны в ее смерти.

– Вопрос в том, что мне делать теперь. Бедняжка умерла. К чему ворошить прошлое?

– Соглашусь с вами, – кивнул я.

– Но есть и еще один момент. Как мне добраться до этого мерзавца, который довел ее до смерти? Он знал о первом преступлении – и вцепился в него, как какой-то мерзкий стервятник. Она заплатила за все. Так что же, он так и останется ненаказанным?

– Понимаю. – Я говорил очень медленно. – Вы хотите ему отомстить? Но ведь это приведет к ненужной огласке, вы меня понимаете?

– Да, я подумал об этом. Я уже давно прокручиваю это у себя в голове.

– Я согласен с вами в той части, что мерзавец должен быть наказан, но не надо забывать о цене этого наказания.

Экройд встал и прошелся по комнате, потом опять опустился в кресло.

– Послушайте, Шеппард, а что, если мы оставим все как есть? И если от нее не будет никаких известий, то пусть все будет как будет.

– А что вы имеете в виду, говоря об известиях от нее? – полюбопытствовал я.

– У меня очень сильное подозрение, что где-то… как-то… она оставила для меня послание, прежде чем умерла. Это только предположение, но я ничего не могу с собой поделать.

Покачав головой, я уточнил:

– Но она ведь не оставила ни письма, ни какой-нибудь записки?

– Шеппард, я уверен, что она это сделала. Более того, я чувствую, что, совершив самоубийство, она хотела, чтобы все это стало известно широкой публике – хотя бы для того, чтобы отомстить человеку, который довел ее до такого отчаяния. Я верю, что если б я в тот момент был рядом, то она назвала бы его и умоляла бы меня во что бы то ни стало отомстить ему… – Экройд посмотрел на меня. – Вы верите в предчувствия?

– В какой-то степени. Особенно если, как вы говорите, от нее должна быть весточка…

Я замолчал. Дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошел Паркер с подносом, на котором лежало несколько писем.

– Вечерняя почта, сэр, – объявил он, протягивая поднос Экройду, затем собрал пустые чашки и удалился.

Мое внимание, на мгновение отвлеченное появлением дворецкого, опять вернулось к Экройду. Окаменев, он смотрел на длинный голубой конверт. Остальные письма упали на пол.

– Это ее почерк, – прошептал Экройд. – Она, должно быть, отправила его как раз перед тем… перед тем, как…