Кэрол Дуглас - Новый скандал в Богемии Страница 5

– Ты не надела нижнюю юбку! – удивилась я.

Моя подруга ответила, не отводя глаз от платья:

– В этом и состоит идея богемного стиля: освободиться от лишних объемов и тяжестей. Шелк должен беспрепятственно струиться вниз.

– Я никогда не выхожу из дому без нижней юбки, – чопорно заметила я. – А иногда надеваю даже несколько, пусть и под самое простое дневное платье.

Ирен поморщилась, будто услышала фальшивую ноту. Она замахала рукой, чтобы я замолчала. И я узнала властный жест месье Ворта, хотя у моей подруги он получился не высокомерным, а скорее рассеянным.

– Тс-с-с, – вдруг прошептала она. – Кажется, я что-то слышала.

Разумеется, она что-то слышала, ведь женщины в одной из соседних гардеробных кудахтали, как курицы. Поначалу мы просто не замечали их, но теперь Ирен вытянула шею, чтобы лучше различить голоса.

Я последовала ее примеру, хотя терпеть не могу подслушивать. Первые же слова, которые я смогла разобрать, потрясли меня.

– Само собой, он божественно красив, – произнес по-французски томный, похожий на скрипку женский голос со странным акцентом. – Если бы я хотела завести любовника его социального положения, я бы сначала убедилась, что его внешние данные компенсируют отсутствие связей.

– Но выходить замуж за такого человека, Серафина! – послышался другой голос, веселый, как напев флейты. – За простого адвоката! И лишить себя возможности найти достойного мужа, или хотя бы любовника!

– А вы видели ее украшения? – пропел более глубокий и резкий голос, напоминающий фагот. – Разумеется, нет. Потому что на ней их не было, разве что пара жалких побрякушек.

– Однако среди ее друзей много влиятельных особ. – Флейта явно была настроена более благосклонно.

– Кто? Бернар? – усмехнулся фагот. – Эта выскочка? Она такая тощая – ни дать ни взять ведьма. Не удивлюсь, если в один прекрасный день Божественная Сара улетит из Парижа на метле. А другая ее покровительница, Алиса Гейне, всего лишь американка, выехавшая на связях с немецкими банкирами. А вы же знаете, какие они: пошлые парвеню, денежные мешки. Как Ротшильды.

– Но она красивая, – сделала свой ход флейта. – И, говорят, поет, как ангел. Я слышала, что ей удалось замять скандал, в котором была замешана Алиса Гейне, и благодаря этому та вот-вот выйдет замуж за князя Монако. Ходят слухи, что эта Нортон чертовски умна.

– Не так уж она умна, – возразил фагот, кашляя, будто от табачного дыма. – Действительно умная женщина давно перестала бы совать свой нос в чужие дела и занялась бы собой. И ей не пришлось бы кривляться на сцене, чтобы заработать себе на хлеб. Со своей внешностью она легко заполучила бы графа или даже принца, а то и короля, если бы правильно разыграла карты. Она могла собрать столько драгоценностей, что даже спаниели месье Ворта стали бы ей служить. Умная? Нет, дорогие мои. Она полная дура, и при этом ей хватает самомнения, чтобы заявиться сюда. Не представляю, что нашло на месье Ворта, раз он позволил ей прийти.

Я прижала ладонь ко рту, другой рукой схватилась за сердце, словно пытаясь удержать его в груди. Вне себя от ужаса я повернулась к Ирен. Она шла к выходу с белым, как полотно, лицом. Я бросилась к ней и встала перед дверью:

– Ирен! Не надо, ради бога!

Моя подруга потянулась к дверной ручке, но я по-прежнему преграждала ей дорогу:

– Нет, Ирен! Разговор с этими женщинами ничего не изменит. Ты только устроишь сцену, чем еще больше их порадуешь. Не надо!

– Отойди, пожалуйста!

Никогда раньше я не слышала у Ирен такого ледяного тона. Ее глаза потемнели; побледневшие губы были крепко сжаты.

– Ирен! – Я отвернулась, чтобы не видеть этого взгляда.

Ирен тут же схватила дверную ручку.

– Нет, ты не можешь так поступить! – повторила я шепотом.

– Почему не могу, Нелл? – спокойно и холодно возразила она и открыла дверь.

Я застыла в оцепенении и сумела выдавить последний аргумент лишь в тот момент, когда она уже выходила из гардеробной.

– Ирен! Ты ведь не одета!

Она обернулась. Маленькие голубые бантики на лямках лифа дрожали, как крылышки ангела.

– Я в негодовании, Нелл, и одета вполне адекватно для гардеробной комнаты, – отчеканила она и пошла через холл к той двери, откуда доносился смех.

Еще никогда моя доля не была так тяжела: я должна была идти за своей дорогой подругой, стать свидетелем ее катастрофы, а потом собирать обломки.

Ирен была похожа на манекенщицу, рекламирующую нижнее белье. Она на секунду остановилась перед дверью и без стука распахнула ее. Смех резко прекратился.

Я поспешила забежать внутрь, чтобы не остаться в коридоре. Ирен повернулась и аккуратно закрыла дверь.

В гардеробной оказалось пять или шесть женщин – я была так взвинчена, что не могла сосчитать точно. Часть из них сидела на парчовых диванах в углу комнаты. Я с облегчением заметила, что две из них, как и Ирен, не одеты.

Одна дама стояла напротив зеркала, примеряя зеленую амазонку. Ее рыжевато-каштановые волосы были убраны в сетку, голову венчал дерзкий котелок для верховой езды.

– Прошу прощения за вторжение, – по тону Ирен было ясно, что извиняться она вовсе не собирается, – но я никак не могу удержаться, чтобы не поучаствовать в обсуждении сплетен, тем более, когда сама являюсь их объектом.

– Вы ошибаетесь, мадам… – заговорила взволнованная женщина со светло-каштановыми волосами. По голосу я признала в ней флейту.

– …Нортон, – закончила фразу женщина в зеленом. Это был фагот. Она осмотрела Ирен с ног до головы еще более пристально, чем недавно месье Ворт. Здесь ей нечем было поживиться: Ирен всегда носила самое изысканное белье. Нужно признать, что ее исподнее не уступало верхним платьям большинства женщин. Она никогда не позволила бы своей одежде поставить ее в неловкое положение.

– Вы оскорбили меня, – заявила Ирен женщине, стоящей перед зеркалом. – Только, пожалуйста, не называйте своих имен, чтобы мне было легче забыть про вас. Однако я должна исправить некоторые ваши ошибки относительно моей особы.

Женщина в амазонке повернулась, чтобы посмотреть на нас.

– Нам от вас ничего не нужно, в том числе исправлений ошибок, – бросила она. – Убирайтесь вон.

– Думаю, мы пока останемся, – спокойно ответила Ирен. В камерном ансамбле, что здесь собрался, ее богатый, глубокий и сильный голос звучал как виолончель.

Она принялась ходить взад-вперед, зловеще улыбаясь, словно волк, переодевшийся в бабушкино платье с рюшами. Я молча съежилась посреди комнаты.

– У вас есть определенные заблуждения на мой счет, – сказала моя подруга. – Я не против ваших нападок на мои умственные способности. Ум имеет самую большую силу в том случае, когда его недооценивают. Я ничего не имею против и ваших споров о моем таланте и моих внешних данных, они часто становятся предметом обсуждений. И лично я уже заметила все ваши недостатки, когда всех вас увидела.

Послышался вздох возмущения. Одна из дам, пухлая, как куропатка, с иссиня-черными волосами и бледной кожей, поднялась с дивана.

– Зачем мы слушаем эти оскорбления! – воскликнула она.

Остальные женщины заволновались, зашевелились, даже те, кто был не одет. Похоже, готовился массовый побег.

– Я кардинально отличаюсь от вас, – изрекла Ирен. – Вы должны признать это. Я настаиваю.

– И кто же нас заставит это признать? – поинтересовалась женщина, которая стояла перед зеркалом. В своей строгой амазонке она казалась очень грозной. Я отступила и спряталась за Ирен, когда женщина приблизилась к нам.

Около двери стоял маленький хрупкий столик в стиле Людовика Пятнадцатого. Ирен схватила с него какой-то предмет – сначала мне показалось, что это зонтик, – и крепко сжала в руке.

Дамы стали подниматься с дивана.

– Сядьте! – приказала им Ирен, направив длинный предмет в их сторону.

Теперь я видела, что это хлыст для верховой езды, украшенный клетчатой зеленой лентой, – как будто шею бульдога обвязали тонким кисейным бантом.

Пять женщин послушно попятились назад, зашелестев платьями. Но та, что стояла напротив зеркала, сделала шаг в нашу сторону.

Раздался громкий щелчок. Хлыст молнией рассек накаленную атмосферу маленькой гардеробной. Он изогнулся, как гибкий змеиный хвост, и рыжеволосая дама отпрянула назад, к зеркалу.

– Вернитесь туда, где были. Там и можете стоять, – разрешила Ирен. – Но двигаться я вам не позволяю.

– Мадам, это просто невыносимо! – послышался возмущенный голос флейты с дивана.

– Не сомневаюсь, однако для меня это истинное удовольствие, уверяю вас, – сказала моя подруга, прохаживаясь по комнате и похлопывая хлыстом по ладони.

Одна из сидящих женщин захныкала – этих дамочек оказалось несложно напугать. Ирен же чувствовала себя как рыба в воде: она обожала публику. Она готова была выступать перед кем угодно, даже – или в особенности – перед теми, кто не желал видеть ее спектакль.