Мертвая земля - Сэнсом Кристофер Страница 5

– Садись, дружище, – сказал я.

– Благодарю вас, сэр.

Мы с аппетитом принялись за еду. Утолив первый голод, Николас вытащил кошелек, извлек из него серебряную монету и положил на стол.

– Вчера мне дали ее в Лондоне, – сообщил он. – Новый шиллинг, только что выпустили.

Я взял новехонькую блестящую монетку, на которой красовалось серьезное лицо нашего одиннадцатилетнего короля. Вокруг его изображения шла надпись по-латыни: «Эдуард VI, король милостью Божией». Я взвесил монету на ладони:

– Она тяжелее, чем те, что чеканили в начале года. Но может, в ней еще больше меди?

– Думаю, так оно и есть, – нахмурившись, кивнул Николас. – Богом клянусь, протектор Сомерсет держит нас всех за последних дураков. Введя в оборот это свое фальшивое серебро, он ограбил всю страну. Чем больше он выпускает таких монет, тем быстрее растут цены. За кружку пива уже требуют два фартинга.

Я невесело улыбнулся:

– Сомерсету необходимо серебро, ибо война с Шотландией требует больших расходов. Парламент идет у него на поводу и одобряет введение новых налогов. – Я покачал головой. – Я думал, после смерти старого короля Англия прекратит выбрасывать деньги на войны, в которых заведомо обречена на поражение. Увы, я ошибался. Стало только хуже.

– Думаете, шотландцы нас побьют? – ухмыльнулся Николас.

– Все идет к тому.

– Для Англии это будет большим бесчестьем.

– За всю свою жизнь я не припомню, чтобы цены росли так быстро, как в этом году, – заметил я, задумчиво глядя на монетку. – Простым ремесленникам сейчас приходится туго… Не говоря уже о фермерах. Землевладельцы что ни месяц повышают арендную плату, а некоторые так и вовсе гонят арендаторов прочь, превращая поля в пастбища.

– А что им еще остается делать? – перебил меня Николас. – Рост цен ведь касается и их тоже. Я знаю, мой отец терпел убытки, потому что… – Овертон осекся, глубокая складка пересекла его усыпанный веснушками лоб.

Я догадывался, что творится у парня на душе. Три года назад, когда Николасу был двадцать один год, его родители, мелкие дворяне из Линкольншира, решили женить его по собственному выбору. Однако Николас не питал никаких чувств к девушке, которую они наметили ему в супруги, и наотрез отказался вступать с ней в брак. В результате родители лишили строптивого сына наследства. Горечь обиды не улеглась и по сей день, хотя, судя по всему, положение помощника барристера его вполне устраивало, и он с нетерпением ждал, когда же будет принят в коллегию адвокатов. Работал молодой человек усердно, был сметлив и сведущ, хотя я чувствовал: в отличие от меня, Ник отнюдь не был предан правоведению всем сердцем. Свободное время он проводил в обществе других молодых джентльменов – о том, что он джентльмен, Овертон никогда не забывал, – развлекаясь в лондонских тавернах и, как я догадывался, в борделях. Иногда мне казалось, что больше всего ему нужна хорошая жена. Хотя Николаса никак нельзя было назвать красавцем в общепринятом смысле этого слова, он, несомненно, был щедро наделен привлекательностью и, уж конечно, не страдал от недостатка уверенности в себе. Если ему действительно чего-то недоставало, так только денег, ибо небольшое жалованье, которое он получал у меня на службе, являлось для него единственным источником дохода. В последнее время Овертон начал ухаживать за Беатрис Кензи, дочерью моего коллеги-барристера. Я встречал эту юную девицу всего пару раз и, признаюсь откровенно, был о ней не слишком высокого мнения.

– А как по-вашему, есть шанс, что завтра я тоже увижу леди Елизавету? – спросил Николас, резко меняя тему разговора.

– Честно скажу, вероятность этого ничтожна. Даже я вижу ее крайне редко.

– Значит, вы притащили меня с собой только потому, что по статусу вам полагается иметь помощника, а в данном случае статус очень важен, – усмехнулся Николас.

– В общем-то, ты прав, старина. Сам знаешь, так положено. Хотя, думаю, для тебя тоже найдется дело – скорее всего, придется переписать кое-какие документы. Но доступ к леди Елизавете ограничен. Мастер Пэрри и приближенные к ней дамы строго следят за этим.

Николас подался вперед, в его зеленых глазах вспыхнули любопытные огоньки.

– Интересно, а что она собой представляет?

– Я не видел ее уже месяцев с восемь, – ответил я. – В последний раз я был допущен к ней, чтобы выразить соболезнования по поводу кончины королевы Екатерины… – Я слегка запнулся и, судорожно сглотнув, продолжил: – Ныне леди Елизавете пятнадцать лет, но она обладает умом и выдержкой взрослого человека. Дело в том, что детство ее было далеко не безмятежным. – Губы мои тронула грустная улыбка. – Она чрезвычайно умна и, как говорится, за словом в карман не лезет. Когда я начал работать под началом мастера Пэрри, она как-то сказала: «Мои собаки будут носить мои ошейники». Разумеется, к людям это относится тоже.

Помолчав немного, Николас спросил:

– А это дело, по которому мы едем туда… Как вы думаете, оно связано с тем, что случилось в январе?.. Ну, с теми неприятностями?

– Думаю, нет, – твердо ответил я. – Скандал, вспыхнувший вокруг Томаса Сеймура, умер вместе с этим недостойным человеком. Я в этом не сомневаюсь. – Вперив в Николаса пристальный взгляд, я произнес, подчеркивая каждое слово: – Всем известно, что лорд-протектор публично заявил: леди Елизавета не была осведомлена о брачных планах Сеймура. Это все, что я могу сказать по этому поводу, Николас. Сохранять конфиденциальность – первая обязанность законника.

– Кто же с этим спорит. Но…

– Но все, начиная от хозяина этого постоялого двора и кончая последним клерком в Линкольнс-Инн, желали бы знать подробности, – суровым тоном прервал его я.

– Я не о том, сэр. – На лице Николаса мелькнуло смущение. – Просто, когда нас срочно вызвали по некоему важному делу, я подумал: наверное, здесь есть какая-то связь. Возможно…

– Возможно, здесь замешана политика – ты это хочешь сказать? – снова перебил я. – Нет, я уверен, политика тут ни при чем. Прости, старина, что я так на тебя набросился. Просто люди, зная, что я работаю с Пэрри, видят во мне источник сплетен, а мне это чертовски надоело. – Я покачал головой. – Поверь, Николас, бывают случаи, когда тот, кто знает меньше, оказывается в выигрыше. В качестве опытного адвоката и старшего товарища я даю тебе этот совет совершенно бесплатно.

Позднее, когда Николас вернулся в свою комнату, я открыл окно. Дождь прекратился, но с крыши все еще капало, и это был единственный звук, нарушающий ночную тишину. Серебристый серп месяца разливал тусклое сияние над полями, окружавшими постоялый двор. Сейчас, в начале лета, уже ходили разговоры о том, что нынешний год, в отличие от четырех предшествующих, будет неурожайным. Страшно было подумать, что произойдет, если ко всем прочим неурядицам прибавится еще и нехватка хлеба.

Я отошел от окна. Прежде чем лечь спать, неплохо было бы сделать несколько физических упражнений, которые мне рекомендовал доктор Гай Малтон – мой друг и прекрасный врач, но я чувствовал себя слишком усталым. Мысли о Гае встревожили меня. Последние несколько месяцев он постоянно болел, силы его подтачивала медленная лихорадка, против которой не помогали никакие средства; учитывая, что Гаю давно уже перевалило за шестьдесят, болезнь могла иметь самые печальные последствия. Откровенно говоря, я опасался, что мой друг умирает. В последние несколько лет мне пришлось расстаться не только с королевой Екатериной, но и со многими людьми, к которым я питал душевную привязанность. С Джеком Бараком, моим бывшим помощником и давним другом, мы виделись чрезвычайно редко; к тому же встречи наши происходили тайком от его жены Тамазин. Когда-то она тоже испытывала ко мне расположение; однако три года назад я вовлек Джека в некое рискованное дело, участие в котором стоило ему руки (и едва не стоило жизни), а Тамми до сих пор не простила мне этого. Хотя я приходился крестным отцом их сыну, маленькому Джорджи, которому вскоре должно было исполниться четыре года, Тамазин не пускала меня на порог своего дома. Их младшую дочь я и вовсе не видел ни разу. Мой бывший конюх, мальчик по имени Тимоти, оставил мой дом, чтобы поступить в ученики к ремесленнику, а служанка Джозефина вышла замуж и теперь жила в Норфолке. Из ее последнего письма явствовало, что им с мужем приходится нелегко; зная, что она беременна, я послал супругам денег и просил сообщить, не голодают ли они. Однако ответа не последовало, что было отнюдь не в характере Джозефины, и это лишь усиливало мое беспокойство.