Есть что скрывать - Джордж Элизабет Страница 5

Поли не воспользовался ключом – в светлое время суток дверь почти никогда не запиралась.

– Эй! Встречайте победителей! – крикнул он, распахнув дверь, а потом опустился на одно колено, чтобы обнять своих отпрысков, которые стремглав бросились к нему. Топот ног сопровождался громкими криками.

– Папа пришел! Мама! Бабушка! Дедушка, папа пришел! С дядей Бойко!

Марк нашел взглядом свою крестницу. Племянница Эсме была его любимицей. И его незаживающей раной. На два месяца младше Лилибет, она являла собой разительный контраст с его дочерью, от которого разрывалось сердце.

Их захлестнула волна хаоса – дети потребовали «что-то особое из магазина, папа!». Как правило, это была какая-нибудь вещь, которую не выкупил клиент ломбарда и которую вряд ли можно было продать. Сегодня такой предмет был один – затупившаяся и потускневшая машинка для обрезки сигар. Поли вручил его старшему мальчику и предложил всем детям отгадать, что это. Пусть напишут свой вариант на листочке бумаги и отдадут папе – таковы правила. Вещь получит тот, кто угадает.

Отец Марка и Поли сидел в гостиной и смотрел телевизор; на голове у него были огромные наушники, спасавшие всех домочадцев от головной боли из-за включенного на полную громкость телика. Он махнул рукой, приветствуя сыновей, и они ответили ему тем же. Мать они нашли на кухне. Эйлин, жена Поли, что-то помешивала в стоящей на плите большой кастрюле, а Флосс Финни рвала листья салата.

Эйлин сразу же подбежала к Поли и обняла его за шею. Тот стиснул ее ягодицы, и они страстно поцеловались, словно не виделись несколько лет, а не десять часов. Марк отвел взгляд. Флосс наблюдала за ним, ласково улыбаясь. Поли с женой разомкнули объятия; Эйлин вернулась к плите, подняла крышку кастрюли и понюхала.

– Боже милосердный, мама… Неужели ты разрешила Эйлин готовить? Пахнет ее стряпней.

Эйлин хлопнула его по руке.

– Не лезь.

Флосс повернулась к Марку:

– Ты без Пьетры, Бойко?

– Может, придет попозже, – ответил Марк.

Поли подошел к холодильнику и сделал то, что делал с самого детства: открыл дверцу и пристально смотрел внутрь, словно пытался предсказать будущее по остаткам вчерашней еды. Марк понизил голос:

– Она на собеседовании.

– Правда? – переспросила Флосс. – Это же хорошо, да? Можно надеяться, что в этот раз все будет по-другому… – Она перевела взгляд на Поли, изучавшего содержимое холодильника. – Поли, мальчик мой, приготовь нам напитки. Эйлин, присмотри, чтобы он в этот раз не экономил лед. Терпеть не могу теплые коктейли.

В глубине дома дети подняли гвалт, и Поли прикрикнул на них, когда возвращался в гостиную с тележкой для напитков, чтобы смешать любимый коктейль матери – джин с тоником, причем тоника совсем чуть-чуть. Детские голоса притихли – ненадолго, можно не сомневаться, – и во время этого относительного затишья в комнату проскользнула Эсме. Она подошла к Марку, сунула ладошку ему в руку и прижалась лбом к его локтю.

– Я сдала экзамен по математике, дядя Марк, – сообщила племянница едва слышным шепотом. Во всей семье только Эсме и жена не называли его Бойко.

– Молодец, Эсме.

– Лилибет тоже сдала бы, если б могла, – ответила девочка. – Может, даже лучше, чем я.

Марк почувствовал, как у него защипало глаза.

– Да… Ну, может, когда-нибудь, а?

Флосс спросила девочку, не поможет ли она накрыть на стол, но Эсме указала бабушке, что ее мама все уже сделала.

– Неужели? – Бабушка ласково улыбнулась Эсме. – Тогда позволь нам, пожалуйста, поговорить с твоим дядей.

Эсме перевела взгляд с Марка на его мать, потом снова посмотрела на Марка.

– Значит, вот зачем ты просила меня накрыть на стол, бабушка… Могла бы прямо сказать.

– Прости, дорогая. Иногда я забываю, что ты уже большая девочка. Теперь буду говорить прямо.

Кивнув, Эсме вышла из комнаты, и Флосс повернулась к Марку.

– Сколько на этот раз?

– Претендентов? – Он пожал плечами. – Я ее не спрашивал. Она старается как может, мама.

– Иногда ей нужно уделять время и себе.

– Она отдыхает, около двух часов в неделю.

– Это вряд ли можно назвать отдыхом. Так продолжаться не может. В противном случае она не доживет и до пятидесяти, и что тогда будет с Лилибет? Что будет с тобой?

– Я знаю.

– Ты должен настоять, Бойко.

«Как будто я этого не делал, – подумал Марк. – Снова и снова, пока слова не распались на части и полностью не утратили смысл».

– Пит не хочет ей навредить.

– Конечно. И ты тоже. Но еще вы должны хоть немного думать о себе, правда? – Она помешала варево Эйлин, потом снова повернулась к нему, не выпуская из руки деревянную ложку. Флосс смотрела на него так, как смотрит мать на сына: молча сравнивала того мальчика, каким он был, с мужчиной, которым стал. И ей явно не нравилось то, что она видела. – Когда у вас в последний раз был секс?

Раньше она никогда с ним об этом не говорила. Марк был шокирован.

– Господи… Мама…

– Скажи мне, Бойко.

Он отвел взгляд и посмотрел на открытое окно с терракотовыми горшками, в которых росли свежие травы – мать любила, чтобы они всегда были под рукой. Он хотел спросить, когда их в последний раз поливали. Базилик выглядел несколько вялым.

– На прошлой неделе, – ответил Марк, приготовившись, что мать поймает его на лжи. Он не помнил, когда последний раз спал с женой. Знал только, что это время измеряется годами, а не неделями. Но Пит ни в чем не виновата. Даже когда она была рядом, то все равно не с ним – какой тогда смысл? Все чувства, которые у нее были, теперь настроены на маленькую спальню дочери и на звуки, которые передает из нее детский монитор: шипение кислорода и пыхтение, когда поднимается и опускается грудь Лилибет. «Невозможно заниматься любовью с женщиной, которая отсутствует», – хотел сказать он матери. Это просто механические движение, когда два тела трутся друг о друга в нарастающей лихорадке удовольствия, ведущей к разрядке. Для этого подойдет кто угодно. Например, безымянная иностранная «массажистка». Даже резиновая кукла, черт бы ее побрал. Но это все не то. По крайней мере, не то, чего он хотел. И это продемонстрировала сегодняшняя интерлюдия в массажном салоне. Оргазм? Да. Взаимоотношения? Нет.

Флосс печально смотрела на него.

– Бедный мой, – сказала она.

– Все нормально, мама, – ответил Марк.

Адаку Обиака оделась так, чтобы затеряться в толпе, и ей это удалось. Она стояла на своем посту, безымянная, незапоминающаяся, почти невидимая. Ее наблюдательный пункт располагался в арке входа кинотеатра «Рио», откуда тянуло запахом попкорна и кофе – «Странное сочетание», – подумала она, – заглушавшим ароматы, которые ветер приносил с противоположной стороны улицы. Там «Вкус Теннесси» изрыгал из себя миазмы вони: масло для жарки, куры, ребрышки и бургеры. Казалось, от этого запаха стал жирным сам воздух.

Она стояла здесь почти три часа, наблюдая за всей улицей и в особенности за отсутствием признаков жизни в нескольких подозрительных квартирах. Эти квартиры находились над бывшим магазином, торговавшим игрушками, играми и книгами, от которого осталась яркая фиолетовая вывеска с такими же яркими буквами двенадцати разных цветов. Магазин закрылся, и на его место никто не пришел, хотя на пустой витрине красовалось внушающее надежду объявление «Скоро открытие».

Закрытый магазин находился прямо между «Вкусом Теннесси» и магазином электронных сигарет «Вейп», и, как у всех торговых заведений на улице, у него было две двери. Через одну в магазин входили покупатели. Вторая, всегда запертая на ключ, предназначалась для жильцов верхних этажей. Интересующие ее квартиры можно было определить по шести окнам с ветхими рамами, по два на каждый этаж. В окнах верхнего этажа за выцветшими занавесками горел яркий свет. Окна третьего этажа, закрытые жалюзи, похоже, были темными. На втором этаже окна бесстрастно глазели на кинотеатр «Рио», отражая навес над входом, обещавший еще один усталый и мрачный мир, который должен возродиться благодаря юной героине, предпочтительно с белой кожей и белокурыми волосами.