Кэрол Дуглас - Красный замок Страница 52

– Как жутко звучит. И все-таки ты чувствовал небольшой сквозняк?

– Не совсем. Возможно, не просто сквозняк… легкое движение воздуха, будто холодное сухое дыхание горы. Место казалось совершенно пустынным, слышался лишь звук моих шагов. И тут за одной из массивных колонн, поддерживающих своды, я заметил движение.

– Ох!

– Я не хотел тебя пугать, Нелл. Ты же видишь, я вернулся, цел и невредим.

– Твой рассказ лучше любой истории о привидениях! Ты и правда думаешь, что видел призрака?

– Если бы. Призрак не смог бы провалить мою секретную вылазку.

– Тогда кто это был?

– Цыганская девушка.

– Даже там?!

– Даже там. И не одна.

– Быть не может! Сколько?

– В итоге я насчитал трех. Они были робкие, как лесные нимфы, очень юные и не носили украшений – ничего такого, что могло бы зазвенеть и выдать их передвижение. Тогда я понял, что они, должно быть, вошли в замок… снаружи.

– Снаружи! – Я затаила дыхание.

– Они точно так же нарушили границу, как и я. Девушки окружили меня, робко держась на некоторой дистанции, потом стали приближаться, все еще прячась за колоннами. Я будто превратился в майское дерево, вокруг которого пляшут языческие танцы. Я ломал голову, пытаясь найти способ подкупить или обмануть цыганок, чтобы последовать за ними наружу. Но они, очевидно, понимали только свой диалект. Наше обоюдное молчание казалось каким-то заговором, и я боялся его прервать, чтобы не разрушить некое тайное заклинание, иначе их безмолвие могло превратиться в крик, и они меня выдали бы, как и я выдал бы их. Так мы и смотрели друг на друга, двигаясь в беззвучном менуэте, а затем девушки наконец исчезли, а я вернулся на верхние этажи. Вряд ли они расскажут о нашей встрече, ведь тогда им придется раскрыть свое присутствие, которое тоже было незаконным.

Я вздрогнула:

– А вдруг это призраки? Убитые цыганские девушки пытаются показать тебе верный путь.

– Единственное, что я знаю, – глубоко внизу должен быть проход. Можно сказать, мы добились значительного прогресса в исследовании внутренних и внешних областей замка. Теперь пора решить, как воспользоваться тем, что мы узнали.

– О каком «мы» речь, Годфри! Ты взял на себя самую опасную часть задачи.

Адвокат взял мою перевязанную руку в свою:

– Именно мы, Нелл. Или вместе, или никак, я тебе обещаю.

Глава двадцать шестая

Внешнеполитическая деятельность

Ну и ну, вот так фрукт!.. Он словно добрый глоток здорового свежего морского бриза.

К утру следующего дня я говорила глубоким басом, как накануне ночью Ирен: в ходе нашей экспедиции от холода и влажности я подхватила простуду.

Пока я кашляла и гундосила, как сирена Сан-Франциско, моя компаньонка размышляла над картами Праги, недавно доставленными прямо в номер отеля из банка Ротшильдов по письменному запросу. Каким образом визит к цыганке-гадалке вдохновил Ирен на срочное изучение городской карты, оставалось за пределами моего понимания. Примадонна была одета по-домашнему: мягкие тапочки, длинная бордовая юбка из шелкового фая и розовая английская блузка с воланами, которая отлично сочеталась бы с платьем-сюрпризом.

– Ты ведь здесь раньше бывала, – пробасила я, глядя на карты, – даже дважды. Я надеялась, что ты хорошо ориентируешься в городе.

– Раньше мне не случалось обходить пешком все эти узкие улочки, – ответила она рассеянно, водя указательным пальцем то по одному, то по другому извилистому маршруту.

– Надеюсь, ты не обнаружишь за местами преступлений в Праге еще один сложный символ, как в Париже, – например, в форме египетского анха[55]. Кстати, я уверена, что слово «цыган» египетское по происхождению.

– Анх действительно является религиозным символом, и ты, возможно, права по части происхождения цыган, но у меня недостаточно информации о недавних убийствах в Праге, чтобы раскрыть их истинное значение. Я надеюсь, что Квентин сможет восполнить пробелы в информации, когда вернется.

– Квентин возвращается? – Я села на своей скромной раскладушке. – Тогда мне нужно одеться.

– Ты больна, и лучше тебе остаться под одеялом.

– Но не в присутствии же чужого мужчины.

Ирен склонила голову к плечу и с подозрением уставилась на меня:

– У тебя, как ты болтаешь направо и налево, есть опыт проживания в борделях на двух континентах. К чему вдруг такая щепетильность?

– Сейчас я не изображаю fille de joie[56].

– Вряд ли в нынешнем состоянии ты справилась бы со своими прямыми обязанностями в этой профессии на отлично, – весело заметила примадонна, все еще изучая план города со страстью безнадежно влюбленного картографа.

В ответ я оглушительно чихнула, но все же выбралась из кокона постельного белья.

– Ты, конечно, даже представить не можешь, – добавила она, – что Квентину абсолютно все равно, есть на тебе парадное платье или нет? Я уверена, что в ходе своей шпионской деятельности он посетил от одного до двухсот борделей – разумеется, исключительно ради исполнения долга перед родиной.

– Нелл была бы в ужасе, – отозвалась я, сражаясь с одеждой за занавеской, которая отделяла уголок с умывальником от всей комнаты. – Мне кажется, приходить в ужас – одна из радостей ее жизни. Меня-то, конечно, теперь ничем не удивишь.

– Представляю… – пробормотала Ирен, но, возможно, я неправильно расслышала.

В конце концов я вышла из своей импровизированной гримерной, одетая в мягкую английскую блузку кремового цвета и в длинную черную юбку – единственный наряд, который могла себе позволить в этом внезапном и опасном путешествии.

Ирен взглянула на меня с усмешкой:

– Не помешает немного пудры.

Я бросилась к круглому зеркалу над камином. Нос был ярко-алого цвета, будто меня снедала лихорадка. В борделе меня наверняка назвали бы не Розой, а Малиной.

– Косметика у меня в несессере, – указала Ирен.

Признаюсь честно: я бы все отдала за возможность порыться в этой сокровищнице. Несессер занимал почетное центральное место в саквояже, и весь остальной багаж окружал шкатулку с косметикой наподобие оправы драгоценного камня. Внутри деревянного корпуса скрывалось бесчисленное множество ящичков и отсеков, где хранился целый ассортимент бутылочек и банок с серебряными крышками. Конечно, я поспешила к косметичке, размышляя, куда бы ее поставить.

Я вся горела предвкушением, как ребенок, исследующий туалетный столик матери. Правда, сомневаюсь, что в матери какому-нибудь ребенку досталась – или достанется в будущем – женщина вроде Ирен.

Шкатулка для косметики напоминала ящик для хранения столового серебра, каждый отсек которого обит изумрудно-зеленым бархатом. Все содержимое было надежно упаковано в безумно интригующие бутылочки, откуда мне сразу захотелось выпустить джиннов. Я нашла широкую стеклянную банку с пудрой и воспользовалась пушистой кроличьей лапкой, чтобы нанести легчайший порошок на пылающий нос, рассматривая свое отражение в зеркале, встроенном в крышку корпуса.

Затем я пробежалась пальцами по гладкой атласной поверхности крошечных ящичков, не смея исследовать их дальше, но запоминая на ощупь расположение выступающих частей, как делают слепые.

Представьте мой испуг, когда часть дна коробки отскочила, будто на пружине, и передо мной открылось потайное отделение с различными банкнотами и золотыми монетами!

Ирен мгновенно возникла рядом, нависнув надо мной и покачивая головой:

– Тебе удалось справиться с открывающей защелкой, которая ставила в тупик пограничные службы шести стран. – Она захлопнула ящик.

– Я думала, что тут только косметика, – смущенно принялась я оправдываться.

– В этом и заключалась идея. Дамские штучки в последнюю очередь подозревают в наличии серьезного содержания. Кстати, это касается не только багажа, но и его владельцев.

Мои извинения были прерваны стуком в дверь, и Ирен поспешила открыть. В наш номер вошел Квентин Стенхоуп собственной персоной, хотя я едва его узнала. Он был одет как типичный горожанин: темный деловой костюм и фетровая шляпа; никаких экзотических усов. Если бы не его невероятно темный загар, он выглядел бы совершенно обычным англичанином, французом или немцем.

Он немедленно снял шляпу, с лукавой улыбкой оценив наши с Ирен скромные секретарские наряды, которые выглядели столь же нелепыми, какой я себя чувствовала. Глядя на вновь обретенный цивилизованный внешний вид Квентина, я была рада обойтись без своего скучного клетчатого пальто… и сияющего красного носа.

– Не стоило мне вот так врываться, – сказал он, уставившись, как назло, на мой нос, – но у меня была та еще ночка.