Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет Страница 6

– Да как тут расскажешь?.. Такие вещи, они же не поддаются ни постижению, ни объяснению, – покачал головой Пеллетер. И, подумав, прибавил: – Люди способны на все что угодно.

Эти слова расстроили Мартена.

– Нет, но я имел в виду то, что творил Мауссье…

Пеллетер положил руку парню на плечо, надеясь как-то облегчить его переживания.

– Просто я хотел бы быть готов к встречам с такими людьми, – объяснил Мартен.

– Не беспокойся, такого ты сразу определишь, – уверил его Пеллетер.

Мартена эти слова удовлетворили, а Пеллетер с усмешкой подумал о том, какую власть Мауссье взял над умами людей только благодаря тому, что его деяния стали предметом гласности. Он попытался припомнить свой первый допрос Мауссье, когда тот был еще просто подозреваемым. Сам-то он раскусил ли его тогда? Честно говоря, он даже сейчас затруднялся ответить на этот вопрос с уверенностью.

Летро в своем кабинете шумно брякнул трубку на рычажки. Он тяжело дышал, пытаясь совладать с собой.

На конторке дежурного зазвонил телефон, и Пеллетер сам снял трубку.

– Да… Старший инспектор Пеллетер… Мне нужно, чтобы вы достали папку с делом Марселя Меранже… Меня интересует все – семья, друзья, сообщники, враги, в общем, все-все… Сколько времени у вас это займет?.. Хорошо, я подожду…

Летро вышел из своего кабинета. Он был все еще красный от возбуждения, но, похоже, уже взял себя в руки. Он ждал, когда Пеллетер поговорит по телефону:

– Постойте, я сейчас дам вам другого офицера, и вы передадите информацию ему… Он подождет на телефоне… Спасибо. – Пеллетер передал трубку Мартену. – Запишите все, что там скажут.

Когда Пеллетер повернулся к Летро, тот, все еще багровый от гнева, поспешил доложить:

– Фурнье сказал, что попробует разобраться!

– Понятно.

– Да я мог бы…

Пеллетер подошел к Летро и, взяв под руку, увел в его кабинет. Закрыв за собой дверь, он стал наблюдать, как Летро снова принялся выхаживать взад-вперед, напряженно думая.

Потом Летро остановился и посмотрел на своего друга.

– Ты меня извини, просто у нас тут нераскрытых убийств уже тридцать лет не было.

– Да их у вас и сейчас пока нет.

– Фурнье сказал, что выяснит, не пропал ли у них кто из арестантов. Хотя говорит, он уже знал бы, если бы кто-то исчез за последние сутки.

– Ну да, наверняка знал бы. Ты сказал ему, что мы собираемся приехать?

– По его словам, в этом пока нет необходимости. Сам он сейчас будет занят разбирательством, а начальника тюрьмы нет на месте, так что нам лучше приехать завтра. Я посоветовал ему все-таки поставить в известность начальника тюрьмы, но он говорит, с ним нет никакой возможности сейчас связаться. Обещал, правда, что все будет держать под контролем, и что если мы хотим приехать, то лучше это сделать завтра.

По невозмутимому лицу Пеллетера трудно было прочесть его мысли, хотя он испытывал те же чувства, что и Летро.

– Меня этот Фурнье бесит! Ведет себя, будто ничего не произошло. Такой спокойный. Это же ненормально, – сказал Летро.

Пеллетер уже ловил себя на той же мысли сегодня. Фурнье вел себя так, словно ничто на свете не могло его поразить. Да еще начальника тюрьмы почему-то, как назло, не было в городе.

Летро сказал:

– Знаешь, а я хочу снова наведаться к Бенуа. Хочу взглянуть на его подвал.

– Это к пекарю?

– Ну да. Мне же надо хоть с чего-то начать! – Летро снова побагровел. – Мы ведь не знали еще об убийстве, когда разговаривали с ним сегодня утром. Может, что-то пропустили.

Летро направился к вешалке за дверью за своим плащом. Потом открыл дверь. Перед конторкой дежурного стояла старушка с мокрой собачонкой на руках – собачонку она держала, словно сумочку. Рядом с ней стоял молодой человек в шляпе. Оба они что-то торопливо объясняли двум полицейским офицерам, из-за чего в комнате стоял просто невообразимый гвалт. Мартен по-прежнему прижимал к уху телефонную трубку, прикрыв другое ухо свободной рукой.

Не обращая внимания на эту шумную картину, Летро направился к выходу. У самой двери он обернулся и сказал Пеллетеру:

– Ты со мной?

– Нет, езжай один.

Летро ушел, а Пеллетер сел и стал от скуки наблюдать за происходящим – ему пока оставалось только ждать.

Офицеры как-то умудрились уговорить посетителей излагать свои жалобы по очереди, и вскоре выяснилось, что молодой человек чуть не задавил старушкину собачку, когда парковался на площади. Молодой человек утверждал, что собачонка болталась на улице без присмотра. Никто, впрочем, не пострадал.

Пеллетер, слушая все это, попытался себе представить, каково это – быть полицейским в таком маленьком городке. Дождливая погода, похоже, всех взвинтила до предела.

– Старший инспектор! – позвал Пеллетера Мартен из-за конторки.

Пеллетер подошел.

– Ну? Есть что-нибудь?

Молодой офицер протянул ему листок, исписанный уже знакомым почерком.

– Вот, здесь список. Длинный. – Гордясь проделанной работой, он с готовностью ждал, когда Пеллетер просмотрит записи.

На плотно исписанном листке было около сотни фамилий. Некоторые из них были знакомы Пеллетеру по уголовным делам прошлых лет, но большинство имен ни о чем не говорило. Скорее всего, многие из этих людей тоже отбывали заключение или умерли.

Мартен встал и перегнулся через конторку.

– А знаете, инспектор, мне, кажется, знакома вот эта фамилия.

Имя, на которое он указал – Клотильда-ма-Флёр Меранже, – было помечено как дочь найденного на улице покойника.

– Такое необычное, редкое имя. Я даже попросил того человека на телефоне посмотреть, выходила ли мадемуазель Меранже замуж, и оказалось, что выходила. Она сейчас замужем за неким Шемом Розенкранцем, американским писателем. Ее теперь зовут Клотильда-ма-Флёр Розенкранц.

Старушка с собачкой вроде бы немного успокоилась, и разговор в комнате теперь шел в более сдержанных интонациях.

Мартен, ожидая от Пеллетера какой-либо реакции, прибавил:

– Они живут здесь, в городе.

– Где именно? – спросил Пеллетер.

Розенкранцы жили на западной окраине города, на улице Принсипаль, где дома стояли достаточно далеко друг от друга и постепенно переходили в сельскую местность. Их небольшой двухэтажный особняк с белыми ставнями был выкрашен в оливково-зеленый цвет. Низенькая изгородь, окружавшая владения, носила скорее декоративный характер.

Дождь на улице шел не переставая, но Пеллетер все же решил отказаться от машины и пройтись пешком. Дом пекаря, где вчера было найдено мертвое тело, находился в другой части города, на севере, но это ровным счетом ничего не означало, так как сам городок был не очень велик. Меранже мог идти к дочери или же уже побывал у нее. И еще важно было выяснить, кто помог ему бежать из тюрьмы.

Пеллетер прошел через ворота. Дом выглядел ухоженным и веселым даже в такую дождливую погоду. С козырька над входной дверью ручьями лила вода. В глубине дома горел свет. Пеллетер постучал.

Пока он ждал, по улице в сторону центра промчалась машина.

Пеллетеру никто не открывал, и он, озираясь по сторонам, постучал еще раз.

Конечно, Розенкранцы могли и уйти куда-нибудь, но в такой-то дождь вряд ли. И вряд ли они оставили бы включенным свет.

Ютясь под козырьком, он постучал громче, даже дверной косяк немного сотрясся.

В глубине дома показалась фигура, заслонившая собою свет, видневшийся в стекле дверного окошка. Быстрые шаги приблизились к двери, она распахнулась, и мужчина на пороге недовольно спросил:

– Что вам нужно?

Он был примерно одного с Пеллетером возраста. По-французски говорил почти без акцента, и все же что-то выдавало в нем иностранца. Возможно, манера держаться.

Пеллетер показал ему свои документы.

– Мадам Розенкранц дома?

– Нет. А в чем дело?

– Я хотел бы поговорить с ней лично.

– Ее здесь нет. А я работаю, так что извините. – Он не пошевелился, но всем своим видом дал понять, что собирается закрыть дверь.

– Я насчет ее отца. И думаю, она хотела бы поговорить со мной.

Мужчина сделал шаг вперед, преградив Пеллетеру путь.

– Если вы насчет ее отца, то она точно не захочет с вами говорить. Она порвала с ним навсегда. И ненавидит его.

– Но это никак не избавляет меня от необходимости поговорить с ней.

Мужчина переминался с ноги на ногу, словно готовясь дать отпор. Как и Пеллетер, он был крепок сложением и нисколько не обрюзг из-за возраста и сидячей писательской работы.

– Моя жена не разговаривает со своим отцом уже тринадцать лет. Поэтому все, что она может сказать, я могу сообщить вам прямо сейчас. А именно – ничего! Вам это понятно?

Пеллетер промолчал.

– Мне надо работать, – сказал месье Розенкранц и попятился, чтобы закрыть дверь.

Пеллетер, собираясь уйти, повернулся, но, когда дверь уже почти затворилась, спохватился.

– Еще только один вопрос! Если ваша жена давно не разговаривает с отцом, тогда почему она предпочла жить в городе рядом с его тюрьмой?