Ричард Фримен - Тайны Д’Эрбле Страница 6

Я смотрел на нее со смесью восхищения и удивления. Кроткая, нежная девушка, какой она мне казалась, вдруг превратилась в героиню рыцарского эпоса, взывающую к мести: ее щеки порозовели, глаза пылали.

– Господь не позволит преступнику уйти от расплаты, – произнесла мисс Боулер с мрачной решимостью. – Я в этом уверена.

Остальной путь к дому Мэрион мы шли молча. У ворот она повернулась ко мне и, протянув руку, принялась благодарить.

– На моем месте так поступил бы каждый, – смущенно запротестовал я. – Но прошу вас, окажите честь, включите меня в круг своих друзей и позвольте быть для вас полезным.

– Я буквально с первой минуты прониклась к вам огромным доверием, – отозвалась она, – и уже считаю вас другом. Надеюсь, вы будете меня навещать, как только все успокоится.

Я поблагодарил ее, кивнул мисс Боулер и удалился, радуясь только что услышанному. Подумать только, она считает меня своим другом! Но теперь я просто обязан инициировать расследование убийства ее отца. Разумеется, неофициальное, которое будет вести доктор Торндайк. Только он сможет найти убийцу.

Слова патологоанатома, конечно, прозвучали для меня как гром среди ясного неба, но за этим открытием – несомненно – стоял доктор Торндайк. Патологоанатом, конечно, был настоящим специалистом и смог бы разобраться в причине смерти без всякой помощи, если бы догадался что-то искать. Ведь чтобы заметить следы инъекции в спину, надо постараться. В глаза они не бросаются. Девяносто девять докторов из ста почти наверняка ничего бы не заметили, особенно если покойный был «утопленником» и на теле нет никаких повреждений. Подобного рода открытия были характерны для Торндайка. Он всегда учил, что не следует сразу хвататься за то, что лежит на поверхности, и расследовать любое дело, с виду даже самое банальное, надо очень тщательно, как будто сложнее его ничего нет. И тогда, например, неожиданно выяснится, что на самом деле суицид – ловко замаскированное под него убийство. Если бы не мой недавний визит к Торндайку, вердикт присяжных был бы совсем другим. Например, «смерть по неосторожности» или «самоубийство на почве временного помешательства». Так что я обратился к доктору очень вовремя. Как же теперь подвигнуть его начать расследование?

Он может отказаться, скажет, что это не в его компетенции. И расходы, а они непременно будут, – со своими скромными средствами я их скорее всего не потяну. Но все равно нужно зайти к Торндайку, выслушать, что он скажет. И как можно скорее.

Сейчас же мне пора было прибавить шаг, чтобы успеть на прием пациентов доктора Корниша в его кабинете на Макленберг-сквер.

Глава 4

Пациент Бенделоу

В Лондоне есть районы настолько скучные и серые, что там буквально не на чем остановить взгляд. Кругом какие-то лавки, торгующие то ли старым корабельным имуществом, то ли другим бесполезным товаром. Под стать обстановке и такие же унылые обитатели.

Вот такое место я обозревал с верхней части омнибуса через несколько дней после разбирательства коронера (экипаж доктора Корниша в данный момент был в ремонте, а лошадь на выпасе). Район этот именовался Хокстон, а улица, куда мне следовало прибыть, – Маркет-стрит, что недалеко от канала Риджентс.

Ехал я по вызову, который посыльный принес в кабинет доктора Корниша, но адресованный «доктору Стивену Грею», что меня немало удивило. Бумагу подписал некто Джеймс Моррис, который не был мне известен. Откуда же он знал меня?

Вызов доставили рано утром, и там содержалась просьба «приехать по возможности пораньше». Что за срочность? И потом, зачем вызывать незнакомого врача, молодого, только начинающего практику, и заставлять его ехать в такую даль? Неужели не нашлось никого поближе?

Такие вопросы я себе задавал и сидя в омнибусе, и шагая по этой самой Маркет-стрит, выискивая дом 23 и канал, который видел на карте. Улица оправдывала свое название – там было полно магазинчиков и лотков с разнообразными товарами. Пришлось обратиться за помощью к продавцу рыбы, он показал, куда идти. Вскоре я увидел и канал, и дом – он был последним на противоположной стороне, а в нескольких ярдах за ним улицу перегораживала низкая стена, над которой виднелась мачта парусного баркаса, медленно проплывающего мимо.

Я подошел к стене. За ней внизу виднелась пешеходная дорожка, идущая вдоль канала. На баркасе начали опускать мачту, чтобы пройти под мостом, который виднелся где-то в двух сотнях ярдов впереди.

Затем я направился к дому. Первый этаж занимал магазин, довольно свежая вывеска на котором возвещала, что его владелец – «Дж. Моррис, антиквар». Выставленный на витрине товар заставил меня усмехнуться. Какой антиквар? Написали бы лучше старьевщик. На витрине красовалась потрескавшаяся пивная кружка в виде сидящего на табурете тучного джентльмена в треуголке и с трубкой, древний морской секстант, часы с кукушкой, табакерка, пара садовых статуэток, побитая чаша для пунша, картина маслом, настолько темная, что невозможно было разглядеть, что там изображено, и наконец посмертная гипсовая маска, возможно, какой-то знаменитости, мне неизвестной.

Мой осмотр прервало появление над задернутой занавеской лица, принадлежащего женщине среднего возраста. Она рассматривала меня с недоброжелательным интересом. Недолго думая, я открыл дверь магазина. Внутри звякнул колокольчик, и тотчас появилась она.

– Я доктор Грей…

– Дверь сбоку, – буркнула она. – Звоните и стучите. Там есть дверной молоток.

Я поспешно последовал в указанном направлении, дернул колокольчик и два раза ударил в дверь молоточком. Никто не отозвался. Неужели в доме никого нет и вызов прислали по ошибке? Я постучал еще несколько раз и был вознагражден. Дверь отворила та же самая женщина, что и в магазине, с очень противной кислой физиономией.

Не произнеся ни слова, она впустила меня, заперла дверь, повернулась и пошла. Я последовал за ней по длинному коридору, который закончился у двери в просторную прихожую первого этажа. Справа виднелась лестница, а в дальнем конце всю стену закрывала тяжелая штора.

Женщина начала подниматься по лестнице медленным похоронным шагом. На площадке она остановилась у первой двери и нарушила молчание. Голос у нее был хриплый:

– Скорее всего вы застанете мистера Бенделоу спящим. И не будите, пусть спит.

– Мистер Бенделоу? – спросил я. – Мне показалось, что фамилия пациента Моррис.

Она покачала головой:

– Нет, пациент Бенделоу. А Моррис – фамилия моего мужа и моя тоже. Это он прислал вам вызов.

– Кстати, а откуда он обо мне узнал? – спросил я. – Вызов принесли в кабинет доктора Корниша.

– Не знаю, – ответила она. – Наверное, сказал кто-нибудь. Но это не важно. Тем более что вы уже здесь. Впрочем, от вас ничего особенного не требуется. Только формальное наблюдение. Мистер Бенделоу безнадежен. Мой супруг, мистер Моррис, водил его к известному специалисту, доктору Артемусу Кропперу, и он сказал, что у него рак билоруса.

– Пилоруса, – поправил я.

– Пусть так, – проворчала она, – какая разница. В любом случае у него рак этого самого, и его дни сочтены. Доктор Кроппер написал нам, что делать, мы и делаем. Насчет диеты и всего остального. Я вам покажу его бумаги. Он еще прописал мистеру Бенделоу морфий от болей. Мы даем – это делает мой муж – дважды в день. Пока хватает. Мистер Бенделоу к тому же почти совсем глухой, так что вы от него ничего добьетесь, тем более что он почти все время спит. Доктор Кроппер сказал, что у него нет времени его посещать, и мы пригласили вас. Так что зайдите, посмотрите его.

Она бесшумно открыла дверь, и я последовал за ней в некотором смятении, не понимая, что от меня требуется. Артемус Кроппер – весьма авторитетный врач, я слышал о нем, – поставил диагноз и сделал назначения, оспаривать которые я не собирался. Значит, мое присутствие здесь ничего не значило, что, конечно, задевало мое достоинство. Но пришлось смириться. Ничего не поделаешь, начинающему врачу приходится выезжать на любой вызов.

Весьма примечательную внешность мистера Бенделоу подчеркивала подтверждающая диагноз Кроппера ужасная худоба. Похоже, что и в свои лучшие годы красавцем он не был, а теперь и вовсе имел вид отвратительной карикатуры. Все, что роковой болезни на его теле могло показаться лишним, она безжалостно убрала, обнажив скелет, зловеще проступающий сквозь тонкую кожу. Над всем тут доминировал его огромный крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы. Тяжелые нависшие брови, которые, видимо, прежде придавали ему хмурый вид, теперь были редки, а выступающие скулы делали его череп страшным. Вид пациента одновременно вызывал жалость и отталкивал.

Его возраст я оценить не смог. Мистеру Бенделоу могло быть и все сто лет. Удивительно, что он все еще был жив; казалось, в этом теле не могло остаться ничего, что заставило бы его функционировать.