Линда Лафферти - Невеста смерти Страница 7

Спорить с матерью было бесполезно, поэтому Маркета собрала побольше слюны и плюнула на камен-ный пол.

– И что мне теперь делать со всей этой краснотой на теле? – спросила она.

Теперь Люси забеспокоилась по-настоящему и, отодвинув в сторону лук, уставилась на дочь.

– Так у тебя это не только на лице?

– Оно везде, где он ко мне прикасался. Ты бы знала, как жжет между ног!

Мать скривилась, словно крот, впервые вылезший из норки на белый свет.

– Больше он до тебя не дотронется – вот увидишь. По крайней мере, пока, – пообещала она.

– Пусть так, но ты взгляни на это…

Люси раздраженно посмотрела на дочь и с такой досадой бросила нож на разделочную доску, что нарезанные овощи разлетелись по столу.

– Надо избавиться от этого уродства. Если мы не сотрем метку дьявола, пивовар может и не взглянуть на тебя больше.

Маркета промолчала и, разломив хлеб, окунула краешек в суп. В ожидании больших денег мать не поскупилась на душицу и обрезки свинины.

– Нам нужно вернуть твою прежнюю белую кожу. – Люси взяла тряпку и вытерла оставшийся на полу след от плевка. Затем немного помолчала и продолжила: – Ты должна сходить к знахарке, Аннабелле, на улице Длоуха. Она состряпает какое-нибудь целительное зелье и подскажет, как облегчить боль. Тебе же надо возвращаться… на работу.

Маркета вздохнула. Работа. Отныне только это у нее и остается. Но пока… пока нужно воспользоваться советом матери и пойти к колдунье.

Ей уже приходилось слышать о знахарке Аннабелле и ее матери, тоже Аннабелле, старой карге, умершей прошлой зимой. Всех женщин, живших в том доме на улице Длоуха, звали Аннабелла, и все они передавали свои чары – а также и дом – из поколения в поколение, от матери к дочери. Нынешняя хозяйка была лишь на несколько лет старше Маркеты и жила в доме одна. Что случилось с ее отцом, дедом и другими мужчинами в этой семье, никто не знал – в старом доме всегда жили только женщины.

Соседом знахарки был алхимик, в свое время державший лабораторию в первом дворе возвышавшегося над городом Рожмберкского замка. По слухам, ему почти удалось получить золото из свинца и создать эликсир жизни. Но потом Вильгельм Рожмберк умер, а его брат, Петр Вок, растратил деньги на женщин, пьянки и войну с турками-османами, оставив алхимика ни с чем.

– Пойди к Аннабелле и спроси, есть ли у нее трава или снадобье от твоего недуга, – велела Люси дочери. – Повяжи платок, прикрой лицо и ступай прямиком к ней. Будет лучше, если тебя такой никто не увидит. Доешь суп и отправляйся!

Маркета сняла с крючка накидку и повязала шерстяной платок, прикрыв им воспаленное лицо.

– Если не застанешь ее дома, поищи на кладбище – Аннабелла может быть там, – добавила мать.

Девушка поежилась. Идти на кладбище у нее не было ни малейшего желания. Иногда, когда в доме не оставалось совсем никакой еды, она ходила к излучине Влтавы – поискать мидии, – и тогда ее путь проходил мимо кладбища. Отец давал ей корзинку и тупой железный нож, хотя помогал тот мало и она все равно резала пальцы об острые раковины.

Проходя по берегу, Маркета частенько чувствовала, как по ногам, ласкаясь, словно кошка, пробегает холодок от могил. Оглядываясь через плечо, девушка видела могильные камни кладбища францисканского монастыря, а иногда, затачивая нож о речной камень, слышала невнятный шепот. Когда она резала палец о раковину, кровь капала в воду и расплывалась красными змейками, которые тут же уносило неторопливое течение.

Сегодня Маркета шла по городу, опустив голову и пряча от прохожих лицо. Было холодно, и никто из встречных, с кем здоровалась девушка, не спрашивал, почему она завернулась в платок.

– Добрый день, слечна[3].

– Добрый день, – кивала в ответ Маркета.

На улице Длоуха она постучала в нужную дверь и отступила в ожидании ответа, притопывая, чтобы согреться, по мостовой. Маркета вытащила из деревянного сундука ботинки, хотя мать и нахмурилась – ведь чем чаще надеваешь обувь, тем быстрее ее снашиваешь. Но на улице было холодно, и от булыжников у девушки болели ступни. Она наклонилась и потуже затянула кожаные ремешки, которыми крепились к ногам стоптанные деревянные подошвы. Появившиеся ниоткуда три кошки принялись тереться о ее лодыжки, мурлыча и обнюхивая гостью.

– Ее там нет, – произнес чей-то голос.

Маркета обернулась и увидела бредущего по улице высохшего старика.

– Видел, как уходила утром с корзинкой, – рассказал он. – Может, за грибами отправилась, хотя их сейчас и нет. Скорее, за кореньями или речными мидиями. А вернее всего, пошла на кладбище.

– Вы ведь алхимик, – сказала через платок Маркета. Теплый воздух, пройдя через ткань, вырвался наружу клубочками пара. – А я – Маркета Пихлерова.

– А, дочь цирюльника! – кивнул старик-алхимик и протянул руку. – Приятно познакомиться.

Придерживая левой рукой платок, девушка поздоровалась с ним правой. Он внимательно посмотрел на нее белесыми глазами.

– Почему ты закрываешься, милая?

Маркета вздохнула и опустила платок.

– Из-за сыпи. Поэтому и пришла к Аннабелле. Может, у нее найдется какая-нибудь мазь.

– Похоже на трансмутацию, – пробормотал старик, касаясь ее лица ледяными пальцами. Жест этот был чисто профессиональным – никакого осуждения или отвращения в выражении его лица Маркета не заметила.

– Изменилось ли что-то в твоей жизни или желаниях? Я вижу, что тело пытается сбросить некое противное тебе состояние, – сказал алхимик.

Банщица вздрогнула и постаралась собраться с духом. Этот человек видел ее в первый раз, так откуда же он узнал о ее трудностях?

– Как вы определяете такое, господин? – спросила она.

– Всю свою жизнь я изучал трансмутацию и каббалу. Такая сыпь часто бывает знаком возмущения тела и души. – Он посмотрел ей в глаза. – Тебя ведь тревожит что-то, милая?

Маркета опустила глаза на булыжную мостовую, обледенелую и скользкую.

Алхимик откашлялся.

– Да. Боюсь, я преступил черту. Отыщи Аннабеллу; может быть, у нее найдется что-нибудь для тебя. Она – женщина умная, как и ее мать, и силой обладает большой – для своего возраста.

Пихлерова поблагодарила его. Старик кивнул, повернулся и потащился дальше, к своему дому на Широкой улице, где у рыночных рядов шла бойкая и шумная торговля. Девушка же поспешила к реке по улице Длоуха, в обход городской площади, держась подальше от оживленного рынка.

Аннабеллу она нашла на краю кладбища, среди могил. Стоя на коленях, рыжеволосая знахарка рылась в грязи в поисках кореньев. Неподалеку высилась горка свежей земли – могила утонувшего несколько недель назад местного мальчика.

– У этих корней особенная сила, данная им уходящим духом, – промолвила, не поднимая головы, знахарка. – Ты ведь та девочка, которую прозвали Перловицей, да?

Как же так? Аннабелла даже не посмотрела на нее. Зрение у Маркеты было очень хорошим, и она еще издалека разглядела юное тело под бесформенной темной накидкой, но то, что это именно Аннабелла, поняла, только когда увидела спутанные рыжие волосы. А ведь знахарка даже голову не подняла!

– Откуда ты меня знаешь? И как узнала про это прозвище? – спросила банщица.

– Не смущайся и не красней. – Аннабелла наконец повернулась и посмотрела на девушку карими глазами. – Из-за того, что думают люди, беспокоиться не стоит.

– Обидно, – сдавленно пробормотала Маркета.

– Не сдавайся. Сплетни да пересуды только отнимают силы, потому что люди боятся всего, кроме самого привычного и знакомого. В твоем имени заключена большая сила, ты это знаешь?

Аннабелла отряхнула и вытерла руки и поднялась с могилы.

– А теперь убери платок и дай мне посмотреть, что ты под ним прячешь, – сказала она, лениво, как кошка, потягиваясь.

Пихлерова сглотнула и разжала пальцы. Платок упал.

– Нехорошо, – покачала головой травница. – Где-то еще есть, да? В женских местах?

Ее собеседница снова покраснела.

– Да. Там еще хуже, чем на лице.

Знахарка поцокала языком.

– С этим надо что-то делать.

– Сколько ты с меня возьмешь? Много я дать не смогу.

– А вот тут ты ошибаешься. Ты очень многое можешь мне дать. Я докажу тебе это.

Взяв Маркету за руку, колдунья отвела ее к реке и указала на гнездо лежащих под водой раковин.

– Я избавлю тебя от сыпи, если ты поможешь мне. Покажи, в которой из раковин самая большая жемчужина.

Маркета посмотрела на нее как на сумасшедшую.

– Я не разбираюсь в жемчуге. Ничего о нем не знаю. Даже старик, что продает их на рынке, не может знать, в которой из раковин есть жемчужина. Знал бы – был бы богачом.

– Перловица. Это имя тебе дали в миг страсти. В такие моменты дух говорит правду, пусть даже и изрекает ее устами самых низменных и недостойных человеческих существ. Но большинство людей слишком глупы, чтобы понять смысл посланий духа. Взять хотя бы мидию. Попавшая в раковину песчинка раздражает ее, и она стремится избавиться от нее, как от мусора. Но в конце концов случается чудо красоты, и песчинка становится жемчужиной. Так что, Маркета, укажи на раковину. Но то, что в ней найдется, достанется мне, обещаешь?