Поворот ключа - Уэйр Рут Страница 7

Сандра провела рукой по стене и тронула пальцем пиктограмму на загоревшейся панели. Портьеры на окне задернулись, а через несколько секунд вновь разъехались в стороны.

– Ого! – сказала я, не зная, как реагировать.

С одной стороны, это было поразительно, а с другой… Сандра нашла правильное слово – жутковато.

– Я понимаю, тебе немного непривычно, – вновь улыбнулась Сандра. – Наша профессия вынуждает быть в курсе новинок. – Она посмотрела на часы. – Ладно, я совсем тебя заболтала. Располагайся, разбирай вещи, а я достану из духовки ужин. Увидимся внизу через… пятнадцать минут хватит?

– Да, конечно, – слабым голосом ответила я, и она исчезла, закрыв за собой дверь.

Оставшись одна, я поставила чемодан в угол и прошла к окну. Снаружи царила непроглядная тьма. Лишь прижавшись лицом к стеклу, я смогла различить усеянное звездами небо и темные контуры гор на горизонте. При мысли, насколько это место отрезано от мира, я непроизвольно вздрогнула. Потом отвернулась от окна и стала рассматривать комнату.

В окружающей обстановке меня поразило необычное сочетание старины и современности. Окно с медной ручкой и рифлеными стеклами явно принадлежало к Викторианской эпохе. А освещение относилось к двадцать первому веку: вместо скучной люстры под потолком – множество разнообразных источников света, которые можно настраивать на любую теплоту и яркость. Традиционных радиаторов в комнате тоже не наблюдалось. Я не понимала, откуда идет тепло. Дом явно обогревался, потому что на улице было прохладно, и стекло запотело от моего дыхания. Теплый пол? Какие-то трубы в стенах?

Мебель выглядела более консервативно, в стиле дорогой загородной гостиницы. У противоположной окну стены стояла большая кровать с разбросанными в художественном беспорядке парчовыми подушками, под окном пристроились маленький диванчик и журнальный столик – уютное место, чтобы выпить бокал вина с другом. Меблировку довершали комод, письменный стол, пара кресел и сундук с мягкой обивкой в изножье кровати, который мог служить для хранения вещей либо дополнительным местом для сидения.

Рассмотрев обстановку, я занялась дверями. Открыв одну наугад, я обнаружила вместительный гардероб с пустыми стеллажами и полками, над которыми автоматически включился свет. Вторая дверь была заперта. Третья вела в ванную – Сандра оставила ее приоткрытой. На стене я заметила такую же панель, как на входе в комнату. Я тронула ее рукой, не питая особых надежд, и панель моментально осветилась множеством непонятных значков. Я ткнула пальцем в первый попавшийся, не имея ни малейшего представления, что может произойти, и свет загорелся ярче, явив моему взору современную дизайнерскую душевую кабину с огромной лейкой в потолке и бетонную раковину с туалетным столиком, размер которого превышал рабочую поверхность в моей кухне. Здесь псевдовикторианством и не пахло. Ванная комната представляла космическую эру во всем ее блеске и великолепии.

Я вспомнила ванную у себя дома – клочья волос в ржавом стоке, сваленные в угол грязные полотенца, мутное зеркало с пятнами косметики…

Мои амбиции не простирались дальше того, чтобы приехать сюда, встретиться с Элинкортами и выяснить, чем все закончится. Честно говоря, я не надеялась, даже не мечтала получить эту работу.

А теперь… теперь я захотела. Не только получать пятьдесят пять тысяч фунтов в год. Всего этого. Жить в красивой комнате, в великолепном доме, мыться каждый день в стильном душе с мраморной плиткой, блестящими хромированными кранами и сверкающими стеклами без следов известкового налета.

Более того, мне захотелось стать частью этой семьи. Если у меня и были сомнения по поводу того, зачем я сюда приехала, эта комната не оставила от них камня на камне.

Я долго стояла перед умывальником, опираясь руками о столешницу. На лице, которое смотрело на меня из зеркала, застыло какое-то неприятное выражение. Тревога и… голод в глазах. Нельзя показывать Сандре свое отчаяние. Заинтересованность – да. Но не отталкивающую, голодную безысходность, которая читалась в моих глазах.

Я неторопливо пригладила волосы, облизнула палец и поправила непослушную бровь. Моя рука потянулась к кулону. С тех пор как я окончила школу, правила которой запрещали носить украшения, я его не снимала. В детстве надевала только по выходным и на каникулах, оставляя без внимания мамины вздохи и замечания о дешевых безделушках, от которых остаются зеленые пятна на коже. Кулон был подарком на мой первый день рождения, и теперь, спустя двадцать с лишним лет, он стал частью моего тела. Я его практически не замечала, даже когда теребила пальцами в моменты волнения или скуки.

А на этот раз обратила внимание. Витиеватая серебряная буква «Р» на тонкой цепочке. Вернее, как не уставала напоминать мама, всего лишь с серебряным напылением, и с годами это становилось все более очевидным, поскольку в тех местах, что я постоянно перебирала пальцами, под слоем серебра начинал проступать дешевый желтоватый металл.

У меня не было никаких причин снимать скромное украшение. Вероятность, что его кто-то заметит, приближалась к нулю. И все-таки…

Я медленно завела руки за шею и расстегнула застежку. Тронула губы бесцветным блеском, поправила юбку, затянула хвостик и пошла вниз на главное собеседование в моей жизни.

Спустившись, я не нашла в холле Сандру, зато из дальнего конца коридора доносился соблазнительный аромат. Я вспомнила, что хозяйка дома увела туда собак, и осторожно двинулась вперед. Толкнув дверь, я попала в другой мир.

Заднюю часть дома словно грубо отрезали и срастили с поражающей воображение модернистской коробкой, воплощающей в себе двадцать первый век со всей его неистовой энергией и напором. К высокой стеклянной крыше взлетали блестящие металлические балки, а викторианскую мозаичную плитку сменил наливной бетонный пол, отполированный до тусклого блеска. По стилю это было нечто среднее между бруталистским собором и промышленных размеров кухней. Блестящая металлическая стойка для завтраков, окруженная хромированными табуретами, разделяла помещение на ярко освещенное кухонное пространство и обеденную зону, по всей длине которой тянулся длинный стол с бетонной столешницей.

Сандра стояла перед гигантской плитой – я таких огромных в жизни не видела – и накладывала что-то в две глубокие тарелки. Она повернулась ко мне.

– Послушай, Роуэн, мне очень стыдно: я забыла спросить… ты не вегетарианка?

– Нет, я практически всеядна.

– Фух, просто гора с плеч! Понимаешь, у нас почти ничего нет, кроме жаркого из говядины. Я как раз лихорадочно соображала, успею ли запечь картошку. Кстати, вспомнила. – Она подошла к монструозному стальному холодильнику, тронула пальцем невидимую кнопку на дверце и сказала, четко произнося слова: – «Хэппи», закажи, пожалуйста, картофель.

– Картофель добавлен в список покупок, – ответил механический голос, и на вспыхнувшем экране появился список. – Приятного ужина, Сандра.

Подавив истерический смех, я молча наблюдала за хозяйкой, поставившей на длинный стол две тарелки жаркого, нарезанный хлеб на доске и небольшую мисочку с чем-то белым, напоминающим взбитые сливки.

Тарелки из тончайшего фарфора, вручную расписанные изысканными цветочками и золотыми узорами, выглядели вполне по-викториански. Почти нелепый контраст между четкими модернистскими линиями стеклянной комнаты и хрупкой антикварной посудой немного сбивал с толку. Кухня представляла собой вывернутую наизнанку остальную часть дома. В отличие от викторианской классики, разбавленной редкими штрихами космической эры, здесь преобладала современность. О том, что скрывается за дверью, напоминали только тарелки и тяжелые завитки на столовом серебре.

– Ну что ж, приступим, – сказала Сандра, садясь за стол и жестом приглашая меня последовать ее примеру. – Жаркое из говядины, хлеб можно макать в подливку, а это сливочный соус с хреном, очень рекомендую.

– Пахнет восхитительно, – искренне похвалила я.