Фолькер Кучер - Вавилон-Берлин Страница 8

– Ушел?

Рат удивленно поднял глаза. Вдова Бенке, набросив на темно-синюю ночную рубашку связанный крючком палантин, стояла в дверях, которые вели из коридора в столовую, а оттуда в ее личные апартаменты. Хозяйке было под сорок, и, очевидно, она была одинока. Ее взгляд говорил о многом, ее намеки были прозрачны. Она выглядела совсем неплохо с ее юношески наивным лицом и светлыми кудрями, в которых едва проглядывали отдельные серебристые волоски, но Гереон стойко противостоял ее заигрываниям. Завести интрижку с хозяйкой? К тому же с той, которая запрещает ему любые свидания в своей квартире? Нет, это даже не приходило ему в голову, об этом не могло быть и речи. Пусть даже она предпринимает незаметные попытки обольщения. Сейчас, облокотившись на дверной косяк в ожидании его ответа, женщина представила ему на обозрение часть своего пышного декольте. Полицейский ничего не сказал, а просто кивнул. Он все еще не мог отдышаться. А Элизабет Бенке, казалось, нравилось затрудненное дыхание ее квартиранта.

– Пойдемте, господин Рат. Я приготовлю чай. С ромом. Это как раз то, что нужно после стресса. – Она покачала головой. – А я думала, что история с этим русским наконец закончилась.

Последние слова фрау Бенке вызвали у ее жильца любопытство, и он последовал за женщиной в кухню. Когда-то это была буржуазная столовая, но с тех пор как Элизабет пришлось сдавать жилье в аренду, она сделала из прежней кухни ванную комнату для арендаторов мужского пола, а в столовой разместила кухонный гарнитур.

– Вы имеете в виду, что в этом доме пьяные русские частенько вламываются по ночам в чужие квартиры и учиняют скандал? – спросил Гереон, усевшись за большой обеденный стол.

Бенке посмотрела на него и пожала плечами:

– Во всяком случае, я могу сказать, что ваш предшественник, который снимал здесь комнату, нередко устраивал нам беспокойные ночи. В вашей комнате иногда собирались большие компании русских. И всегда они до поздней ночи пьянствовали и шумели. – Она зажгла газовую плиту и поставила на конфорку чайник. – Иногда кажется, что в этом городе больше русских, чем немцев.

– Порой у меня создается впечатление, что здесь, так или иначе, слишком многолюдно, – сказал Рат.

– Они приехали вскоре после войны, – продолжала хозяйка. – Те, кого большевики выгнали из страны. Тогда на улицах Шарлоттенбурга можно было услышать чаще русскую речь, чем немецкую.

– Так же, как и сегодня во многих барах на Тауентциен.

– Возможно, только такие заведения я не посещаю. Слава богу. Вы, бедняги, по службе постоянно имеете дело с этим очагом разврата. – Элизабет со стуком опустила на стол заварочный чайник, словно ударяя по очагу разврата, а потом поставила рядом с ним две чашки. – Н-да, – добавила она, – при этом господин Кардаков производил впечатление такого культурного человека, когда он три года тому назад сюда въехал.

– Кто?

– Ваш предшественник. Господин Кардаков был писателем, вы должны это знать. – На плите начал свистеть чайник, и фрау Бенке залила заварку кипятком. – Спокойный квартирант, подумала я. Какое это было заблуждение! Ведь эти ночные эксцессы происходили постоянно.

– А мне вы запретили даже визиты дам.

– Но позвольте, я ведь не говорю о визитах дам! Господина Кардакова посещали только мужчины. Они говорили и говорили, пили и пили… Можно было подумать, что они зарабатывают деньги исключительно разговорами и питьем.

– А чем они зарабатывали деньги? – Рату стало любопытно.

– Ах, лучше не спрашивайте! Честно говоря, я тоже не хочу этого знать. Но аренду господин Кардаков всегда оплачивал вовремя. Хотя я не знаю, опубликовал ли он хоть одну книгу. Во всяком случае, мне он ни разу не показал ни одной из них. – Голос Элизабет зазвучал чуть обиженно, а Гереон подумал, что этот писатель тоже вынужден был защищаться от притязаний своей хозяйки.

– Мне кажется, этот парень приходил к моему предшественнику? – спросил комиссар.

– Думаю, что да. – Элизабет Бенке налила чаю себе и своему юному квартиросъемщику.

– По-моему, мужчину звали Борис. Вам говорит что-то это имя?

– Ничего. Здесь въезжает и выезжает столько русских.

– Этот дорогой Борис сломал платяной шкаф. Может быть, господин Кардаков окажет любезность и позаботится о ремонте.

«Или, лучше всего, купить бы новый шкаф», – подумал Рат. Темный монстр в его комнате напоминал ему скорее исповедальню, нежели гардероб.

– Господин Кардаков? – Хозяйка достала из настенного шкафа ополовиненную бутылку рома и налила немного в чашки с чаем. Какое великодушие! – Если я его когда-нибудь еще увижу. Он неожиданно выехал в прошлом месяце. С тех пор я его больше не видела. Хотя он мне должен еще заплатить за целый месяц, и весь подвал завален его хламом. Я ему уже много раз писала на его новый адрес. И вы думаете, он ответил?

– А как его зовут?

Элизабет посмотрела на Рата, и ее глаза засветились на-деждой.

– Вы считаете, вам удастся что-то сделать? Его зовут Алексей. Алексей Иванович Кардаков.

Рат кивнул. Это было имя, которое назвал Борис.

– Может быть, он будет более уважительным, если в дело вмешается полиция, – предположила Бенке и подала собеседнику чашку чая. – Выпейте. Это поможет после такого стресса. Хотя вы, конечно, как полицейский к этому привыкли.

Гереон не совсем понял, что она хотела этим сказать: привык ли он к стрессу или к алкоголю? Наверное, фрау Бенке имела в виду и то и другое, подумал он и выпил.

Ух! Его хозяйка явно не пожалела рома! Сначала комиссар заподозрил, что женщина хочет его напоить, но потом увидел, что она и сама опустошила свою чашку одним глотком.

– Еще одну? – предложила Элизабет.

Рат выпил свою чашку и кивнул. У него возникло такое чувство, что он мог бы воспользоваться небольшим алкогольным дурманом. В меньшей степени из-за странного незнакомца, и в большей – из-за иллюзии, от которой никак не мог отделаться. Благодаря небольшой порции рома в крови он будет спать спокойнее.

– Еще чаю, – сказал он и протянул Бенке свою чашку.

Когда он проснулся на следующее утро, будильник показывал без четверти девять. Рат резко сел в постели, держась за голову, в которой пульсировала изрядная боль. Что он пил? И прежде всего – сколько? По крайней мере, он лежал в своей постели, голый. Слипшимися глазами он осмотрелся вокруг. На проигрывателе выписывала бессмысленные пируэты пластинка, и в динамике раздавался негромкий скрежет. Комиссар нащупал на тумбочке телефон и чуть не запутался в проводах. Номер Вольтера он мог вспомнить и во сне. Дядя снял трубку, и Рат пробормотал извинения. На другом конце провода он услышал смех.

– Судя по твоему голосу, ты не совсем здоров, дружище. Похоже, ты переборщил!

– За последнюю неделю это первая ночь, которую я провел не на Германнштрассе.

Шесть ночей Гереон просидел в затхлой квартире в Нойкёльне, наблюдая за ателье Кёнига. Это были смены, на которые никто, кроме него, не соглашался.

– Это верно. Ты заслужил выходной.

Бруно предложил ему отгулять переработанные часы, которые накопились у него за неделю, когда он вел слежку.

– Ты мне нужен отдохнувший, – сказал он. – Оставайся лучше сегодня дома.

Рат не имел ничего против. Он положил трубку и уже хотел повернуться и спать дальше, но неожиданно наткнулся под одеялом на что-то теплое.

Рука!

Что случилось вчера? У него была женщина? Он напряг свою больную голову, но при всем желании не смог ничего вспомнить. В памяти у него опять всплыл недавний сон и незнакомый русский, который разломал шкаф. Потом он пил чай со своей квартирной хозяйкой… с ромом… на брудершафт…

О нет!

Рат потянул одеяло. Медленно, предполагая худшее. Кроме руки, он увидел светлые волосы, в которых играл легкий серебристый блеск. Это был не сон.

В его постели лежала Элизабет Бенке!

Как это могло произойти? Последнее, о чем Гереон мог сейчас вспомнить, был момент, когда она предложила ему перейти на «ты», после того как они опустошили бутылку рома и добрались до польского ликера «Данцигер гольдвассер». Затем они целовались. Это он еще помнил. Так принято, когда пьют на брудершафт. Но сколько? Как? И что было потом? Вопросы, на которые полицейский не мог ответить. Единственным ответом была его квартирная хозяйка, которая лежала рядом с ним в постели, вытянув свое пышное тело. Она зажмурилась на мгновение от дневного света и окончательно проснулась, а потом натянула на грудь одеяло.

– Доброе утро, – сказал комиссар, стараясь не выдать своего сарказма. И это стоило ему больших усилий.

– Доброе утро, – тихо, почти робко ответила фрау Бенке. Да, ей, по крайней мере, тоже неловко, подумалось Рату.

– Бог мой! – Взгляд женщины упал на будильник, который показывал девять часов. – Уже девять! Я давно должна была сделать завтрак! Вайнерт наверняка будет недоволен. – Она собралась вставать, замотавшись при этом в одеяло, но потом заметила, что она таким образом оставляет Рата совершенно обнаженным. Она размышляла, вставать ей или остаться в постели, когда в дверь постучали. После этого Элизабет Бенке опять быстро юркнула в кровать своего квартиранта и целиком исчезла под одеялом.