Джеймс Чейз - Оплата – наличными Страница 8

Он достал меня свингом правой, в который вложил изрядную силу. У меня все поплыло перед глазами. Я пытался взять его в клинч, дожидаясь, пока в голове прояснится, а он лупил меня по лицу. Тогда я попятился, закрываясь, и, когда он кинулся вперед, я ударил его левой в голову. Но он понял, что я немного поплыл, и наносил теперь удары со всех сторон. Большинство я отразил, а остальные погасил. Минута была тяжелая, но я держался начеку, дожидаясь, когда он откроется. И он открылся. Кид провел удар правой, который раскрыл его, как безбрежный океан, а я шагнул вперед и хорошенько приложился левой в челюсть. Он повалился, словно его толкнули под коленки.

Не успел рефери начать счет, как звякнул колокол. Секунданты Кида подбежали к нему и утащили его в угол.

Я медленно подошел к своему табурету и сел. Пепи поджидал меня.

– В следующем раунде, – прохрипел он мне в ухо. – Тебе приказали.

– Пошел! – ответил я, и Уоллер, осмелев, отпихнул головореза от ринга, а сам начал промокать мне лицо. Уоллер тяжело дышал и озабоченно мне улыбался.

– Вы молодец, – сказал он мне. – Следите за его правой. Он еще может ударить.

Я глянул в противоположный угол ринга. Над Кидом суетились как сумасшедшие – его хлопали полотенцами, подносили к носу ароматические соли и растирали ему шею у затылка.

– Да, пожалуй, – согласился я. – Наступает последний раунд.

– Да, – сказал Уоллер. – Подраться ему все же пришлось. Вы никого не обманули.

Я оглянулся на нее. Она, улыбаясь, помахала мне рукой.

Прозвучал удар колокола, и я поднялся. Кид сразу попятился. Рядом с носом у него появился синяк, под глазом – ссадина, а на ребрах – там, куда попали мои удары, – красные пятна.

Я загнал Кида в угол и добавил ему по поврежденному носу. Оттуда брызнула кровь, словно я разбил о стену перезрелый помидор. Когда Кид качнулся и вошел в клинч, толпа хрипло заорала. Мне пришлось держать его, иначе он бы упал. Я держал его за запястья, стараясь делать вид, будто мы боремся, до тех пор, пока он не смог стоять на ногах без моей помощи.

– Ну-ка, мальчик, – сказал я ему на ухо, – покажи свой лучший удар.

Я отпустил его и сделал шаг назад. Он нанес удар левой; этот удар не пробил бы и рисовый пудинг. Я поднырнул под его руку и пошел на сближение, широко раскрывшись. Каким-то образом он ухитрился собрать силы на приличный апперкот. Я упал на одно колено. Мне не было больно, но, если я собирался поддаться, следовало сделать это убедительно.

Могу спорить, что крики толпы слышали даже в Майами.

Надо мной встал рефери и начал счет. Я поднял взгляд на Кида. Смешно было видеть, какое облегчение появилось на его лице. Он прислонился к веревкам, с носа у него текла кровь, а ноги дрожали.

Я встряхнул головой, словно прогоняя головокружение, и поднялся на счет «шесть». На лицо Кида в этот момент стоило посмотреть. Он-то был уверен, что я не поднимусь. Вместо того чтобы идти на меня, Кид начал пятиться, и толпа засмеялась. Его секунданты орали, чтобы он пошел в атаку и добил меня. С явной неохотой Кид переменил направление и двинулся ко мне. Я отвел его удар левой и нанес ему очередной прямой правой по избитому лицу. Ему придется потрудиться, чтобы заработать победу. Задыхаясь от боли и злости, он нанес удар – как раз в тот момент, когда я открылся. Кид попал мне в челюсть. Я упал.

Я сам пошел вперед, нарываясь на удар, и получил, что ожидал.

На первые три секунды я вырубился, а потом, открыв глаза, обнаружил, что лежу лицом вниз и гляжу как раз на нее. Она стояла, ее глаза горели, и, когда наши взгляды встретились, она крикнула мне:

– Вставай и дерись! Вставай, притворщик!

Она была так близко, что могла бы дотянуться до меня. Половина зала вскочила на ноги, все что-то мне кричали, но я слышал только ее.

– Вставай, Джонни! – кричала она. – Ты не можешь сдаться!

Злость, презрение и разочарование, отразившиеся на ее лице, словно наэлектризовали меня. Именно это мне и было нужно. Мелькнула мысль, что все равно я не собирался подчиняться приказанию Петелли, а полный презрения пронзительный голос и горящие черные глаза лишний раз напомнили мне об этом.

Я слышал, как рефери считает:

– …Семь… восемь…

Я кое-как поднялся, опередив руку, выносящую мне окончательный приговор, на какую-то долю секунды, и, только Кид бросился вперед, я схватил его за локти и повис на нем. По тому, как отчаянно Кид пытался высвободиться, я понял – он догадался, что я хочу обмануть Петелли, и ему предстоит проиграть, если только не удастся вырубить меня раньше, чем я приду в себя после предыдущего нокдауна.

Я вис на нем, несмотря на все его усилия и не обращая внимания на рефери, который пытался растащить нас. Чтобы в голове прояснилось, мне надо было всего четыре-пять секунд, и когда я наконец решил, что можно расцепиться, то нанес удар левой в избитое лицо Кида, прежде чем он успел сконцентрироваться.

Разъяренный Кид, тяжело дыша, кинулся ко мне, но я уклонился, уйдя назад, и оставил его впустую размахивать руками. Теперь Кид разбушевался, как взбесившийся слон, и беспрерывно наскакивал на меня, а я все уклонялся и отступал, пока не пришел в себя полностью. Тогда, как только он пошел на меня в очередной раз, я остановился и нанес ему хук правой. Он пришелся прямо в челюсть, и Кид, разбрызгивая кровь, упал, перевернулся и затих.

Считать над ним – только впустую терять время, но рефери выполнил все процедуры. Он досчитал до десяти, а Кид все еще лежал на спине, недвижный, как труп.

Бледный и напуганный рефери подошел ко мне и поднял мою руку с такой осторожностью, словно перчатка была начинена динамитом.

– Победил Фаррар!

Я взглянул на нее. Она стояла красная от возбуждения и послала мне воздушный поцелуй. Потом ринг со всех сторон окружили репортеры и фотографы, и я потерял ее из виду.

Из толпы появился Петелли. Он улыбался, но глаза у него были злые.

– Хорошо, Фаррар, – сказал он. – Теперь ты знаешь, чего ожидать.

Он отошел, чтобы поговорить с менеджером Кида, а ко мне подошел Уоллер, у которого лицо было серым, а глаза вылезали из орбит, и набросил на мои плечи халат.

Вылезая с ринга, я заметил Пепи – он стоял наверху, в проходе, и натянуто улыбался.

Глава 7

Я чувствовал себя в безопасности, пока в раздевалке было полно репортеров и болельщиков, которые пришли пожать мне руку и сказать, что я хороший боксер, но, когда все начали расходиться, я понял, что беда приближается.

Уоллер вернулся в раздевалку вместе со мной. Он был очень напуган и, как только закончил массировать меня, сразу начал бросать на дверь отчаянные взгляды. Заходил Том Рош, но я быстро от него избавился. Я не хотел, чтобы он попал в переделку.

Сейчас оставалось только два газетчика да трое болельщиков, и они спорили в углу, у кого из старых тяжеловесов был самый сильный удар, а на меня не обращали внимания.

– Генри, – произнес я, повязывая галстук, – не жди меня. Спасибо тебе за все.

– Я ничего не могу для вас сделать, – сказал Уоллер. – Вам лучше поскорее выбраться отсюда. Надо, чтобы они не застали вас одного. – Он вытер свое блестящее лицо тыльной стороной ладони. – Вам не надо было этого делать.

– Чего не надо было? – услышал я женский голос.

У меня по спине поползли мурашки, и я обернулся. Пришла она – в своем яблочно-зеленом полотняном костюме; черные глаза смотрели прямо на меня, а в пальцах руки, затянутой в белую перчатку, дымилась сигарета.

– Джонни, чего вам не надо было делать?

Уоллер отошел в сторону и незаметно ускользнул прочь из комнаты, оставив меня, как глухонемого паралитика, таращиться на нее. Группка в углу замолчала и голодными глазами разглядывала женщину.

– Идемте, ребята, – сказал один из репортеров, – это как раз тот случай, когда боксер хочет остаться без друзей.

Они расхохотались, как будто он сказал что-то ужасно смешное, но ушли. Когда последний из них покинул помещение, маленькая комнатка внезапно показалась огромной и пустой.

– Привет, – сказал я и взял пиджак. – Вы что-нибудь выиграли?

Она улыбнулась. У нее были маленькие ровные зубы, ослепительно белые на фоне алых губ.

– Тысячу, но у меня чуть сердечный приступ не случился, когда вы упали. Мне бы пришлось потерять четыре, и я было решила, что все к тому и идет.

– Простите, – сказал я. – Я не очень хорошо сосредоточился. У ринга сидела девушка, которая меня все время отвлекала.

– Ого! – Она глянула на меня из-под ресниц. – Как это ей удалось?

– Она просто оказалась самой красивой из всех, кого я встречал.

– Вам надо ей об этом сказать. Девушки любят, когда им такое говорят.

– Вот я и говорю.

– Понятно. – Она продолжала улыбаться, но взгляд ее стал жестким. – Это очень льстит, но я не верю. Мне показалось, что вы нарочно поддались.

Я покраснел:

– Что вы об этом знаете?

– Все было ясно видно. Какие-то толстяки, нашептывающие вам в ухо. То, как вы открылись. Я хожу на все бои. Такие вещи случаются часто. Почему вы потом передумали?