Обещания богов - Гранже Жан-Кристоф Страница 8

– Повторяю еще раз: Маргарет страдала от неприспособленности к жизни в нашем обществе… это постоянно ее угнетало. Я никогда не слышал от нее об угрозах или о каком-то человеке, которого она считала бы опасным.

– Подумайте хорошенько.

Симон выудил новую «Муратти» и прикурил ее, задрав нос, что должно было обозначать усиленное копание в памяти. По другую сторону тонкой перегородки находились полки с дисками, где были записаны все их сеансы с Маргарет начиная с мая 1937 года.

– Мне правда очень жаль. Ничего не приходит в голову.

Бо́льшая часть «проблем» фрау Поль едва дотягивала до статуса неврозов, а перепады душевного состояния не выходили за рамки экзистенциальных мучений заброшенной жены. Ее единственным врагом была скука – и оружием в борьбе с ней служили непрестанные покупки, крепкие коктейли, поглощаемые с четырех часов дня, а еще любовники, в том числе и он сам, которым удавалось более-менее ее развлечь.

Симон вернулся к первой мысли – вернее, ко второй. Раз уж она развлекалась напропалую, отправляясь в берлинские трущобы и якшаясь со всяким сбродом, то, возможно, в конце концов нарвалась на неприятности.

– А она никогда не говорила с вами о мраморном человеке?

– Простите?

– О мраморном человеке.

– Что вы имеете в виду? Статую?

Франц Бивен устало выдохнул. Впервые он позволил себе человеческую реакцию. Его лицо сразу переменилось, став менее жестким, более… живым.

– Это единственная имеющаяся у нас наводка. Несколько раз она говорила с мужем о мраморном человеке. Кажется, она его опасалась…

– И больше она ничего не сказала?

Бивен не ответил: похоже, он оценивал своего собеседника. Даже его пиратский взгляд стал не таким непроницаемым.

– Нет, она никогда не вдавалась в подробности, – добавил он. – Только повторяла, что боится. Очень боится. Но чего именно, неизвестно…

Симон не стал настаивать. Он надеялся, что цербер наконец исчезнет. Ему хотелось остаться одному. Протанцевать последний вальс со своими воспоминаниями. Потягивать старый коньяк, воскрешая образ Маргарет под звуки песен Миши Сполянского[31].

Будто подсоединившись непосредственно к мозгу Симона, Бивен неожиданно встал. Психиатр не очень верил в свои телепатические способности, по крайней мере не до такой степени. Скорее, это один из примеров синхроничности, о которой так любил рассуждать Карл Густав Юнг.

Вроде бы слегка смягчившийся гауптштурмфюрер взял перьевую ручку Симона и написал на визитке свое имя и номер телефона.

– Подумайте, герр Краус. Перечитайте свои записи и свяжитесь со мной.

Психиатру оставалось только кивнуть. Веки жгло, и не только от дыма «Муратти».

– Не беспокойтесь. Я знаю дорогу.

Симон смотрел, как внушительная фигура переступает порог, сотрясая кабинет. Здесь никогда еще не было подобных типов. Обычно мелькали тонкая шерсть, меховые боа и шелковые чулки.

Симон подождал, пока хлопнет дверь, потом встал и закрыл окно. Гигант садился в свой «мерседес» – точнее будет сказать, втискивался. Симон проводил глазами отъезжающую машину и позволил себе улыбнуться. В очередной раз он оказался на шаг впереди. С козырем в рукаве.

Мраморный человек, слыхали про такого? Еще бы ему не слыхать. Маргарет часто о нем говорила. Но Франц Бивен мог хоть весь Берлин перевернуть в своих поисках – Мраморного человека он никогда не найдет. Единственное место, где обреталось это каменное создание, был разум Маргарет. Мраморный человек являлся ей только в снах… Он был кем-то вроде Голема, населяющего ее сновидения.

В распоряжении Крауса имелся еще один элемент, возможно представляющий особую важность. Маргарет Поль была не единственной, страдающей этим синдромом. Многие другие пациентки переживали тот же кошмар. Симон расценивал этот факт как периодически возникающий символ нацистской власти или даже Адольфа Гитлера. Но почему скульптура? И мраморная? Симон склонялся к некоему образу или выражению, которое эти дамочки запомнили и постоянно использовали в своих снах.

Он сомневался, что этот психический феномен хоть как-то связан с убийством малютки Поль, но все же имело смысл покопаться.

Хоть это он обязан сделать для своей молодой любовницы. Той, которая напевала «Heute Nacht oder nie» своим высоким дрожащим голоском.

9

Франц Бивен ненавидел таких мелких паскудников. Паразит. Жиголо. Дегенеративный врач.

Красивая морда, конечно, но на кукольном теле – и этот недоносок смел поглядывать на него свысока? Счесть его деревенщиной? Будь его воля, Бивен прибил бы мозгляка прямо там, сразу же, в его буржуйской квартире, набитой непонятными штуками (полное впечатление, что опять угодил на выставку дегенеративного искусства[32], где он следил за порядком в 1937 году).

Нет, подобным паразитам нет места в Тысячелетнем рейхе. Такого рода извращенцы толкают лишь к распутству и пороку. Гадкий интеллигентишка. Это проказа нового общества. Слишком много думают, искажая тем самым смысл жизни: они больше не чувствуют подспудной, природной и основополагающей пульсации самой земли…

Коротышка не все ему сказал, – например, совершенно очевидно, что он уже слышал о Мраморном человеке. Ничего, за этим дело не станет, Бивен еще вернется. И повторит вопросы, возьмет в оборот этого мозгоправа, выдавит из него все соки, как из подгнивших фруктов. И не забудет обыскать его кабинет сверху донизу, когда того не будет дома.

А если не выйдет по-хорошему, что ж, он получит дубинкой по почкам. Хоть Бивен и продвинулся по службе, сноровки он не потерял.

– Едем в Брангбо, гауптштурмфюрер?

Он даже не глянул на водителя.

– Да, в Брангбо.

В первый раз сев в собственный «мерседес-бенц 170», он чуть не кончил в штаны. Его успех, возвышение и власть, воплощенные в коже и металле.

Теперь он даже не обращал внимания на машину. Человек ко всему привыкает, даже к тому, что мечты сбылись. Мечты, к которым он рвался, стиснув зубы и кулаки, с яростью в сердце.

Ему оставался всего один шаг до цели. И тут на него свалилось это расследование.

Маленький прилизанный мудак даже не подозревал истинного масштаба бедствия. Потому что Маргарет Поль была не первой. В пятницу, 4 августа на Музейном острове обнаружили тело Сюзанны Бонштенгель, двадцати семи лет. Со вспоротым животом. Искромсанную. Без обуви.

Сначала дело было поручено Крипо (Kriminalpolizei[33]), но в силу отсутствия результатов и появления нового трупа полицейских из уголовки отстранили, а дело передали в гестапо.

И выбор пал на него, Франца Бивена, хотя он не имел никакого опыта в этой области. В гестапо не искали преступников – их целиком и полностью придумывали. Досье расследования фабриковалось спокойно, за письменным столом, а затем арестовывали виновного, который больше всех удивлялся, узнав о своей виновности.

Но на этот раз все было по-другому. По улицам Берлина разгуливал настоящий убийца и нападал на жен представителей высших нацистских кругов, а Бивену было поручено этого убийцу отловить. Scheiße![34]

Дорога до Брангбо займет не меньше получаса. Он поглубже уместился на сиденье и прокрутил в голове все обстоятельства дела.

Итак, 4 августа на северной оконечности Музейного острова, в Кёльнском квартале, на берегу Шпрее был обнаружен труп молодой женщины. Тело лежало на улице Ам-Купферграбен, на набережной напротив музея Боде, расположенного на западном берегу реки.

Никаких проблем с установлением личности жертвы не возникло: на ней по-прежнему была ее одежда, а сумочка лежала рядом. Сюзанна Бонштенгель, урожденная Шейдт, родилась в 1912 году в Ансбахе, Средняя Франкония, Бавария. Супруга Вернера Бонштенгеля, очень близкого к руководству СС поставщика запчастей для немецкой армии, то есть для вермахта[35].