Кен Фоллетт - Трое Страница 9

Борг сунул руку в карман, достал маленькую пластиковую коробочку и передал Дикштейну. Тот включил боковой свет и принялся ее рассматривать. Она была синего цвета, плоская и умещалась на ладони; внутри лежал конверт из плотной светонепроницаемой бумаги.

– Что это?

– В феврале в Каир прибыл некий Фридрих Шульц, физик. По национальности – австриец, работает в Штатах. Судя по всему, отдыхал в Европе; его билет в Каир оплачен египетским правительством.

Я назначил слежку, но он ускользнул от нашего мальчика и на двое суток исчез в Ливийской пустыне. Судя по спутниковым снимкам из ЦРУ, в том районе разворачивается какое-то масштабное строительство. Когда Шульц вернулся, у него в кармане обнаружили вот такую штуку. Это индивидуальный дозиметр; в конверте – кусок обычной фотопленки. Его можно положить в карман, прикрепить к отвороту пиджака или на пояс. Если ты подвергся облучению, при проявке пленка будет частично засвечена. Такие дозиметры носят все, кто работает на атомной станции или посещает ее.

Дикштейн выключил свет и отдал контейнер.

– Иными словами, арабы уже делают атомные бомбы, – тихо сказал он.

– Вот именно! – Борг зачем-то повысил голос.

– Значит, правительство дало добро на изготовление собственной бомбы?

– В принципе да.

– То есть?

– Имеются некоторые сложности практического характера. Сам «часовой механизм», так сказать, довольно прост. Любой, кто может смастерить обычную бомбу, справится и с атомной. Проблема в том, чтобы достать взрывчатое вещество – плутоний. Его можно получить из атомного реактора как побочный продукт выработки. Реактор у нас есть в Димоне, в пустыне Негев. Ты в курсе?

– Да.

– В нашей стране это, похоже, секрет Полишинеля. Однако для извлечения плутония из отработанного топлива необходимо соответствующее оборудование. Мы могли бы построить перерабатывающий завод, но у нас нет своего урана, чтобы прогнать через реактор.

– Погоди-ка, – нахмурился Дикштейн. – Разве мы не используем уран для обычной работы реактора?

– Нам поставляют его из Франции – при условии, что мы возвращаем использованное топливо обратно на переработку, а плутоний они извлекают сами.

– Другие поставщики?

– Навяжут те же условия – это часть договора о нераспространении ядерного оружия.

– Но ведь рабочие на реакторе могут оставить немного отработанного топлива себе – так, чтобы никто не заметил.

– Не могут. Исходя из объема поставляемого урана рассчитывается точное количество плутония на выходе; учитывают все тщательно, поскольку вещество очень дорогое.

– Значит, проблема в том, как раздобыть уран?

– Ага.

– И решение?..

– Ты его украдешь.

Дикштейн посмотрел в окно. Взошла луна и осветила стадо овец, сгрудившееся в углу поля; за ними, опираясь на посох, присматривал пастух-араб – готовый библейский сюжет. Значит, вот оно что: нужно украсть уран для Земли Обетованной. В прошлый раз это было убийство лидера террористов в Дамаске; до того – шантаж богатого араба в Монте-Карло, финансировавшего фидаев.

Пока Борг говорил о политике и ядерных реакторах, Дикштейн слушал с интересом, забыв о себе. Теперь же он вспомнил, что все это касается его напрямую. Вновь нахлынули тошнотворный страх и воспоминания. После смерти отца семья отчаянно бедствовала; когда приходили кредиторы, Ната посылали отвечать: «Мамы нет дома». Те знали, что это ложь, и он это понимал; они смотрели на мальчика со смешанным чувством жалости и презрения, пронзавшим его насквозь.

Он никогда не забудет то ощущение невыносимого унижения… И вот оно вернулось, запульсировало, словно маяк из подсознания: «Натаниэль, пойди-ка укради немножко урана для своей родины».

Матери он всегда отвечал: «Ну почему я должен?»

И сейчас он спросил Борга:

– Если мы все равно собираемся красть, почему бы тогда просто не купить уран, а потом отказаться вернуть на переработку?

– Потому что так все узнают о нашей затее.

– И?

– Экстракция займет несколько месяцев. За это время могут случиться две вещи: во-первых, египтяне ускорят свою программу, во-вторых, на нас надавят американцы и заставят отказаться от идеи атомного оружия.

– А… – Это ухудшало положение. – Значит, украсть надо так, чтобы никто на нас не подумал.

– Даже больше того. – Голос Борга был резким и хриплым. – Никто не должен догадаться, что это кража. Все должно выглядеть как недоразумение. Владельцы и прочие международные организации будут настолько обескуражены пропажей, что сочтут нужным ее замять. А когда обнаружат правду, будет поздно – они сами себя скомпрометируют замалчиванием.

– Рано или поздно все откроется.

– Но сперва мы получим бомбу.

Они ехали вдоль побережья; справа в лунном свете поблескивало Средиземное море. Дикштейн заговорил и с удивлением отметил нотки усталой покорности в своем голосе:

– О каком объеме идет речь?

– На двенадцать бомб понадобится около сотни тонн желтого кека – урановой руды.

– Значит, незаметно положить в карман не удастся. – Дикштейн нахмурился. – И сколько она стоит?

– Около миллиона долларов.

– Думаешь, они вот так просто возьмут и замнут скандал?

– Если все сделать по уму.

– Но как?

– А это уже твоя работа, Пират.

– Боюсь, задача невыполнима.

– А надо выполнить. Я уже сказал премьер-министру, что мы справимся. Нат, моя карьера висит на волоске.

– Да пошел ты к черту со своей карьерой!

Борг нервно закурил еще одну сигару. Дикштейн приоткрыл окно, чтобы проветрить. Внезапная вспышка злости не имела отношения к неуклюжей попытке Борга воззвать к его чувствам – Пьер никогда не отличался способностью к эмпатии. На самом деле из колеи его выбили неожиданно возникшие в голове картины ядерных облаков над Иерусалимом и Каиром; хлопковые поля у берегов Нила и виноградники возле Галилейского моря, выжженные радиоактивными осадками; весь Ближний Восток, превращенный в мертвую пустыню; поколения генетических уродов…

– И все же мирное урегулирование было бы лучшим выходом.

Борг пожал плечами.

– Вот уж не знаю. Я в политику не лезу.

– Ага, конечно!

– Слушай, раз у них уже есть бомба, что нам остается? – вздохнул Борг.

– Если б все было так просто, мы бы созвали пресс-конференцию, объявили, что египтяне изготавливают бомбу, – и пусть мировое сообщество их останавливает. Мне кажется, наши в любом случае хотят ее заполучить, а все остальное – лишь повод.

– А если они правы? Сколько можно воевать? Однажды мы проиграем.

– Надо заключить мир.

Борг фыркнул.

– Ты такой наивный, это что-то!

– Мы могли бы в чем-то уступить: оккупированные территории, Закон о возвращении[16], равные права для арабов в Израиле…

– У арабов и так равные права.

Дикштейн невесело усмехнулся.

– Ты такой наивный, это что-то!

– Послушай! – Усилием воли Борг взял себя в руки. Дикштейн понимал его чувства, разделяемые многими израильтянами: они считали, что, если подобные либеральные идеи распространятся в обществе, это будет начало конца – уступка последует за уступкой, пока всю землю не подадут арабам на тарелочке; такая перспектива больно била по национальному самосознанию. – Послушай, – повторил он. – Может, нам и стоило бы продать право первородства за чечевичную похлебку, но в реальности граждане нашей страны не станут голосовать за «мир любой ценой». Да ты и сам в глубине души понимаешь, что арабам мир тоже не особо нужен. Нам все равно придется с ними воевать; а раз так, то мы должны победить – а для этого нам нужен уран.

– Вот что меня в тебе особенно бесит – ты почти всегда прав, – сказал Дикштейн.

Борг опустил стекло и выбросил окурок, рассыпавший искры, словно маленькая шутиха. Впереди виднелись огни Тель-Авива: они почти приехали.

– Знаешь, обычно мне не приходится спорить с агентами о политике, – сказал Борг. – Они просто выполняют приказы, как и подобает.

– Не верю, – ответил Дикштейн. – Мы нация идеалистов.

– Возможно.

– Был у меня один знакомый, звали его Вольфганг. Он тоже любил повторять: «Я всего лишь выполняю приказ», а потом ломал мне ногу.

– Да, ты рассказывал.

Когда предприятие нанимает бухгалтера, тот первым делом говорит, что у него слишком много работы по распределению финансовых ресурсов компании, а для ведения учета нужно нанять младшего бухгалтера. Нечто подобное происходит и у тайных агентов. Государство создает службу разведки с целью выяснить, сколько танков у соседа и где он их прячет; но не успеете вы произнести «МИ-5», как они заявят, что слишком заняты слежкой за подрывными элементами на родине, поэтому для нужд военной разведки требуется отдельное подразделение.

Так было и в Египте в 1955 году. Недавно созданную спецслужбу разделили на два управления: военная разведка занималась подсчетом израильских танков, а Департамент общих расследований снимал все сливки.