Иоанна Хмелевская - Золотая муха

Иоанна Хмелевская

Золотая муха

* * *

Все три трагедии разыгрались в одном и том же месте и наверняка в один и тот же день. А день, конечно же, был прекрасный: солнечный, жаркий, даже знойный. В такие дни деревья обычно потеют от жары Вот они и потели в этот знойный тропический полдень, причем делали это так, как принято у деревьев, — истекали смолой, живицей.

Росли же эти хвойные деревья, по всей видимости, не только на суше, но и в воде. И в воде же качались какие-то экзотические цветы, привлекая насекомых необыкновенной раскраской и упоительным запахом. На один из таких цветков опустилась бабочка. Попивая сладкий нектар, она то складывала, то опять распускала свои огромные, яркие крылышки не предчувствуя ничего дурного. И вот, когда в очередной раз она взмахнула крыльями, сверху упала большая тяжелая капля. Не на бабочку и даже не на цветок, а рядом, лишь краешком задев их, но капля была такая большая и тяжелая, что и от слабого прикосновения из сердцевины цветка и с крыльев бабочки взметнулось легкое облачко пыльцы. И в легкое густое облачко угодила следующая капля живицы. Прихватив облачко, капля улеглась рядышком с предыдущей. Цветок уцелел, но бабочка погибла, ибо без пыльцы на крылышках жить бабочки не могут.

А вот еще одно доказательство того, что в том месте все-таки была вода, — ведь рыба водится только в воде. И как раз тогда из икринок вылуплялись мальки. Вылуплялись один за другим, однако так уж устроена жизнь, что всегда кто-то остается последним. Вот и сейчас самый последний малек не успел полностью вылупиться. Все братишки и сестренки весело поплыли себе, а эта малюсенькая рыбка так и осталась навеки с икринкой на хвостике, пригвожденная густыми, тяжелыми каплями живицы, догнавшими ее в воде.

Большая золотая муха присела отдохнуть на шершавом стволе сосны. Долго пристраивалась поудобнее, переступая ножками, наконец выбрала удобное положение и с наслаждением принялась чистить крылышки. Ей и невдомек было, что над ее головой уже нависла беда, воплотившись в тяжелых каплях смолы. Они стекали с верхушки сосны одна за другой, сливаясь и ускоряя свой бег. Вот струя живицы задержалась на миг на какой-то неровности коры, а затем всей тяжестью обрушилась прямо на золотую муху. Та не успела и шевельнуться, мгновенно накрытая липкой массой. Она и погибла мгновенно, зато сохранила навеки свою красоту и обрела бессмертие. Пройдет много-много лет и из-за золотой мухи станут убивать друг друга существа так называемого высшего разряда, которые в то время еще не успели появиться на молодой прекрасной планете Земля...

Прошло более двадцати миллионов лет

* * *

Зима стояла суровая, и море замерзло аж до самой Швеции. Во всяком случае, по твердому льду можно было дойти до горизонта, а не исключено, и дальше Если, конечно, не переломаешь ноги на ледяных буграх и торосах, не провалишься в трещины, не завязнешь в снежных заносах А вдоль берега громоздились застывшие ледяные валы четырехметровой высоты, очень уместные в окрестностях Северного полюса, но не на Вислинской косе.

Мороз держался твердо, хотя солнце со своей стороны тоже старалось и не только сияло, но и честно пыталось греть, всячески подчеркивая тот факт, что на дворе как-никак начало марта и зима бесчинствует незаконно. Оно так старалось, что в конце концов верхний слой замерзших еще в декабре ледяных глыб кое-где подтаял. Поэтому иногда удавалось раздолбать ледяную корку у берега, и тогда под ней обнаруживался янтарный сор.

* * *

— Выброс случился, аккурат как морозы вдарили, — печально пояснил Вальдемар. — Бушевали сильные штормы, и только стихли, только море улеглось, как морозы и вдарили! В одну ночь все напрочь замерзло, сама пани видит — до сих пор держится.

— Так ведь уже март, пора бы и тронуться! — в тон ему ответила я, причем с таким возмущением, словно это Вальдемар виноват в том, что до сих пор все сковано льдом.

Вальдемар не обиделся.

— Оно, конечно, пора. Но сначала стронется залив. Пани может не беспокоиться, мы услышим. Постреляет!

Я оживилась.

— Так есть надежда?

Вальдемар с сомнением глянул в кухонное окно, выходящее на юг. в сторону залива.

— Да нет, надежды особой нету, но я бы лично поостерегся ехать на машине.

— Ну, раз уж вы так говорите, значит, того и гляди — покажется вода.

Уж я-то прекрасно знала, что если бы кто и рискнул проехать на машине через подтаявший залив, так только Вальдемар. Когда лед был толстым и крепким, по нему раскатывали все, кому не лень. На чем попало: на мотоциклах, джипах, грузовиках, я уже не говорю о банальных легковушках. Ведь напрямую, через залив, до Толкмика и Фромборка было гораздо ближе, чем вкруговую, по морскому берегу, — всего-то пятнадцать минут езды вместо полутора часов! Да и до самого Эльблонга дорога тоже намного сокращалась. Жители косы уже несколько лет зимой именно так добирались до материка, причем для водителей езда по этой «автостраде» была еще и дополнительным развлечением, каждый старался показать, на что способен. Кто выписывал на льду замысловатые фигуры, кто с разбегу сигал через торосы, устраивались всевозможные соревнования и конкурсы. Вальдемар с малолетства принимал в них участие и всегда старался быть первым. Так продолжалось до тех пор, пока лед не делался совсем тонким. Наверняка и в этом году Вальдемар последним проехал по нему.

Через два дня и вправду с залива донеслись звуки выстрелов, его поверхность изменила цвет, куда-то подевалась белизна, и на серо-голубой глади возвышались лишь взгромоздившиеся друг на друга льдины, между которыми отчетливо просматривались трещины. У берега вода начала уже довольно выразительно хлюпать, а в порту у лодок засуетились рыбаки. Однако море оставалось в прежнем виде.

Тоскливо обозревала я полярный пейзаж, бродя одна-одинешенька по пустынному берегу. Тоскливо мне было не только из-за пейзажа. На сердце лежала тяжесть, ибо я совсем недавно рассталась с мужчиной своей жизни, и, похоже, навсегда. Сюда, на косу, я прибыла, чтобы немного утешиться, ведь море всегда было лучшим лекарством от сердечных невзгод. Но сейчас целительное море было непохоже на себя, вот и приходилось слоняться по берегу, спотыкаясь на обледенелых ухабах и ямах, в ожидании, когда же море примет обычный вид. И дослонялась-таки! Угодила ногой в обледеневшую расщелину и от боли опомнилась. Немного постонав и обозвав себя словами, которые в прежние времена считались непечатными, я решила — хватит! Хватит с меня сердечной терапии, завтра на пляж ни ногой, устрою себе отдых.

Уж не знаю почему, но как-то так получается, что я всю жизнь принимаю на редкость идиотские решения.

На следующий день я позволила себе поваляться в постели, встала попозже и, кажется, даже позавтракала. Потом оделась и отправилась в магазин.

Вернулась где-то к часу, и сумка с покупками выпала у меня из рук. Я услышала... Сначала даже подумала — ослышалась или перестала понимать польский язык. Вальдемар висел на телефоне и торопливо созывал братьев на янтарь.

В прихожей, у лестницы, по которой я собралась подняться, стоял Мешко, сын Вальдемара, которого я знала чуть ли не младенцем.

— Что происходит, Мешко? — не помня себя заорала я. — Какой янтарь?! Ведь море же замерзло до горизонта!

— Какой там горизонт? — небрежно отозвался Мешко. — До самой Швеции вода! Ну, не совсем, но лед сдвинулся, и янтарь пошел.

Хотя человек в двенадцать лет может и ошибиться, поскольку в этом возрасте ему еще не доверяют сетку и не облачают в комбинезон, меня тем не менее вихрем пронесло по лестнице наверх, так что я даже не заметила, куда сунула авоську с покупками. Одной рукой пытаясь попасть в свитер, второй я натягивала теплые колготки. Уже впрыгнув в высокие резиновые сапоги, схватилась за толстые рейтузы, плюнула и с шапкой в руках, с сеткой через плечо, хлопая по карманам в поисках перчаток, я как сумасшедшая вылетела из дома и помчалась к лесочку, которым поросла ближайшая дюна. Продралась сквозь заросли, распугав оголодавших за зиму кабанов, — их быстрые тени пару раз мелькнули передо мной. Как-то позабыла, что этих зверушек следует опасаться, до кабанов ли сейчас!

И все равно на берегу уже суетилось не менее трети населения Песков. Вальдемар с братьями тянул сеть метрах в двухстах левее меня, и эти метры я преодолела, наверное, одним прыжком, мгновенно оказавшись рядом с ними.

Одного взгляда хватило, чтобы оценить ситуацию. Команда Вальдемара уже принялась вытряхивать из сети целые горы черного мусора, но у берега достаточно плескалось и ничейного, море приоткрыло прошлогодние запасы. Да что толку, даже в высоких резиновых сапогах мне своей сеткой до драгоценного мусора не дотянуться, пришлось бы по пояс погрузиться в ледяную воду, как это делают рыбаки. Доступными для меня были лишь жалкие кучки на берегу да тот сор, что волны прибили к самым ногам. Что ж, и это неплохо.