Максим Забелин - Первый человек на Марсе Страница 10

И вот тут он и появился. Невысокий, бесшумный, одетый в костюм цвета окружающей среды, он осторожно присел напротив, проделав это настолько ловко, что зареванная мадемуазель заметила его только, когда он чиркнул спичкой, прикуривая «Казбек». Ободряюще подмигнув ей, он выпустил почти идеально круглое кольцо дыма. Юная одесситка непонимающе оглянулась.

– Что вам нужно? – спросила она, придвигая к себе розетку с мороженым.

– Это я вам нужен, – неожиданно заявил незнакомец и улыбнулся тонкими губами.

В любом другом случае она немедленно бы поднялась и двинулась в сторону ближайшего постового, но произнесено все было таким тоном, что она осталась сидеть, будто на сеансе гипноза в цирке-шапито.

– Я всегда прихожу на помощь в трудную минуту, особенно незаслуженно обиженным талантам. – Как только собеседник открывал рот, жизнь вокруг словно останавливалась, оставляя ее один на один с этими желанными словами. – Разрешите представиться, – привстал он, – меня зовут Роберт, и поскольку сфера моей деятельности пролегает в непосредственной близости от съемочных площадок «Мосфильма», я очень внимательно слежу за появлением в столице таких восхитительно прекрасных дарований, коим являетесь вы…

– Жанна, – осторожно кивнула она.

– …Коими являетесь вы, Жанна!

– Это правда?

– Что именно? – запнулся Роберт. – Ах, да! Ваш талант! Он многогранен, как драгоценность, уж поверьте моему слову, а к нему прислушивался еще Эйзенштейн!

– Правда? – удивилась она.

– А коляску помните? – не совсем ясно намекнул он.

Жанна кивнула:

– Но ведь вы не видели мое выступление…

– Это не важно! – перебил ее собеседник. – Зато я о нем наслышан!

– От кого?

– Ох-хо-хо! Вы все хотите узнать сразу, это очаровательная черта, присущая всем молодым актрисам…

Слово «актриса», впервые произнесенное другим человеком, а не ею самой, заставило Жанну отбросить всякие сомнения. Перед ней действительно был ценитель настоящего таланта.

– Как вы блистательно выступили! – между тем продолжал он. – К несчастью, я не имел удовольствия убедиться, так сказать, воочию, а слышал лишь легенду от пораженных очевидцев, как это у вас было?..

Он легко взмахнул рукой, приглашая ее явить миру безграничное мастерство.

– Нет, ребята, я не гордый, – пробубнила Жанна. – Не заглядывая вдаль, так скажу – даешь мне орден, а потом уже медаль…

– Браво! – сообщил потрясенный Роберт. – Браво! Я не найду слов, чтобы выразить свое восхищение! Это самый женственный и миловидный Теркин, с которым мне довелось общаться! Я завтра же расскажу о вас на «Мосфильме».

Потом он предложил это отпраздновать и увлек ее в уютный ресторан, где она впервые в жизни пила терпкое красное вино из тонкого хрусталя. Столовские блюда таяли во рту. Это было как в сказке до тех пор, пока туман не окутал ее.

Очнулась Жанна в чужой постели поздним утром следующего дня. Она совершенно не помнила обстоятельства вечера, однако, как только приподняла одеяло, ее обуял ужас! Перерасти ему в крик не дал Роберт, проявившийся в дверном проеме спальни с дымящейся чашкой кофе.

Он был гладко выбрит, причесан и даже, казалось, напомажен. Одетый в шикарный махровый халат, с уверенной улыбкой, он подошел к кровати и протянул чашку своей гостье:

– Доброе утро!

Та испуганно поджала ноги и натянула одеяло на подбородок. Подождав немного, он поставил кофе на край кровати и присел в кресло напротив.

– Не случилось ничего страшного, – словно читая ее мысли, произнес Роберт. – Просто твоя одежда испачкалась, и ее пришлось отдать в прачечную. Однако у меня есть подарок. – Он поднял стоявшую возле кресла картонную коробку и открыл ее – внутри оказалось удивительной красоты розовое платье с рюшечками – предмет зависти каждой девушки в СССР. – В верхнем ящике комода ты найдешь все необходимое. Сегодня мы отдохнем, а завтра нас ждет «Мосфильм»!

Он поднялся и вышел из комнаты.

Так Жанна осталась жить у Роберта. Постепенно упоминания о «Мосфильме», равно как и переносы поездки туда «на завтра» исчезли из его высказываний, зато он почти каждый день дарил ей цветы, водил в ресторан и на кинофильмы. Жанна, очарованная его подарками и той атмосферой, что царила вокруг, забыла об этом и сама.

Его дом был наполнен совершенно удивительными вещами. Во-первых, в зале стоял телевизор! Во-вторых, бар был заставлен различного рода виски, коньяками и ликерами. Сам Роберт дома курил сигары. Рядом с граммофоном лежали записи зарубежной эстрады. Все это создавало ощущение роскоши, которая была недоступна простому советскому человеку. Это поначалу пугало Жанну, но вскоре она привыкла и с радостью подвывала негритянской трубе, солирующей в джазовом оркестре.

День за днем Роберт потакал ее прихотям и как-то однажды попросил помочь ему. Требовалось совсем немного: в ресторане подойти за столик к быстро поглощающему сосиски толстому дядьке и просто посидеть с ним, в идеале на прощание дав поцеловать ему руку. Эта невинная шалость удалась, дядька, не чуя подвоха, не только поцеловал ручку «комсомолки», но даже пытался выпить с ней на брудершафт.

А вечером Роберт молча достал из кармана 500 рублей и протянул ей:

– Ничего не говори сейчас, «спасибо» скажешь утром.

Так Жанна Розенбольц стала агентом Сети. Со временем ее участие в операциях стало более полным. Они лепили фотокомпромат на госчиновников, при этом она даже подавала идеи, как будет лучше все обставить. Новый образ жизни очевидно демонстрировал ей, что она приобрела и что потеряла. Ее актерские замашки очень пригодились в новом деле, и теперь она умела, если нужно, изобразить даже сельскую учительницу, чтобы потом проделать фотосессию в объятиях секретаря обкома.

Все продолжалось 7 или 8 лет. И в один прекрасный момент Роберт пригласил ее в то самое летнее кафе, где они встретились. Стоял жуткий холод, дул пронизывающий ветер. Она была в светлом коротеньком пальто и тонких, не спасающих от мороза колготках. Он был необычно мрачен, курил сигарету и старался не смотреть в ее сторону. А потом просто сказал:

– Жанна, я уезжаю… Навсегда. Мне очень жаль.

И на следующий день он по поддельным документам чиновника олимпийской сборной улетел во Францию. А она осталась. Жадно вглядывалась в последние полосы газет с фотоколлажами на тему «Еще одно золото чемпиона» – нет-нет и мелькнет знакомое лицо, – но только все тщетно.

За десятилетия она сменила нескольких информаторов, оттачивала мастерство совращения на директорах колхозов, безумных физиках, дублерах космонавтов и наконец в совершенстве им овладела. Не колеблясь, готова была выполнить любой приказ, лишь бы он исходил от Роберта. А он слал ей скупые шифровки: «надиров брюнет 159 см гост москва ном 346 – пароль к водородной бомбе», в которых она сквозь строки читала: «Я помню о тебе и жду встречи. И она шла, и проникала в номер 346, и охмуряла постояльца, и он сдавал ей все пароли, и она отправляла горячие письма, в которых скрыта была любовь и надежда: «ошибка ном 346 шатен глушко пароль я бильше не можу».

Но шло время, а встречи все не было. Времена года сменяли друг друга, пока не наступила Осень. В один чудесный миг, когда уже зачастила в поликлинику с жалобами на подагру и менопаузу, она вдруг не смогла вспомнить его лица. Это так напугало Жанну, что она перерыла весь комод в поисках хотя бы одной фотокарточки. Но в доме не нашлось не то что карточки, даже запонки, даже пуговицы, которая могла бы закатиться за диван. Он ушел, не оставив о себе ничего. В тот же день, вне плана, в нарушение всех инструкций, она приехала к рыжему связному и запросила Центр. Тот опешил, но Центр запросил, она хотела только услышать голос, чтобы узнать, что все в порядке, но в наушнике щелкнуло, пикнуло, и связь окончилась. Шпионская карьера рыжего связного была завершена.

С этой минуты мир изменился, к ней вдруг перестали доставлять корреспонденцию. Она пыталась выйти на связь, но по знакомым ей адресам двери были заперты, а телефоны молчали. Из тайников никто больше не забирал ее служебные записки. Так она осталась одна. И вот теперь, через десять с лишним лет…

– Тринадцатая кабина, Бухарест! – донесся из динамиков голос администратора.

Жанна Витольдовна очнулась и направилась в переговорную. Она хорошо помнила, что через Бухарест связь с ней держал Лондон.

8. Попытка побега

Когда Василий Степанович открыл глаза, первое, что он увидел, был потолок, белый и ровный, безо всяких шероховатостей. Стены комнаты, где грибник пришел в себя, были такими же. Пространство заливал неяркий свет. Лампы находились по бокам, в фигурно вырезанных нишах. В самом центре стоял диван, на нем, собственно, и лежал Василий Степанович. Одна спинка была приподнята и закрывала обзор, с другой стороны грибных дел мастер смог обнаружить только табуретку со стаканом воды, еще парой склянок. Рядом с табуретом, почти за пределами видимости – чтобы разглядеть его получше, пенсионеру пришлось запрокинуть голову, – стоял хромированный столб. От столба к руке пенсионера, обозревающего периметр разъезжающимися глазами, тянулась прозрачная нить. Капельница, вот что это было!