Фаина Раевская - Надувные прелести Страница 10

«Чемодан нашел! — обожгла мысль, заставив меня опуститься на пол посередине комнаты. — Нашел и осерчал, стал допрашивать Клавдию, она и раскололась. А где ж сама Клавка? Неужто бежала от Димкиного гнева? Что ж, вполне разумно... Хм, а чем здесь так противно пахнет»? Я повела носом, как гончая, учуявшая добычу, и попыталась отыскать источник неприятного запаха.

—    Ну, ни фига себе! — присвистнула я, когда поиски увенчались успехом.

Амбре источал... Брусникин, и пахло от него перегаром. Короче говоря, мой муж был пьян, как говорят в народе, в стельку. Пустая литровая бутылка из-под водки, которую нежно обнимал Димка и которую я сперва не заметила, красноречиво свидетельствовала о моей правоте. Облегчения от неожиданного открытия я не испытала, наоборот, испугалась еще больше. Брусникин всегда радел за трезвый образ жизни и даже по праздникам не позволял себе больше двух рюмок водки. Что же заставило его нарушить жизненные принципы, всегда казавшиеся мне незыблемыми, как Священное Писание?

—    Димка, — толкнула я рукой спящего мужа. — Что-то случилось?

Брусникин сладко причмокнул губами, но отозваться не соизволил.

—    Пьянь голимая! — фыркнула я, быстро сообразив, что попытки достучаться до сознания супруга обречены на провал.

—    Афоня! — коснулся моих ушей радостный вопль Клавдии. Любимая сестренка стояла в дверях, ухватившись одной рукой за косяк, а другой совершая таинственные движения, которые, видимо, считала приветственными. Получалось довольно смешно, словно Клавка разгоняла надоедливую мошкару перед глазами. Кстати, о глазах. Они у Клюквиной почему-то все время съезжались к переносице, а Клавка безуспешно пыталась вернуть их на место. Один раз это у нее получилось, правда, ненадолго. За это время она успела произнести замысловатую фразу:

—    Боевые товарищи — это вам не то... А о-го-го!

—    Клава, да ведь ты пьяна! — признала я очевидный факт.

Сестра радостно оскалилась и кивнула. Это простое, казалось бы, движение головой окончательно нарушило ее равновесие. Вестибулярный аппарат Клавдии сказал «ап» и отключился, а его хозяйка рухнула на пол. Уже оттуда донеслось задушевное пение:

Так назначено судьбой для нас с тобой:

Служба дни и ночи!..

—    Два-ноль в пользу зеленого змия, — констатировала я и поволокла тяжелую, как комод, Клавку в реанимацию, то есть в ванную. По пути пьянчужка веселилась от души, продолжая старательно выводить слова известной песни. Пока набиралась вода, я попыталась выяснить причину необычного состояния моих близких родственников. Это удалось не сразу, а лишь после того, как песенка про суровые милицейские будни была допета.

—    К нам приходила группа товарищей, — поведала Клава, когда до нее наконец дошел смысл вопроса.

—    Каких товарищей? — не врубилась я.

—    Боевых, конечно... Меня приняли в братство, и мы немножко это отметили! — Клюквина на мгновение застыла в гордой позе Наполеона.

—    В братство алкоголиков, что ли?

Сестра обиделась на мою дремучесть, надула губы и нырнула в воду. Уже оттуда я услышала ее невнятное бульканье:

—    Сама ты алкоголик! Меня приняли в братство товарищей!

—    Каких товарищей?! — Я готова была утопить сестренку в ванне собственными руками.

—    Боевых, конечно!

Разговор с умной Клавдией напомнил мне песенку про попа, у которого была собака. Что именно случилось с песиком, известно всем. Признаюсь, в данную минуту я уже была готова повторить нехороший поступок попа. Чтобы этого не произошло, я опустилась на пластиковый контейнер для белья и зажала сложенные вместе ладошки коленями. Та-ак, про группу товарищей мы уже все поняли, про братство, опрометчиво принявшее в свои ряды Клюквину, тоже... Глядя, как резвится в ванне чья-то новоиспеченная «боевая подруга», я сделала вполне разумный вывод: к Димке заглянули приятели или сослуживцы с целью навестить болящего, и, на их беду, Клавка оказалась дома. Только ее присутствием можно объяснить случившийся катаклизм и бардак, царивший в квартире.

—    Клав, а много их было? — поинтересовалась я. Судя по разрушениям, товарищей должно было быть, по меньшей мере, пол-армии.

Клавдия приостановила русалочью плескотню, глянула на меня раскосыми глазами, нахмурилась и уточнила:

—    До того или после?

Ладно, проехали! Думаю, сейчас Клавка не в состоянии заниматься решением логических задачек. Кое-как реанимировав болезную, я отконвоировала ее на диван, где она тут же блаженно засопела. Мне ничего другого не оставалось, кроме как приступить к ликвидации последствий стихийного бедствия.

Сон пьяного человека, как известно, глубокий, но недолгий. Во всяком случае, это утверждение оказалось верным на сто процентов по отношению к моей непутевой сестрице. Два часа спустя она материализовалась на кухне, где я в одиночестве пила чай.

—    Привет, Афоня! — Голос Клавдии звучал хрипло, и в нем чувствовалось невыносимое страдание. — Что это было?..

В ответ я презрительно повела бровью и не без ехидства напомнила:

—    Тебя сегодня приняли в братство.

—    Да-а?! В какое?

—    В братство товарищей.

—    Иди ты! — не поверила Клавка. — А каких товарищей, не знаешь?

—    Боевых, конечно.

—    Вот это да! Ты посмотри, куда меня занесло!

Господи, как же болит голова, и пить хочется... Сделай мне чайку, пожалуйста, Афонь.

Саркастически хмыкнув, я исполнила просьбу похмельной больной, присовокупив к чашке чая стакан с растворенным аспирином. Дождавшись, когда лекарство начнет действовать, я приступила к выяснению отношений.

—    Насколько я понимаю, ко всем порокам, коими ты, несомненно, обладаешь, ты решила добавить еще один — хронический алкоголизм.

—    М-м-м...

—    Не перебивай! Но этого твоей паразитской натуре показалось мало, и ты решила сбить с пути истинного и моего любимого пупсика. Я первый раз вижу Брусникина в подобном состоянии!

—    Это потому, что он впервые оказался в таком состоянии.

—    Ты опять?! — нахмурилась я.

—    Молчу, молчу, — уперлась взглядом в пустую чашку Клюквина. Однако пара нахальных чертей, замеченных мною в ее глазах, позволили понять, что я напрасно сотрясаю воздух. После этого выступать с нравоучениями мне как-то сразу расхотелось. Я увяла, а потом задала давно волнующий меня вопрос:

—    Клавочка, ты хоть что-нибудь помнишь?

—    Все, безусловно!

—    И?!

—    После того как я покинула благословенные стены вашего лицея, путь мой лежал на рынок. Там я затарилась по полной программе. Обратно ехала на такси, потому что с таким количеством пакетов я бы точно заняла полтрамвая. А дома... Хм... Короче

говоря, первые двадцать минут я что-то готовила, а потом... Что-то с памятью моей стало! — виновато развела руки в стороны Клюквина.

—    Да, повеселились вы на славу.

—    О, я вспомнила! Мы с Колькой бегали за добавкой.

—    Колька... Это Брагин, что ли? — напряглась я.

—    Ну...

Все понятно! Коля Брагин, дружок Брусникина и тайный Клавкин воздыхатель, заводила еще тот! Он и мумию Тутанхамона уговорит выпить с ним на брудершафт. Был бы Колька один, Димыч устоял бы под натиском друга. Но на беду рядом была Клавка — и итог известен. Тут я обратила внимание, что Клавдия как-то беспокойно ерзает на стуле и виновато вздыхает. Такое поведение всегда означало только одно: сестрица натворила что-то ужасное и теперь боится в этом признаться. Сердце у меня тревожно сжалось.

—    Что? — одними губами прошептала я.

—    Ты только не волнуйся, Афанасия! Точно сказать не могу, но, кажется, я разболтала про чемоданчик. Во всяком случае, подсознание зафиксировало, как я лезла на антресоли за деньгами, а кто-то меня очень нежно поддерживал за филейные части тела. Колька, наверное... Или Димка... нет, Димка себя блюдет. Может, это был Мишка?

—    Мишка? Гризли?

—    Зачем гризли? Салтыков Михаил, товарищ твоего Брусникина.

Тихий стон вырвался из самых глубин моей души. Во-первых, доброе слово «товарищ» я уже не могла слышать, а во-вторых... Салтыков — это высшее достижение цивилизации, такими ребятами, как он, наше ФСБ может гордиться изо всех сил. Умный, хитрый, изворотливый, Мишка никогда не терял трезвости рассудка, даже когда бывал в изрядном подпитии. Если Колька и Димка, протрезвев, могут ничего не вспомнить из Клавкиной болтовни, то с Салтыковым этот номер не пройдет. Спрашивать у Клюквиной, как она объяснила дотошному фээсбэшнику наличие у нас на антресолях целого чемодана с баксами, бесполезно — отравленный алкоголем, ее мозг все равно не выдаст нужную информацию. Остается лишь надеяться, что Клавка что-нибудь напутала со своими воспоминаниями. И почему я не утопила ее в ванне?!

Клавдия ненадолго взгрустнула вместе со мной, а потом, неожиданно вспомнив об ответственном задании, бремя которого было возложено на мои плечи, оживилась: