Дарья Донцова - Муму с аквалангом Страница 11

– Да ладно тэбе! Пелоппонесус нэвелики, усе друг друга знають, наших здесь як грязи. Кто замуж за грэков вышел, кто, як я, працовать приихал. В Мелоносе, за горой, дом престарелых, там санитарки и медсестры сплошь з Украины. А Катька… Усе про нее ведають. Вот уж кому пофартило! Ейный мужик, Ваня… имя у него другэ, но его не произнести, вот и кличем его Ваней…

– Галя, простите, пожалуйста, – решительно остановила я болтливую бабу, – мне нужно проехать в «Олимпию».

– Катька тэбе наврала, что дом классный и сдаст его ейное хреновое риэлторское агентство задарма? Показала другие виллы за нереальные бабки, а потым про «Олимпию» спела? Так?

Я на всякий случай кивнула, Галя рассмеялась.

– Не верь. У дома страшная история. Там жил большой грэческий чоловик. Он на воровстве попался и в тюрьму сидэ. Жена от срама помэрла, дочка в авиакатастрофе сгинула. Осталась «Олимпия» пустовать. Мужик-то хоть и живы, та за рэшеткой сидэ. Его адвокаты отбивають, но як там и шо, я не ведаю. О деталях Роза в курсе, она по довэренности виллу здае, а деньги на хозяйских законников тратит. Поняла?

– В принципе да, – кивнула я, вспомнив рассказ Эммы про подругу-гречанку и ее отца, обвиненного во взяточничестве.

– Розка – ихняя батрачка, – с радостью, обретя «свежего» слушателя, сплетничала барменша. – Жуткая баба! Сама живэ неизвестно где, а «Олимпию» здае. Но последние два года туда никто не заглядывает.

– Почему? – заинтересовалась я.

– Проклятие Бриджиса, – закатила глаза Галя.

Я удивленно уставилась на нее.

– Жили в Пелоппонесусе две семьи, – нараспев завела барменша, – Калистидасы и Бриджисы. В кажной росло по сыну, оба влюбились в девушку неземной красоты, Оливию. Ну а ей нельзя же за двоих выйти? Пришлось выбирать. Выскочила Оливия за Калистидаса, а Бриджис з горя повесился. Евойная мать на иконе весь род Калистидасов и прокляла. И рухнуло у них счастье, трое деток малыми помэрли. Думаешь, шо воны в Москву поихалы? Доктор им казал: климат менять надо. Орбитально.

– Радикально, – автоматически поправила я.

– А потом отца посадили, маты помэрла, дочка сгорела в самолете, – не отвлекаясь на мое замечание, загибала пальцы Галя. – Зараз и над «Олимпией» хмары ходют. Кто там селится – и зразу покойник. Год там бизнесмен з Москвы жил, так у него сынишка утоп в море. Потом поляки поселились. Месяцев десять радовались жизни и – згинули.

– Утонули? – подпрыгнула я.

– Разбились на вертолете.

– А при чем тут дом?

– Ну как же, проклятие действует! – объяснила Галя. – Еще трое, значит, на тот свет уехали. Больше людыны туда – ни-ни! Катька дом зараз хоть за копейки сдать збирается. Она хитрая, да ее проклятие перехитрило. Сама у Розки дом на пятнадцать лет сняла с правом пересдачи. Думала подзаработать на аренде. И шо? Ха! Привидение видела. Там оно моталось.

– Живое? – не выдержала я.

– Ну – округлила глаза Галя. – С бутылкой! Оно на калитке висело.

– Кто висел, призрак или бутылка? – на полном серьезе осведомилась я.

– Ну… все в черном. Скрыпело, ухало, рыдало. Потом в сад поперло и по дорожке – до виллы. Недавно дело было, – выпалила Галя. – Не сымай «Олимпию»! Помрешь!

У меня закружилась голова.

– А где находится вилла?

– Вниз спускайся, – вздохнула Галя. – Доедешь до перекрестка, бери налево, тама в забор упрешься. Самоубийца ты!

Открыть ржавые ворота я не сумела, зато калитка поддалась легко и неожиданно бесшумно. На секунду мне стало неспокойно, но тут я увидела широкую дорогу, большой белый дом вдали и, пораженная красотой местности, пошла вперед.

Сама вилла оказалась заперта, окна скрывали ставни, попасть в здание не представлялось возможным. Сад выглядел запущенным. Галя не соврала – здесь явно никто не жил как минимум пару лет.

Я побрела по заросшей травой дорожке, пытаясь представить себе, как территория выглядела раньше. Похоже, тут было уютно. Впереди останки фонтана, несколько скамеек и нечто, бывшее ранее гамаком… Но мне нужно найти скульптуру кошки. И – вот уж интересное дело! – она обнаружилась сразу, неподалеку от фонтана. То ли Жаклин и впрямь была ясновидящей, то ли она ранее здесь бывала.

Я приблизилась к статуе и погрузилась в раздумья. Эмма велела открутить ей голову. Но каким образом можно проделать такой трюк с гипсовой конструкцией? Или… Я постучала пальцем по спине кошки. Точно! Она металлическая, просто выкрашена белой краской. Значит, на шее у нее вполне может иметься резьба. Надеюсь, у меня хватит сил открутить башку у кошки.

Мои пальцы ухватились за торчащие уши, я напряглась, и в ту же секунду железяка стала легко поворачиваться. Не прошло и минуты, как я держала в руках небольшую коробочку. Конечно, неприлично совать свой нос в чужие секреты, но я, забыв о воспитании, откинула крышку и – ойкнула.

На замшевой подкладке лежал большой, размером с кофейное блюдце, медальон. На его крышке виднелся причудливый вензель, то ли «СК», то ли «ОК», в центре торчал синий, прозрачный камень, и что-то подсказало мне: это не простая стекляшка.

Обратный путь лежал мимо фабрики Руфуса. Еще издали я увидела тоненькую фигурку Нины, обвешанную пакетами. Больше всего мне хотелось проехать мимо, но девица буквально бросилась под колеса.

– Ну, ты даешь! – с возмущением заявила она, когда «Мерседес» притормозил и я распахнула дверь. – Бросила меня! В глуши! Одну! С шубой! Хоть бы предупредила, когда вернешься… Прыгаю на шоссе как дура! Так с друзьями не поступают! Смотри, я пледик выторговала. И сумку. А еще кошелечек. Здорово получилось! Эй, ты не рада?

– Нет, – сухо ответила я.

– Но почему? – заморгала Нина. – Очень удачный день получился. Суперский. Знаешь, а манто отличного качества. Сшито, конечно, по-старперски, но не мне его носить. Гадючина-свекровина от счастья умрет! Хотя такой радости она мне не доставит. Кабы дорогая мама и правда на тот свет от подарка уехала, я бы ей не знаю чего купила. Неужели ты шубке не рада?

– Я не покупала манто.

– Ой, точненько, – протянула Нина, – мы про тебя забыли. Вот что, рули назад!

– Спасибо, не надо.

– Обиделась?

– Нет. Не одобряю убийство животных, – пояснила я. – Обхожусь простым пальто.

Нина притихла, потом снова оживилась:

– Врешь! Я тоже так говорила, когда у меня шиншиллового прикида не было. В лом было признаться, что нищета, вот и корчила из себя гринписовку. Ну не сердись! Эй, Виолочка, вот, держи, сумочка твоя.

Заискивающе улыбаясь, Нина положила мне на колени торбу из ярко-рыжего меха.

– Носи и гордись, – заявила она. – Моднючая штука! Лиса! Натуральная! Редкая! Окрас мраморный.

– Почему он так называется? – я решила из вежливости поддержать беседу. И потом, на Нину невозможно злиться. Неужели вы станете рассказывать крокодилу о здоровом питании? Начнете читать ему лекцию о вреде сырого мяса, об аморальности пожирания живых существ? Даже если вы проделаете все это, толку не будет. Уж такова его, крокодилья, сущность, он рожден аллигатором, а не бабочкой, поэтому вкушать цветочную пыльцу не станет, хищника не перевоспитать. И Нину не переделать, с ней можно либо общаться, либо нет.

– Мраморная, потому что волос в шкурке окрашен в три цвета, – объяснила Нина. – Признак суперского качества. Застежка шикарная и… А зачем тебе такая сумка? Лучше возьми кошелек.

Она быстро произвела рокировку.

– Похоже, портмоне дороже ридикюля, – еле сдерживая смех, заявила я, – его сшили из шкуры единорога-альбиноса.

– Шутишь? – напряглась Нина.

Я быстро спрятала поделку в бардачок и принялась дразнить Нину:

– Я отлично разбираюсь в галантерейных изделиях, мой бывший муж торговал ими. Единорог, да еще белый, невероятно ценный экземпляр. Спасибо, Ниночка, очень мило с твоей стороны отдать мне лучшую добычу дня.

Нина заморгала, наклонилась было к бардачку, но зависла с протянутой рукой и вдруг сказала:

– Фиг с ним, пусть тебя радует. У меня всяких кошельков – армия. Носи на здоровье! А то несправедливо получится – мне все, а тебе хрен под нос. Не по-дружески.

Я почувствовала раскаяние. Не следовало столь вдохновенно врать! Ниночка оказалась способной на широкий жест. Завтра найду способ объяснить ей, что единороги – сказочные животные, живьем их никто не видел. Хотя, может, милые создания все-таки жили на планете в библейские времена, а наши предки попросту истребили их?

Глава 7

Когда Эмма взяла коробочку, я спросила:

– Она?

Поспелова, ничего не сказав, откинула крышку, схватила медальон и сняла очки.

– Жаклин… – прошептала она, – сейчас… вот тут… должен быть запорчик… Вау, опять!

– Что случилось? – воскликнула я.

– У меня гелевые ногти, – пояснила Эмма, – и я вечно их ломаю. Да ладно, позову Лику, она это исправит.

Я уставилась на указательный палец хозяйки дома – вместо длинной, покрытой оранжевым лаком ногтевой пластинки я увидела нечто короткое, серое, безобразное. Очевидно, огонь, который изуродовал Эмму, затронул кончики пальцев, а сама кисть смотрелась безупречно.