Юлия Климова - Вредная привычка жить Страница 11

    – Слушай, Альжбетка, а как фамилия у Федора Семеновича?

    – Потугин, а что?

    Я положила квитанцию на стол и ткнула пальцем: чуть выше суммы была напечатана фамилия владельца квартиры – Потугин Макар Семенович.

    – Они – братья! – сказала я.

Глава 7

    Мы делаем вылазку на вражескую территорию

    Как только я увидела фамилию, сразу почувствовала, что она мне знакома. Альжбетка называла нам ее на одном из наших девичников, испорченных персоной Федора Семеновича.

    – Этого не может быть, – пробормотала Солька, – это уже слишком…

    – Может, – сказала я и посмотрела на Альжбетку.

    – Я вспомнила, я вспомнила, – залепетала растерянная Альжбетка, – он говорил мне, что ему так нравится мой район, что он даже посоветовал своему брату купить квартиру именно здесь.

    – Вот заботливый какой, – всплеснула я руками. – А о нас он подумал?

    – А что тут думать? – уставилась на меня недоуменная Альжбетка.

    – А то, – строго сказала я, – что нам и его одного тут хватало выше крыши, а еще теперь и братец с женой…

    – Не ругайся, – сказала Солька, – теперь же все по-честному. Федор Семенович в мире ином, и на его место заступила бодрая чета Потугиных.

    – Не по-честному, потому что Вера Павловна – явный перегруз.

    – Я в шоке, – пробормотала Альжбетка.

    – А они знают о твоем существовании? – поинтересовалась я.

    – Нет.

    – Точно?

    – Точно, он говорил, что жена у его брата очень ревнивая и если она узнает, что у Федора есть молодая любовница, то запилит его совсем и не будет никуда отпускать вместе с ним.

    – Дальновидная женщина, – подвела я итог.

    Пирожки как-то быстро закончились, и я с грустью посмотрела на опустевшую тарелку.

    – Я вот чего не пойму, – сказала задумчиво Солька, – как это он брата родного отвез неизвестно куда, да и вообще – как, увидев его мертвым, он не вызвал милицию?

    – Не хочу больше о нем думать, не хочу! – замотала головой Альжбетка.

    – Придется, – сказала я. – Они теперь тут мелькать будут, и захочешь забыть – не забудешь.

    – Вы слышите, что я говорю? – спросила возмущенно Солька.

    – Слышим, – ответила я, – надо подумать.

    – Мне кажется, мы ошибаемся: это он за брата отомстить хочет, – предположила Солька, тоже с грустью глядя на пустую тарелку.

    – Ну пусть приходит и мстит, я здесь.

    – Да сядь ты, Анька, – резко сказала Солька, – это же все просто безумие какое-то…

    – Согласна. Значит, так, – секунду поразмышляв, сказала я, – мы должны сходить на разведку.

    – Куда? – удивилась Альжбетка.

    – На вражескую территорию. Солька, беги к себе и пеки пирог.

    – Что? – глаза у Сольки полезли на лоб. Вот и ходила бы так, а то вечно она щурится. – Опять?!

    – Да, опять. Ты бы кого-нибудь на порог пустила с пустыми руками?

    – Я не могу печь пирог, я не умею, давайте отнесем им бананы!

    – Солька, твоя ботаника тебя когда-нибудь погубит, – сказала я, – и потом, где мы возьмем эти бананы?..

    – А где я возьму этот пирог? – возмутилась Солька, хватаясь за голову.

    Мы втроем посмотрели на пустую тарелку из-под пирожков и тяжело вздохнули.

    – Беги к тете Паше, может, повезет – вдруг она не уехала, пусть даст нам еще немного пирогов.

    – Точно, – кивнула Альжбетка.

    Солька схватила тарелку и метнулась к двери.

    – Стой! – закричала я. – Отнеси ей яйца, а то мы просто обжираем бедную женщину.

    – Ага, – на лету сказала Солька и бросилась к холодильнику.

    Забрав оттуда последние шесть яиц, она отправилась к тете Паше за новой порцией восхитительных пирожков.

    – А если Вера Павловна у нас рецепт спросит? – проронила Альжбетка.

    – Ты что? Ты можешь себе представить, чтобы эта женщина стряпала на кухне и роняла слезы умиления над маленькими аккуратненькими пирожками?

    – Ну а вдруг?

    – Скажем, что рецепт этот передается уже много лет из поколения в поколение и что Солька даже с нами им не делится.

    – Так будет считаться, что их пекла Солька?

    – Конечно, у нее вид, как у училки, впрочем, она и есть училка, на нас не подумают… Ты слишком хороша собой, а у меня выражение лица не то…

    Через пару минут на пороге появилась довольная Солька: она нежно и трепетно прижимала к сердцу тарелку с шестью теплыми пирожками.

    – Маловато будет, – скептически оценила я обстановку.

    – Так мы же их есть не станем, – сказала Солька в оправдание.

    – Как это не станем, я бы съела еще парочку.

    Солька сделала шаг назад и угрожающе посмотрела на меня.

    – Есть мы их не будем, – четко проговаривая каждое слово, сказала она. – Ты не забыла, что кое-кто у нас на диете?

    Был у нас вожатый в пионерском лагере, так он вечно ходил по коридору и орал: «Еще один писк из этой палаты, и весь отряд не идет на «огонек»!» Приблизительно это мне хотелось сейчас выплеснуть в лицо Сольке.

    – Тетя Паша сказала, что соседей пока нет, – предупредила хранительница пирожков.

    – Будем ждать, – сказала я.

    – А зачем мы туда пойдем? – поинтересовалась Альжбетка, поправляя волосы.

    – Ты бы не прихорашивалась. Вера Павловна – женщина ревнивая, выставит за дверь, и пирожки не помогут, – заметила я.

    Альжбетка резко отдернула руки от головы.

    – Мы пойдем туда, чтобы прощупать обстановку, может, что и всплывет. Поговорим по душам, аккуратненько зададим пару-тройку вопросов, что-нибудь и узнаем.

    – Вообще-то я этого не одобряю, лучше нам не соваться в это дело, – высказала свое мнение Солька.

    Ну до чего же она зануда!

    – Мы должны быть в курсе происходящего, – сказала я, – и потом, ничего опасного мы уже не делаем, особенно если сравнить это с перетаскиванием трупа с места на место.

    Потугиных мы прождали часа два. Альжбетка уже засыпала на подоконнике, когда во дворе появилась Вера Павловна.

    – Идет, идет! – воскликнула она.

    Мы бросились к окну. По двору плавно перемещалась дородная женщина Вера Павловна, ее пестрый пучок был обмотан зеленым платком, что так мило гармонировало с оранжевой помадой у нее на губах.

    – Одна, – сказала Альжбетка.

    – Тусик, наверное, на работе, – пробормотала я.

    Подождав еще полчаса, дав, так сказать, хозяйке переодеться в домашнее, мы двинулись на штурм крепости.

    Я вдавила палец в кнопку звонка, и он запиликал так резко, что, пожалуй, Вера Павловна подскочила до потолка. Солька дала мне по рукам со словами:

    – Ты забыла, мы же добрые соседи!

    Вера Павловна открыла дверь и вопросительно уставилась на нас. Я пихнула Сольку в бок, и она выплыла на передний план с тарелкой, наполненной пирожками.

    – А мы к вам, – сказала я, улыбаясь до ушей, – вот, хотим поздравить с первой квартплатой, – и протянула квитанцию.

    У Сольки от моих слов подкосились ноги: она, наверное, и не подозревала, что людей поздравляют с подобными вещами.

    Вера Павловна вдруг изменилась в лице. Она часто захлопала глазами, нагоняя слезы, закатила глаза и, достав из кармана огромный розовый платок, усыпанный по краю маками, громко высморкалась в него. Солька автоматически прижала к себе тарелку с пирожками.

    – Ой, девочки, – запричитала Вера Павловна, пропуская нас в квартиру, – горе-то какое страшное приключилось!..

    Вера Павловна еще раз громко высморкалась. Альжбетка спряталась за мою спину: возможно, она не любила сопливых женщин.

    – А что такое? – вежливо поинтересовалась я, видя неподдельную трагедию в глазах этой милой Веры Павловны.

    – Федечка-то наш погиб, погиб смертью храбрых…

    Да уж, надо иметь необыкновенную храбрость, чтобы в таком возрасте вскарабкаться на Альжбетку!

    – Как жить-то страшно стало! Ушел из дома и не вернулся, вот, из милиции позвонили, вызвали Тусика на опознание…

    Мы прошли в кухню, где Солька наконец-то поставила тарелку на стол, а я положила рядом квитанцию.

    – Да вы садитесь, девочки, как хорошо, что вы пришли, так горько мне, так горько…

    Я поняла, что самое уместное сейчас – это начать задавать вопросы.

    – Вы извините, мы так сочувствуем вашему горю… А кто такой Федечка?

    – Да, – вдруг всполошилась Солька, – это кто?

    Натуральность происходящего бодрила: противоположные стороны были равны в своем напускном трагизме и умилительном вранье.

    Альжбетка вдруг зарыдала, чем вызвала явное расположение Веры Павловны, и она сунула ей свой розовый платок. Альжбетка дернулась, она у нас человек брезгливый и подобной антисанитарии не переносит, но чувство вины – великое чувство, и Альжбетка, стиснув зубы, взяла вышеупомянутый платок двумя пальцами.