Елена Логунова - Любовные игры по Интернету Страница 11

– А вы кто? – опасливо спросил зять.

– А я капитан милиции Лазарчук из УВД Центрального округа!

– Опаньки! – произнес незнакомец, и сразу после этого бессодержательного восклицания в трубке пошли гудки.

– Ты зачем напугал человека?! – накинулась я на Серегу. – Он ни имени своего назвать не успел, ни адреса оставить! Ты хочешь, чтобы бабушка Ларина на веки вечные осталась у тебя?

– Мне вообще удивительно, что зять захотел вернуть домой тещу! – поддакнула мне Ирка. – Ну теперь-то у него всякое такое желание наверняка пропало…

– Дзинь! – возразил ей телефон.

– Да! – быстро сказала я в трубку. – Конечно, какие-то проблемы со связью.

– Это снова зять? – шепотом спросила Ирка.

Я кивнула.

– Так, зять, слушаем меня внимательно! – снова не выдержал и заревел Лазарчук. – Завтра в девять ноль-ноль стоим, как штык, на вокзале, принимаем с рук на руки любимую тещу! Задача ясна?

– Ну ясна, – без особого восторга молвил любящий зять Татьяны Лариной.

– Простите, а как вас зовут? – ласково, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое могло остаться у человека после общения с грубым Лазарчуком, спросила я.

– Иван Иваныч я, – буркнул зять.

– Всего доброго, Иван Иваныч! Спасибо вам! До встречи!

Я выключила трубку и гордо посмотрела на Серегу:

– Видал? А ты говорил «Ну-ну»! Сработало мое объявление!

– Встречаться с Иваном Ивановичем будешь ты, – вместо спасибо сказал мне Лазарчук. – Мне к девяти на службу.

– Опоздаешь немного по такому случаю! – заявила я.

Серега открыл рот, собираясь возразить, но тут снова зазвонил его мобильник.

– Надоел уже этот зять! – сварливо сказал Лазарчук. – Алло, слушаю! Что? Да. Да. А вы кто?

Он прикрыл трубку рукой и шепнул мне:

– Это сестра Татьяны Лариной!

– Ольга? – брякнула я.

– Вы Ольга? – повторил за мной Серега. – Не Ольга? Ну и ладно, мне без разницы! Слушайте меня внимательно, сестра. Завтра в девять утра встречаемся на железнодорожном вокзале. Что значит – с кем встречаемся? С вами, с нами, с зятем, да хоть со всей толпой родных и близких до седьмого колена включительно! Кто первым объявится, тот бабусю и получит, как олимпийское «золото», мне все равно, кому ее отдавать, лишь бы поскорее!

– Грубый ты, Лазарчук! – отругала Серегу Ирка, с трудом дождавшись, пока он закончит разговор. – Грубый, злой и нечуткий! Как ты с людьми обращаешься?

– А как они со мной обращаются? – вскинулся он. – Подбросили мне, понимаешь, беспамятную бабку, точно младенца в подъезд, а я нянчись!

– Это не ты, это я с ней нянчусь! – возразила я.

Лазарчук надулся, Ирка насупилась, я нахмурилась, но тут к столу подсели Колян с Моржиком, которым надоело соображать на троих с холодильником, мы вновь наполнили бокалы, и вскоре застольная беседа обрела приятную душевность.

Спать мы легли поздно и в таком состоянии, в котором гостям уже была совершенно безразлична комфортабельность предоставленных им биваков, а хозяину ночлежки стало абсолютно все равно, сколько у него в доме пришлого народу.

– Одной бабкой больше, одной меньше – какая разница? – философски вопросил размякший Лазарчук.

– С бабками всегда так! – поддержал его нетрезвый Колян. – Они то приходят, то уходят…

Я хотела уточнить у него, какие именно бабки имеются в виду, но не успела, потому что уснула.

– Пшел вон, зараза! – обругала Ларочка здоровенного черного кота, который без приглашения запрыгнул на дерево и устроился на одной с ней ветке.

Черный кот не обращал на рыжую девушку никакого внимания. Против ее масти он ничего не имел, но ему нравились рыжие красотки без бюста, с хвостом и на четырех лапах. Им он адресовал вдохновенную громкую песнь, которая разливалась в ночи широко, свободно и неостановимо, вопреки стараниям двуногих жителей двора. Неспособные в полной мере оценить красоту летней ночи и пóшло желающие спать, эти неблагодарные слушатели ругали певца последними словами и бросались в него подручными предметами, имеющими незначительную материальную ценность. Один яблочный огрызок попал прямо в Ларочку, а пара огурцов просвистела мимо, в опасной близости от ее головы и огорчительно далеко от кота, которому его неброский окрас позволял прекрасно маскироваться на местности.

– Чертов кот! – злобно прошипела Ларочка.

– М-мо-у-о-о-о! – басовито пропел четвероногий Карузо.

– Сгинь, тварь паршивая, спать людям не даешь! – визгливо прокричал с ближайшего балкона старческий голос, и в следующий миг Ларочку окатило холодной водой.

– Черт! – чуть не плача, молвила она и потянулась ногой к коту, плотно угнездившемуся мохнатым задом в развилке толстой ветки.

Она теснила котяру ногой, а он упорно сопротивлялся, не желая уходить со сцены прежде, чем исчерпает весь свой репертуар. В разгар неравного боя в кармане у Ларочки завибрировал мобильник. Она извернулась, вытащила из штанов трубку и сердито спросила в нее:

– Что?

– Это я у тебя хочу спросить – что там у вас? – зашептала ей в ухо Агата Григорьевна. – Извини, что тревожу, может, я не вовремя, но меня любопытство разбирает, я спать не могу!

– Вы не одиноки, – пробормотала Ларочка, окидывая опасливым взором светлые окна на фасаде дома.

Любое из них могло в следующее мгновение исторгнуть из себя метательный снаряд или порцию холодной воды. Черный кот, безжалостно спихиваемый Ларочкой с ветки, цеплялся за нее когтистыми передними лапами и орал вдвое громче прежнего. Так смертельно раненный герой в индийском кино, чувствуя скорую и неминуемую гибель, повышает децибелы своей лебединой песни.

– Что там у вас с Серенечкой? – повторила изнывающая от любопытства Агата Григорьевна.

– У кого что, – сквозь зубы процедила воюющая с котом Ларочка. – Мы коротаем ночь порознь, каждый в своей компании.

В этот момент составлявший ей компанию черный кот наконец сорвался с ветки и с истошным воплем рухнул вниз. Негодующий кошачий крик затих в лопухах у основания дерева, и вместо него в ночи загремел исполненный подлинной страсти человеческий голос:

– Все, Манька, амба, тащи дедов обрез, пристрелю эту сволочь к чертовой матери, и будем спать!

– Не надо стрелять! – испуганно пискнула Ларочка.

– Странная у тебя компания! – неодобрительно заметила Агата Григорьевна, до слуха которой доносились отголоски человечьих и звериных криков.

– Пристрелю! – орал бессонный дядька.

Ларочка поспешно сунула мобильник в карман и спрыгнула с ветки в лопухи.

– Уяу! – дико взвыл придавленный черный кот.

– Стреляй, Вася! – отчаянно скомандовал высокий женский голос.

Ларочка схватила в охапку кота и в два прыжка унеслась из клумбы, попавшей под обстрел.

Ба-бах! – грохнуло наверху: Вася с Маней открыли огонь.

Однако они совершенно напрасно полагали, что после этого смогут спокойно уснуть. Выстрел разбудил и тех жильцов, которые умудрялись почивать под кошачьи песнопения. В доме одно за другим загорались окна, со стуком распахивались рамы, слышались возмущенные и встревоженные голоса.

– Все из-за тебя! – со злостью сказала Ларочка вырывающемуся черному коту.

Она выпустила его, с болезненным шипением потерла расцарапанную руку, отошла на безопасное расстояние от дома, населенного гневливыми и хорошо вооруженными гражданами, достала мобильник и позвонила Агате Григорьевне, чтобы закончить оборванный на полуслове разговор.

– Опоздали мы со знакомством! У вашего сына уже есть женщина! – обиженно сообщила она маме Серенечки.

– Да откуда она взялась? – Агата Григорьевна изумилась так глубоко и искренне, словно ее сын был космонавтом, отбывающим одиночное заключение на околоземной орбите. – Что еще за женщина? Тоже рыжая?

– Представьте себе, нет! Седая! – нервно хихикнула Ларочка.

– Платиновая блондинка, что ли? Неужели ее женское обаяние больше, чем твое? – недоверчиво спросила Агата Григорьевна.

– О нет, обаяние у нее так себе, но зато у нее есть другое преимущество, – желчно сказала Ларочка. – Богатейший опыт прожитых лет! Подруга вашего Серенечки – пенсионерка со стажем, на глазок ей лет семьдесят!

– Этого не может быть! Я своего сына знаю! – завела старую песню Агата Григорьевна. – Ты наверняка ошиблась. Вероятно, это соседская старушка зашла к Серенечке за солью.

– А также за хлебом и зрелищами! – ехидно поддакнула разочарованная Ларочка. – У вашего сына ночует большая компания, они веселились до полуночи, только-только улеглись.

– Ах, батюшки, опять топтали мой ковер «Кубанские узоры», он на полу в гостиной лежит! – Агата Григорьевна всплеснула руками, но тут же забыла о ковре, воспользовавшись возможностью обелить репутацию сына. – Значит, старушка с другими гостями пришла! Кто-то из Серенечкиных друзей привел с собой старенькую бабушку, которая боится оставаться дома одна. Поверь мне, пожилые люди часто испытывают страх одиночества.