Галина Куликова - Витязь в овечьей шкуре Страница 11

— А где я буду жить? — через силу задала Наташа мучивший ее вопрос. — С вами или где-нибудь поблизости?

— Что не со мной — это точно, — ответил Покровский и проглотил улыбку, как сделал это тогда, в баре. От улыбки осталось на лице только впечатление. — Моя семья живет на первом этаже, а все, кто у нас работает, — на втором. Ваша комната справа от лестницы, запомните? Не та, в самом углу, а вот эта, видите?

Вместо ответа девица икнула. Конечно, это было настоящее безобразие, и по-хорошему, ее следовало бы выгнать на улицу. Но на улице царила ночь, бушевала гроза — в любом случае приходилось быть добрым. Покровский решил, что если уж не может разрулить неприятную ситуацию прямо сейчас, то стоит отнестись к ней с юмором. Это сохранит его нервы.

— Можете ознакомить меня с моими обязанностями, — великодушно разрешила Наташа.

— Ну уж нет, — пробормотал Покровский. — Сначала выспитесь, а потом поговорим.

— Ладно, — согласилась она и, шагнув в комнату, зацепилась ногой за коврик. Сказала: «Уи!» и свалилась на пол, как бревно.

Перед ее глазами оказались мужские штиблеты, аккуратно, носок к носку, поставленные возле низкого столика. Штиблеты были стоптаны внутрь, а шнурки завязаны трогательными бантиками.

— Вы косолапите при ходьбе, — обвинила Покровского Наташа, с трудом поднимаясь на ноги. — Вам надо купить специальные супинаторы.

— Спасибо, я буду иметь в виду, — усмехнулся он. — Кстати, вы в состоянии самостоятельно принять душ?

— Ну да, — ответила Наташа, подходя к диванчику перед камином. — Конечно. Только можно я сначала немножко посижу?

— Если вы сядете, то немедленно уснете. А мне вовсе не хочется, чтобы утром домашние застали здесь такое… Хм… Вас. Пойдемте наверх, я дам вам полотенца.

На самом деле полотенца уже давно лежали на кровати в той комнате, которую хозяин дома выделил своей помощнице, но Покровский решил, что если не страховать ее на лестнице, она загремит вниз и свернет себе шею. Наташа тем временем думала о том, что все ее преследователи остались с носом.

— Я в безопасности! — громко заявила она, храбро наступая на ребрышки ступенек.

— Это уж будьте уверены, — пробормотал Покровский. — Что касается меня, то тут вы в полной безопасности.

Она была ужасно потешной, и он не мог утверждать, что утром непременно отправит ее обратно. Как это ни странно, ему понравилась ее пьяная самоуверенность. Вернее, позабавила. Надо дождаться утра, а там уже поглядеть, что из нее получится после душа и нескольких часов сна.

— Только не ложитесь в ванну, — попросил он. — Ванна вам сегодня противопоказана. Воспользуйтесь душевой кабиной, хорошо? Халат в шкафу.

Засунув ее в комнату, он некоторое время прислушивался, но не услышал ничего ужасного — звона разбитого стекла или стука падающего тела. Однако вода так и не начала шуметь. Покровский некоторое время раздумывал, потом легонько постучал. Никакого ответа. Тогда он осторожно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Девица стояла посреди комнаты совершенно неподвижно. У нее был стеклянный взгляд, и Покровский решил, что она спит стоя, словно лошадь.

— Эй! — позвал он. — Вы собирались в душ.

Она не реагировала.

— Черт с вами, ложитесь так. Только погодите, я накину что-нибудь на постель.

Он вошел, застелил кровать пледом и сделал широкий жест рукой:

— Прошу!

Девица продолжала стоять, словно изваяние. Она кого-то отчаянно напоминала Покровскому. Но кого? Он не мог вспомнить.

— Отлично, — буркнул он, взял Наташу за локоть, подвел к кровати, поставил к ней спиной и подтолкнул.

Она немного покачалась и неожиданно стала падать вперед, словно ковер, скатанный рулоном.

— Ого! — воскликнул он и засмеялся, обхватив ее двумя руками. От нее пахло дождем, лесом и ванилью. Ну и коньяком, разумеется.

Пришлось присесть, приподнять ее за ноги и свалить-таки на постель. Она охотно свалилась и тут же разметала руки. Если бы не тифозная стрижка, волосы тоже разметались бы. Покровский решил, что мокрое платье снимать с нее не станет ни за какие коврижки. Еще неизвестно, что из этого кокона вылупится утром. Возьмет и обвинит его в сексуальных домогательствах.

— Так что, пардон, мадам, оставайтесь в своей одежке, — вслух сказал он.

На самом деле он рассчитывал, что через несколько часов она проснется, разденется и примет душ, почувствовав себя грязной и мокрой. К утру Наташа действительно проснулась, но почувствовала себя не грязной и мокрой, а голодной. Есть хотелось зверски.

Одновременно к ней вернулась память, и вчерашние события предстали перед ее мысленным взором. Гражданский долг заставил ее схватиться за телефон. Номер родного районного отделения милиции выскочил из нее просто сам собой.

— Парамонов? — сдавленным голосом спросила она, когда ей ответили. — Это Наталья Смирнова. Помните, я вам звонила насчет Негодько с пистолетом? Вы еще мне не поверили. Так вот. Тут возле оврага творятся ужасные вещи! По лесу ходят волки и двое маньяков. Об одной жертве я знаю точно — это женщина в желтом купальнике. Нет, я ее не видела, но они сами рассказывали. Кто, кто? Маньяки рассказывали! — Она некоторое время слушала, потом ответила:

— Откуда ты знаешь, что я себя неважно чувствую?

Когда трубка зашлась короткими гудками, она осторожно положила ее на рычаг и вздохнула. Поверили ей — не поверили, она поступила как сознательная гражданка. Несмотря на то что голова еще не варила, как полагается, сознательная гражданка сумела сообразить, где находится кухня. Спустилась на первый этаж, отыскала в холодильнике круг «Краковской» колбасы и, устроившись на диванчике в гостиной, впилась в нее зубами.

Глава 4

Генрих Минц достался Покровскому в наследство от отца-академика. С незапамятных времен он вел в доме хозяйство и колдовал на кухне, называя себя элегантно — эконом. Накануне у него был выходной день, и теперь, в половине седьмого утра, Генрих открыл дверь своим ключом и на цыпочках, чтобы не разбудить Андрея, двинулся на кухню.

Однако не пройдя и нескольких шагов, замер от неожиданности.

На полу возле дивана лежала замурзанная голоногая девица с солдатской стрижкой на голове в немыслимо грязном коротком платье. Рядом с ней валялся наполовину сгрызенный кусок колбасы. Девица всхрапывала и присвистывала во сне.

— О-ля-ля! — шепотом воскликнул Генрих и всплеснул руками.

Наташа между тем видела десятый сон. Разбудило ее непонятно что. Она распахнула глаза и захлопала ресницами. Над ней навис весьма колоритный дядечка — лет шестьдесят пять, крепенький, лысый, розовый, с черными усами и внимательными глазами под короткими бровками.

— Как это вы сюда пробрались? — вполголоса спросил дядечка. — Где-нибудь было открыто окно?

— Кто вы? — спросила Наташа и, застонав, села. — Как вас зовут?

— Генрих, — ответствовал лысый по-прежнему полушепотом. — Я эконом.

— О! — воскликнула она. — А я думала, что вы — собака! Или, в крайнем случае, сиамский кот. У вас совершенно нечеловеческое имя.

— Не может быть, — пробормотал Генрих. — Так как вы в дом попали?

— Меня впустил Андрей Алексеевич, — довольно внятно ответила Наташа и, покряхтывая, пересела с ковра на диван.

— Вы что же, — проворчал эконом, — плакали под дверью? И он вас пожалел?

— Я же не бомж!

— А кто?

— Я Андрея Алексеевича помощница. Буду работать с его архивом.

— Ну да, — недоверчиво сказал Генрих. — А откуда он вас взял.., такую?

Он окинул Наташу красноречивым взором.

— Из агентства.

— Хм, — пробормотал Генрих. На лице его появилось смирение. — Может быть, вам что-нибудь нужно?

— Не могли бы вы, голубчик, — попросила Наташа купеческим тоном, — поискать в овраге мою сумку? За домом художника Бубрика. Гроза застала меня в овраге. И вообще… Была бурная ночь.

С этими словами она отправилась наверх, роняя комья сухой грязи. Несмотря ни на что, чувствовала она себя бодрой и отдохнувшей. И, главное, была уверена, что никаким бандитам ее выследить уж точно не удалось. Пока она плескалась в душе, сумку принесли и поставили возле шкафа. К счастью, она не сильно промокла, и Наташа добыла из нее отвратительного качества джинсы и грязно-коричневую кофту с криво пристроченной биркой под воротником: «Маdе in France». Вероятно, Ольга купила этот писк моды где-нибудь в подземном переходе в самый последний момент. Интересно, какая у ее работодателя жена? Наверное, красивая и злая — зачем иначе ему было требовать в агентстве несексуальную помощницу?

В этот момент внизу раздались взволнованные голоса, в том числе и женский. «А вот я сейчас погляжу, — решила Наташа, — что там за жена». Она вышла из комнаты, подкралась к перилам и осторожно посмотрела вниз. Возле двери стояла юная блондинка в брючках-капри и обтягивающей кофточке. Она была так хороша собой, что Наташа немедленно пожалела о том, что остригла волосы. Можно было не уродоваться — на таком фоне женщине за тридцать с обыкновенной внешностью потеряться легче, чем табачной крошке в кармане.