Дмитрий Леонтьев - Дипломатия греха Страница 11

— Этот ретивый сержант мне едва фотографию с удостоверения не соскреб, — пожаловался я, — где их таких подбирают? Ну да Бог с ними… Теперь ты доволен? Все иконы на месте. Сейчас все оформим, подготовим, и в ближайшее время сможешь все забрать.

— Спасибо, — сказал он, — огромное спасибо… Все просто невероятно удачно сложилось, но…

— Что такое? — настороженно спросил я.

Иерей помялся и, задумчиво почесывая затылок, робко начал:

— Я точно не знаю, как ты… Но, может быть… Тут ведь такое дело…

Я недоуменно смотрел на него, не понимая, чего он хочет. И тут до меня дошло.

— Ни-ни-ни! — запротестовал я. — Даже не думай об этом. Просто забудь, и все! И даже не уговаривай меня!

— Коля, — проникновенно сказал он. — Подумай сам: сколько ценных реликвий пропадет. Уж сколько лет страну разворовывали — одни крохи остались, и те растаскивают…

Жалко ведь. А дельце-то простое. Билет у курьера есть. Быстренько съездить в Мурманск, отыскать корабль, на котором собирается уплыть Соловьев, договориться с местной таможней. Там ведь столько добра, что особенно тщательно его не спрячешь. Ставку он делает на скорость да современную халатность…

— Ну, не скажи, — протянул я, — если с умом подойти… Тем более что времени на подготовку и продумывание у него было достаточно. Чтоб такой тайник обнаружить, потрудиться надо немало. Не все так просто, как кажется…

— Значит, ты согласен? — обрадовался иерей.

— Нет! — сказал я. — Не согласен! Ты думай, что говоришь! Это мне надо прямо сейчас, через пару часов, срываться с места, ехать за тридевять земель, без подготовки, без договоренности, без прав, без… Нет, это авантюра.

— А я бы подъехал чуть позже, — продолжал уговаривать меня Разумовский, — купил бы билет и подъехал… Прямо на следующем поезде, а? Ведь пропадут же ценности. И этот негодяй скроется… Но главное — иконы жалко…

— Нет, нет, — покачал я головой, — это исключено. Завтра суббота, неизвестно, успею ли я управиться за выходные… Скорее всего, нет. Я и так весь сегодняшний, да и вчерашний день на работе не появлялся, так если еще и в понедельник вернуться не успею, Никитин меня убьет… У меня нет с собой даже одежды, да и денег…

— Костюм мы тебе в магазине купим, все, что надо, я тебе попозже подвезу, а за выходные постараемся управиться. Корабль то, завтра отплывает, так что в любом случае — найдем или не найдем, но больше суток это не продлится…

— Я прекрасно понимаю тебя и как священнослужителя, и как обычного человека, но… Я не поеду, Андрей. Ты уж не обессудь. Все, что мы могли сделать, мы сделали, а убивать время, будучи заранее уверенным, что ничего не получится, я не люблю. Я на все сто уверен, что это пустая трата времени. Идея обречена на провал, и как бывший оперативник ты это прекрасно понимаешь. Чувства — чувствами, но факты говорят нам — нет… Так что не обижайся, но нет. Я никуда не поеду. И не смотри на меня так. Сказал не поеду — значит, не поеду…

— Все, — сказал старший лейтенант, виновато глядя на меня, — мы сделали все, что в наших силах, ты видел сам. Большего ты не можешь от нас требовать. Мы обыскали корабль снизу доверху дважды. Все бесполезно. Там только лес. Хороший, добротный лес, и ничего больше… Извини, старик…

Мы сидели в кабинете инспектора таможенной службы. Я еще в поезде успел переодеться в купленный в привокзальном магазине костюм и опять стал более или менее похож на оперативника. Но только похож, потому как сделать то, что должен был сделать оперативный уполномоченный уголовного розыска, я не мог. Просто был не в силах. Корабль уходил через три часа, и задержать теперь его было практически невозможно. Таможенная проверка не дала никаких результатов, несмотря на то, что разжалобленные моими мольбами инспектора старались изо всех сил. Соловьева с извинениями отпустили, и он ушел на корабль, одарив меня на прощание ослепительно-издевательской улыбкой. Все произошло именно так, как я и предупреждал Разумовского, но… Все равно было обидно. Каждый раз, когда преступник оказывается быстрее и хитрее тебя, невероятно обидно. Лихорадочно перебираешь в памяти все возможные и невозможные варианты и растравливаешь себя бесконечными «если»: «если б времени было побольше», «если б техника была современней и новей», «если б подготовиться заранее», «если б…»

— Я понимаю, — сказал я инспектору, — спасибо вам, ребята. Ничего не поделаешь… Это не первый раз, когда приходится бежать за уходящим поездом, и, к сожалению, не последний…

— Может, он воспользовался другим способом переправки? Испугался, видя, что ты сидишь у него — «на хвосте», и поменял планы? Мы ведь действительно проверили все на совесть…

— Я верю, — сказал я. — Ну, бывайте…

Я вышел на улицу. Но не успел отойти от здания, как заметил спешащего ко мне Разумовского.

— Успел! — с облегчением выдохнул иерей. — Уф, и запыхался же я!.. Как дела?

— Плохо, — сказал я. — Ничего не нашли.

— Как?! А…

— Хорошо искали, хорошо, опередил я его вопрос, — но ничего не получилось. Не бывает стопроцентного выигрыша. Всегда где-то на чем-то теряешь, даже если везет по крупному… Пусто там, Андрей. Перерыли все, но время поджимает, и вынуждены были отступиться… Впрочем, там хоть месяц ищи, но если «пусто», значит — «пусто»

— Не может этого быть, — уверенно заявил он, иконы наверняка там, просто вы плохо искали.

— Сходи сам и поищи, посоветовал я.

— И поищу! — насупился иерей. — Сколько времени до отхода корабля?

Я посмотрел на часы:

— Два часа двадцать минут… Андрей, не будь ребенком. Нужно уметь проигрывать. Ребята, старались, как могли, а они — профессионалы. Нет на корабле тайника. Все осмотрели, только что с собаками не искали…

— А почему собак не вызывали? — быстро отреагировал он на мою шутку.

— Потому что смысла нет, — терпеливо объяснил я. Собаки хороши тем, что обладают тонким нюхом, ты об этом знаешь? А то, что не пахнет, то и смысла искать, с их участием нет. Иконы, насколько я помню, состоят из дерева и металла. На корабле, который везет лес, и того и другого в избытке… А от святых не пахнет.

— Масло! — поднял палец вверх упрямый иерей. — Масло!..

— Масляные краски? — переспросил я. — Это не серьезно. За десятки лет… Не краски, а лампадное ароматическое масло. Эти иконы не лежали в запасниках музеев и коллекциях, они находились в церквах, где постоянно курят благовония и используют ароматное лампадное масло. Ну как?

Я посмотрел на него с уважением. Такая мысль мне в голову не приходила.

— Можно было бы попытаться, — согласился я, — но — «ложка дорога к обеду», а мы уже упустили время. Где за два часа достать образец масла, розыскную собаку и добиться возможности еще раз досмотреть корабль?

— Об этом не беспокойся, — заверил Разумовский, — мы это совместим. Ты достань собаку и договорись с таможенниками, а я добуду образец масла и сделаю так, что корабль задержится не на два часа, а на все шесть.

— Если тебе удастся это сделать, — сказал я, — я буду считать тебя самым оперативным иереем из всех, которых я знаю… И даже присужу тебе внеочередное воинское звание — «старшего иерея»

— Я это сделаю, — пообещал Разумовский. — Я это сделаю…

Кинолога с собакой я нашел довольно быстро, договорившись с местными оперативниками в ближайшем отделении, а вот попасть на корабль оказалось проблемой.

— Подожди ты, отмахнулся инспектор, когда я попытался заговорить с ним о возможном успехе повторной проверки. Тут такие дела творятся, а ты со своей кражей…

— А что случилось?

— Какой-то придурок позвонил диспетчеру и пригрозил взорвать этот корабль к чертовой бабушке, если в течение трех часов страна не выйдет из экономического кризиса…

Что он сумасшедший — ясно, но, как, ни крути, а бомбу искать приходится.

Я скосил глаза в ту сторону, где с невинным видом стоял шельмец Разумовский, и незаметно для инспектора показал иерею кулак. Он тяжело вздохнул и потупился.

— Сережа, — попросил я инспектора, — может, позволишь «под шумок» и нам с собакой пройтись по кораблю? Напоследок, а?. Ну пожалуйста…

— Как ты не понимаешь? — рассердился он. Там взрывное устройство, а ты…

— Ну, Сережа, канючил я, — разреши, а?. Ну разреши…

Он сплюнул и обреченно махнул рукой. Посчитав этот жест за разрешение, я кивнул Разумовскому и державшему собаку кинологу. Не теряя времени, они бросились к трапу, а меня задержал едва сдерживающийся от бешенства Соловьев.

— Что вы себе позволяете?! — прошипел он сквозь зубы, хватая меня за рукав. — Думаете, я не знаю, чьи это шутки с бомбой? Вы меня попросту преследуете! Я привлеку вас за это!.. Я тебя в порошок сотру, сопляк! Мальчишка!..

— Гражданин! — пришел мне на помощь инспектор. — Что вы делаете за чертой ограждения?! Вы что, не знаете, что здесь опасная зона?! На корабле может быть взрывное устройство, и не дай Бог… Отойдите немедленно!