Ирина Волкова - Безумный магазинчик Страница 12

— Можно подумать, что вы никогда не врете в своей рекламе. Какой новый русский купит за полторы штуки баксов щенка неаполитанского мастифа, если в рекламе напишут, что это здоровенная морщинистая болонка, категорически отказывающаяся кого-либо кусать и пожирающая в день по два с половиной стандартных рациона?

— И что же мне с ним теперь делать? — Ясин тоскливо посмотрел на Адама. — Выходит, я сам должен свой особняк сторожить?

— Сигнализацию поставьте, — посоветовала Катя.

— Может усыпить паразита? — задумчиво произнес Сергей.

В карих глазах фон Штрассена отразилось беспокойство. Морщины на лбу зашевелись. Вывалив широкий розовый язык, пес неторопливо и с чувством лизнул руку хозяина.

— Он что, понимает, о чем мы говорим? — изумился бизнесмен.

— Адам пацифист, но не идиот, — пожала плечами Серова. — Он понимает гораздо больше, чем вы думаете.

— Хрюша, — с омерзением произнес Ясин. — Я его переименую в Хрюшу. А вы уверены, что с этим ленивым пожирателем бифштексов ничего нельзя сделать? Должны же существовать какие-то особые методы дрессировки для подобных случаев.

— Можно попробовать, но нет гарантий, что это сработает. Не кормите собаку два дня, а потом приходите ко мне на урок и принесите с собой большую говяжью кость с остатками мяса, лучше бедренную.

— Два дня не кормить, — оживился Сергей. — А знаете, это мысль. Если бы меня не покормили пару дней, я, пожалуй, сам бы укусил Борю Фридмана.

— Но я ничего не обещаю, — предупредила девушка.

— Я понял, — кивнул бизнесмен. — Пойдем, Хрюша.

Новый русский потянул за поводок.

Бросив на Катю укоризненный взгляд, Адам фон Штрассен лениво поплелся за хозяином.

Девушка посмотрела на часы. До следующего частного урока с синяевскими ментами оставалось пятнадцать минут. Тренировка мастино-пацифиста изрядно вымотала ее. Надо было немного расслабиться.

Катя отошла в угол площадки и села на траву под деревом. Подобрав тонкий прутик, она стала механически вычерчивать прячущиеся под тонкими навесами горизонтальных линий санскритские письмена.

«Забавно. Каждое слово как будто укрывается под крышей, — подумала Серова. — Интересно только, под какой — бандитской или ментовской?»

Пять лет назад, когда Катя с азартом изучала санскрит на истфаке МГУ, подобная ассоциация не пришла бы ей в голову даже в состоянии опьянения, во-первых, потому, что она не пила, а во-вторых, потому что в те времена Серова, считающаяся одной из наиболее способных студенток факультета, даже не подозревала о существовании подобных крыш.

Получив красный диплом, Катя довольно быстро убедилась, что санскрит, несомненно, полезная вещь, но только не в России. Спешно переквалифицировавшись из санскритолога в инструктора по подготовке служебных собак, девушка начала работать на собачьей площадке вошедшего в состав Москвы поселка Рузаевка, а заодно давать частные уроки.

Прибегающих к Катиным услугам собаковладельцев условно можно было разделить на три категории: менты, бандиты и новые русские.

Граница между этими категориями была достаточно размытой и неопределенной, поскольку среди бандитов нередко попадались бывшие менты, да и отличить бандита от нового русского не всегда представлялось возможным. Впрочем, разница все же была. Заключалась она в поведении владельцев животных. Любимыми учениками Кати были собаки бандитов.

В отличие от жмотистых и постоянно качающих права ментов, бандиты платили исправно, к тому же четко, как в армии, выполняли инструкции дрессировщика. Менты же, в очередной раз не сделав домашнее задание, находили для этого тысячи отговорок, а потом жаловались на некомпетентность инструкторов и требовали понизить плату за обучение.

Новые русские занимали промежуточное положение между ментами и бандитами: они платили вовремя и не скупясь, как бандиты, но капризничали при этом почти как менты.

Проведя две последние вертикальные палочки, обозначившие конец фразы, Серова, чтобы не терять квалификацию, вслух прочитала начертанное ею классическое изречение:

«Падмам шрия васатих. Падмах вапьям тиштхати».

Художественный перевод этой мантры казался Кате глубоко символичным:

«Счастье живет в чистом лотосе, растущем в грязи болота».

Чистота, возникающая из грязи. Интересно, где больше грязи — в Индии или в России? На родине Будды по священному Гангу плывут тысячи гниющих обугленных трупов. В последние годы Россия тоже усеяна трупами. Для них уже не хватает места в моргах. Может, стоит сплавлять трупы по Москва-реке?

Прутик снова задвигался в Катиной руке. Она рисовала цветок лотоса — символ чистоты, расцветающей в грязи. Чистоты и духовного самосовершенствования.

Незапятнанные бело-розовые цветы безмолвно и незаметно распускаются над затхлыми, стоячими, полными заразы водоемами. Лотос — чистая и совершенная духовность в безумии этого страшного и такого несовершенного мира…

— Лотос! Предлагаю выпить за лотос! — воздев в воздух стакан с водкой, грохнула кулаком по столу Регина.

— Верно, Регинка, за лотос! — поддержала подругу Лариса.

— За лотос! — дружно гаркнули сидящие за длинным покрытым клетчатой клеенкой столом мужчины.

Водка с бульканьем устремилась вниз по пищеводам. Дружно захрустели соленые огурцы. Вилки безжалостно пронзали маринованные грибочки, накручивали на себя прозрачные ломтики белужьего балычка.

— Регинка… — прослезилась от умиления Лариса. — А помнишь, как все начиналось?

— Как не помнить, помню, — пьяно умилилась Регина. — Так, словно это было вчера. Даже не верится, что прошло четыре года…

— Лотос! — четыре года назад торжествующе воскликнула Регина Костина. — Назовем его «Лотос»!

Как и для сотен миллионов индусов, для Регины Костиной лотос был символом счастья, благосостояния и процветания. В несколько меньшей степени он был для нее символом чистоты.

— Лотос… Гениально! — захлопала в ладоши Лариса Сушко. — Ты молодец, Регинка! Как же я сама до этого не додумалась?

Подобно Регине, Лариса относилась к лотосу со священным трепетом. Без него она не состоялась бы, как личность, не поднялась бы на новую, намного более высокую ступень социальной лестницы — от продавщицы пива в баре «Космос» до учредителя товарищества с ограниченной ответственностью.

Стиральный порошок «Лотос» бойкие работницы пивбара Регина и Лариса добавляли в разбавленное на две трети пиво еще в те времена, когда Синяево не входило в состав Москвы.

Пиво вскипало в кружках Гималаями снежно-белой пены и пробирало потных и неопрятных синяевских мужичков до дрожи, до самых печенок. Популярный в советское время стиральный порошок придавал напитку совершенно особый вкус и ни с чем несравнимую пенистость. Особо забористым «лотосное» пиво оказывалось в сочетании с водкой. Покинув окрестные бары, где пиво вульгарно и незатейливо разводили обычной водой, синяевские пиволюбы переместились в «Космос».

Мужики крякали и закусывали сухой и твердой, как камень, таранкой. Лариса и Регина энергично подсчитывали «черную» дневную выручку, от которой им следовало большую часть отстегнуть сутенерам, то есть дирекции бара, сотрудникам ОБХСС и СЭС, работникам исполкома и прочим вышестоящим паразитам, намертво присосавшимся к сытной кормушке «Космоса».

Порошком «Лотоса», как первым ноябрьским снежком, была запорошена грязно-серая подсобка бара, больше напоминающая каземат. В подсобке воняло, как в прачечной. Сотрудники санэпидемстанции не рисковали даже заглядывать в святая святых пивбара «Космос», поскольку от рассеянного в воздухе стирального порошка у них начинались мучительные приступы аллергического кашля.

В отличие от хлипких СЭСовцев, Регина и Лариса реагировали на запах «Лотоса», как токсикоман на флакон с дихлофосом. Его запах символизировал для них деньги, деньги и еще раз деньги, а деньги являлись синонимом счастья и надежд на блистательную, переливающуюся всеми цветами радуги жизнь.

И вот наконец будущее, о котором молодые продавщицы мечтали в припорошенной стиральным порошком подсобке «Космоса», стало реальностью. Арендовав у государства небольшой продовольственный магазин, расположенный в бывшем поселке Рузаевка, Регина и Лариса стали соучредителями товарищества с ограниченной ответственностью. Регина была директором, Лариса — бухгалтером.

Третьим соучредителем и заместителем директора стала Зоя Козлодемьянская — в прошлом учительница математики, перешедшая в торговлю. Торгового образования у Зои не было, но зато она умела хорошо считать и обладала на редкость пробивным характером и столь неукротимым взрывным темпераментом, что самые крутые отморозки синяевской группировки рядом с ней показались бы учениками начальных классов.