Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют… Страница 12

Не знаю, установил ли я мировой рекорд по количеству съеденных единовременно яблок, но европейский – точно.

Впрочем, я по-прежнему люблю сказки малых народов России.

А вот яблоки пришлось исключить из рациона питания на всю оставшуюся жизнь.

Вскоре директора лакокрасочного рынка застрелили из автомата.

Директор, так и не закончивший утренний обход, корчился в луже пентафениловой эмали, и его нерусская кровь нехотя смешивалась с белым колером.

– Какого хрена!..

Подскользнувшись на чьем-то диком свежем дерьме, я окончательно расстался с прошлым.

Я простил давно убиенного за яблочный рекорд.

Не надо штудировать труды даосов, чтобы понять раз и навсегда: жизнь сама мстит нашим обидчикам – даже самым недоступным и защищенным.

Я сконцентрировался на звериной тропе, которая углублялась в заповедную чащобу.

Красотень, да и только.

Условия ночного траверса по взгорьям были идеальны для профессионала.

Луна и звезды – за тучами.

Накрапывающий дождь, который смоет все следы.

Горький шоколад.

И сгущенка.

Этот продукт, в отличие от яблок, не вызывал даже кратковременной оскомины.

С ходячего возраста изничтожал банками – и пятипроцентную, и восьмипроцентную, и вареную, и никак не мог насытиться.

Вымахал до ста восьмидесяти двух сантиметров, а страсть к сгущенке не убавилась ни на йоту.

Как-то с ребятами отсиживались в одной немного, совсем чуть-чуть, горячей точке, и я добивал банку за банкой, а остальные терпеливо ждали, когда я устану от приторной липкости.

Увы, не дождались.

Хотя, впрочем, там еще осталась невскрытой четверть ящика.

Но возвращаться туда я больше не намерен.

Дождь не дал помянуть любивших что-то покрепче цельного просахаренного молока.

В общем, еще до рассвета я уговорил сгущенку за один присест и вогнал банку каблуком в мох, прикрыв заранее сорванной веткой.

Умеющий шагать следов не оставляет…

Глава 2 Банный вечер

Дождь моросил, моросил и моросил.

В полдень я, учуяв запах свежего навоза и горького дымка, решил чуть-чуть изменить маршрут.

Почти не хоженная тропа уперлась в покосившиеся прясла.

С буйным лаем выскочили псы.

А за ними – хозяин с вилами наперевес.

Но не успел я изготовиться к собачьей атаке, как малый отозвал свистом псов назад и опустил вилы.

– Ты мужик? – спросил верзила.

– А что – разве не видно? – пошутил я.

– Не злись!

Малый воткнул вилы.

– Думал, на хрен, опять баба пожаловала.

– Какая баба?

– Да из науки, какая еще! Повадились, сучки ученые – то по одной, то парами.

– Зачем?

– Трахаться!

– Значит, правду в газетах пишут – о бомбе, от которой не стоит?

– Какая, на хер, бомба? Слишком много ребята думают, вот и не срабатывает конец как требуется.

– Думать вредно, – уточнил я. – Особенно на голодный желудок.

– Ну тады давай познакомимся, что ли.

– Денис Денисович, собиратель метеоритов.

– Федотыч, егерь местный.

Обменялись рукопожатием.

– Слышал я про болид, слышал по нашенскому радио. Три раза трепанули.

– Гость из глубин Вселенной.

Я для проформы сунул под нос егерю академические корочки.

– Уникальный случай.

– Наверное, премию дадут?

– Разбежались. Ага, догонят и еще добавят.

– Может, в баньку? Тока поспела.

– Не откажусь.

– Никуда от тебя эта самая болидина не денется.

– Слушай, Федотыч, а что, ученые бабенки хороши?

– Я своей Груне с кем попало не изменяю.

– Правильно. А чего им бабам – Повара, что ли, мало?

– Да брешут про энтого Повара, брешут!

– Уточни, Федотыч.

– Мертвый он, как есть мертвый. Я же тогда его нашел. Сидит, мудачина, на суку и кукует. Ох, и ярились мои псы на трупака, ох, и ярились!

– Значит, вернуться Повар не мог в любом случае?

– А ты боишься, да, Повара-то?..

– Есть немного.

– Так вот, послушай совета. Поменьше шляйся по яблоневым садам и не показывай носа за мост, что через ихнюю речку.

– А что за мостом?

– Ох, нехорошее место. Я же там Повара надыбал. Если бы не собаки, прошел бы, не заметил. Ох, и ярились псы на трупака…

– А до Повара за мостом что-нибудь происходило?

Я незаметно поправил фотоаппарат.

– Пещера там жуткая имеется. Стены в кровище.

– Чьей?

– Ну, этого я не знаю. Может, медведь пещерный оставил, может, – снежный человек.

– Учтем.

– Ладно, дуй в баню.

Егерь свистнул псам и направился к избе.

– Сейчас полотенце принесу.

Я перепрыгнул через пряслины.

До бани, крытой почерневшей корой, было шагов десять.

Фотоаппарат – противоударный и пылеводонепроницаемый – я взял с собой на помывку.

Раздеваясь, вспомнил снимки жертв с изнохраченными ликами.

Так почему Повар перестал уродовать мужчин?

Кипяточек в деревянную шайку.

А стал трахать женщин?

Веник в кипяток.

Наверное, на том свете маньяку переменили половую ориентацию.

А теперь – полный ковшик на камни.

Только вот зачем?

Необыкновенно сладостно лежать на полке и охаживать продрогшую сущность березовым веником.

Если только весь этот спектакль с чокнутым Поваром, вернувшимся с того света, не творится для отвода глаз.

Я разок прошелся мягонько по кремлевскому объективу.

Для колорита…

Глава 3 Исходный рубеж

Минула вторая ночь, тоже безлунная, но без моросящего дождя.

Запас воды на кучевых складах иссяк, и новое поступление ожидалось только через неделю.

Впрочем, скопившейся в кронах дождевой влаги и так хватало с достатком.

Ветер тоже не скромничал.

Но я дотащился, добрел, доковылял.

И ранним-ранним утром наконец-то вышел на окраину Садограда.

Особой рекогносцировки не потребовалось.

Я сразу признал Кронино, почти скрытое плотным, но рваным туманом.

Поправил насыщенную влагой куртку.

Сейчас бы принять горячий душ…

Поддернул брюки, отяжелевшие от налипшей глины.

Уговорить пузырь водки…

Оформил в бантик развязавшийся шнурок.

Залезть под одеяло к готовой на все доцентше…

Пролетавшая мимо ранняя птаха совершила высший пилотаж и наделала мне на макушку – пусть чуть-чуть, но до чего же липко и пахуче!

– Отыщу в определителе птиц, – сказал я вслед. – И, если ты гадина съедобная, зажарю во фритюре.

Сорвал с осины пучок листьев.

– А если гадина ты певчая, то навсегда запакую в клетку.

Утерся, как мог, и наконец толком огляделся.

Вышел почти к заранее намеченному штурмовому рубежу.

Справа – коттедж директора ветеринарного института (жена, трое детей, последний – естественно, мальчик – родился полгода назад).

Хозяин коллекционирует марки на тему «Флора».

Пока не замечен, не привлечен, не уличен.

Слева – коттедж доцентши: согласно характеристике в досье, – зловредной мымры, возглавляющей лабораторию анализа влияния компьютерных игр на сознание подростков.

Одиночно проживающая, и к тому же аллергик.

Идеальный объект для проявления внедренческого мастерства.

Прежде чем кидаться в научный омут, как всегда, решил мысленно побеседовать с шефом.

Затаился в кустах и, не обращая внимания на капель, попадающую за шиворот, – майку с колобком хоть выжимай, трусы тем более – сосредоточился на вызывании Алексея Николаевича Яранцева.

Представил стол, кресло и то, что в нем должно пребывать.

Швыркающий нос.

Морщины, неопровержимые улики трудной карьеры.

Глаза…

Еще усилие.

Глаза…

Дальнозоркие генеральские очи никак не желали материализоваться, ну ни в какую.

Наверное, из-за сырости атмосферы.

Пришлось вести диалог с шефом, лишенным органов зрения.

Впрочем, Алексей Николаевич все равно зрил в корень, и даже глубже.

– Слопал сгущенку?

– Так точно.

– Шоколад умял?

– Не сомневайтесь.

– Минералку вылакал?

– Разумеется.

– А зачем яблоки выкинул?

– У меня и без них гемоглобин зашкаливает.

– Хреноглобин… Зачем вызвал-то, умник?

– Да вот хотел варианты обсудить.

– Хреноглобин, – повторил шеф невпопад. – Чистый хреноглобин.

– Алексей Николаевич, я прикидываю три коттеджных варианта.

– Маловато.

– Пока сойдет.

– Хреноглобин…

Призрачного генерала немного клинило на умных словах.

– Значит, Алексей Николаевич, меня могут просто-напросто не пустить в коттедж. Вдруг характер ученой хозяйки окажется слишком вредным…

– Да, от высоколобковых неизвестно чего ждать.

Призрачный шеф чуть ошибся в грамматике.

– Денис, ученые женщины, как и дрессированные пантеры, требуют весьма деликатного обращения и не терпят, когда их принуждают к доносительству, стукачеству и предательству демократических идеалов.

Дав генералу высказаться по максимуму, я продолжил о вариантах.

– Второй – литературно-киношный…

– С бездыханным и максимально изуродованным телом.

Призрачный генерал отличался особой проницательностью в сравнении с реальным.