Наталья Александрова - Перстень Калиостро Страница 12

Дело в том, что муж ее, Сан Саныч, был человек очень серьезный и осторожный.

И свойство своей жены влипать во всякие опасные ситуации он объяснял исключительно ее легкомыслием и любовью к криминальным приключениям. Он очень любил свою жену и беспокоился за нее, поэтому Надежда взяла за правило не рассказывать ему о сомнительных делах, чтобы не волновать понапрасну.

Стало быть, рассказать ему всю правду про рыжего покойника и странную фотографию было никак нельзя. Поэтому Надежда взяла фотографию с собой на работу, отправилась там в отдел к ребятам-компьютерщикам. Умельцы быстро ввели сканером фото в «Пентиум», покрутили, повертели и через некоторое время выдали Надежде четкую копию фотографии и отдельно цветущий кактус. Надежда рассыпалась в благодарностях и подарила ребятам большую пачку «форсмановского» чая с бергамотом. Те хмыкнули, но взяли.

Сан Саныч Лебедев, в прошлом начальник отдела крупного НИИ, давно уже ушел со своей безденежной работы и зарабатывал деньги в десяти разных местах: где обслуживал компьютеры, где читал лекции студентам, а где и просто дежурил ночью, не чураясь никакого труда. Знакомых у него по городу было невероятно много, но на просьбу Надежды он вначале отреагировал подозрительно, просто по привычке относиться осторожно к ее занятиям. Но кактус выглядел так безобидно, что Сан Саныч успокоился, привел жену в клуб на Большой Конюшенной, подвел за руку к маленькому лысеющему человечку, похожему на гнома-рудокопа, и представил:

– Это – Леня Салтыков, а это – моя жена Надя. – После этого, сочтя свою миссию выполненной, срочно умчался на очередную халтуру.

Надежда, убедившись, что муж исчез, достала из сумочки фотографию кактуса. Она только хотела начать длинное объяснение, зачем ей нужно знать, что это за кактус, но не успела и слова вымолвить, как Леня буквально вырвал у нее из рук фотографию с воплем:

– Пилоцереус Пульпика! Цветущий пилоцереус Пульпика! Вася, сюда, скорее!

К нему тотчас же подбежал крупный толстый мужчина с лицом, синим от бритья и волосатыми, как у гориллы, руками, и уткнулся носом в фотографию. Тут же набежала целая толпа сумасшедших кактусоводов, замелькали лупы. Со стороны это выглядело как потасовка на американском футболе, когда пятнадцать здоровенных мужиков устраивают кучу-малу посреди стадиона, а кто-то самый умный уже выкарабкался из свалки с мячом в руках. Надежду никто из членов общества даже не заметил – пресловутый пилоцереус заслонил для них все остальное. Из свалки доносились возбужденные возгласы:

– У меня самого Пульпика чуть на зацвела в восемьдесят третьем!

– Брось заливать, в восемьдесят третьем был год спокойного солнца, а она цветет только при повышенной солнечной активности! Да у тебя и вообще приличные экземпляры никогда не цвели!

– Сам такой! У тебя даже «царица ночи» не цветет!

Последнее оскорбление было, по-видимому, настолько страшным, что кактусоводы чуть было не перешли к мордобою, но в это время Леня Салтыков, как тот самый умный игрок с мячом, вылез из свалки с фотографией и обратился к Надежде прокурорским тоном:

– Где вы взяли фотографию цветущего пилоцереуса Пульпика?

– Я только пять минут узнала, что его так зовут, и очень надеялась, что это вы мне скажете, где же он цвел.

– Из наших никто ее цветущей не видел, – жалобно поведал Леня, – я об этом всю жизнь мечтаю… А где это фото сделано? У нас, в Питере?

– Я на это очень надеюсь, – грустно сказала Надежда, – неужели никто из ваших мне не поможет?

От возбужденной толпы кактусоводов отделился хроменький старичок и, подойдя поближе, тихим голоском сказал:

– А может, Потапыча разбудить? Леня подумал и согласился.

– Дело важное. Придется будить.

Надежда с изумлением смотрела на кактусоводов: по тому, как значительно они обсуждали пробуждение некоего Потапыча, можно было подумать, что это вулкан не меньше Везувия.

– Кто такой Потапыч? – испуганно спросила она. – Может, не стоит его будить? Он что, в летаргическом сне?

– Да нет, он просто всегда слегка с перепоя. Но уж если он чего-то о кактусах не знает, значит, никто не знает. Мы его за то и держим, несмотря на все его недостатки…

Леня провел Надежду к гардеробу. В клубе люди были исключительно честные, всю одежду вешали сами, но гардеробщик, оказывается, был, просто он мирно спал в дальнем углу, завесившись чужими пальто.

Леня подошел к Потапычу и боязливо дотронулся до плеча, сразу отскочив назад. Потапыч только всхрапнул, что-то сонно пробормотал и зачмокал. Леня снова подкрался к нему, основательно встряхнул и отскочил. На этот раз Потапыч неожиданно поднялся и яростно замолотил воздух кулаками. К счастью, Леня был достаточно далеко. Наконец Потапыч опустил руки, открыл глаза и огляделся. Это был довольно крепенький, пузатенький мужичок лет шестидесяти с красной бодрой физиономией отставного пожарника и седыми усами.

– Он раньше боксером был, в легком весе, – прошептал Леня, – теперь, когда просыпается, в первую минуту ничего не понимает и зашибить может.

Тем временем Потапыч полностью очухался и спросил:

– Ленчик, не зашибил я тебя ненароком?

– Нет, Потапыч, я остерегся.

– А чего будил-то? Спросить чего хотел?

– Да вот, Потапыч. Погляди, женщина фотографию принесла, пилоцереус Пульпика вроде бы цветет.

Потапыч достал из кармана сломанные очки, склеенные изолентой, водрузил их на нос и уставился на карточку. Через минуту созерцания он изрек:

– Она, Пульпика! Я же ее, холеру, в личность знаю – это Гусева Василия Николаевича. Звал он меня смотреть, как она цветет.

– А когда это было? – высунулась Надежда.

Потапыч, неприятно изумленный, уставился на нее сквозь очки:

– Это что ж такое? Баба – в нашем клубе? Мать честная! До чего дожили! Вы что же, гражданочка, тоже кактусы разводите?

– Да нет, я так, спросить только… – стушевалась Надежда.

– А-а, – протянул Потапыч, – это ничего. Это можно. А я уж испугался – бабы кактусы начали разводить… Когда же у Василия Николаевича Пульпика окаянная цвела? Не то в мае. Не то в июне… Тогда как раз Танька, дочка моя непутевая, Гришку в дом привела…

– Замуж, что ли, вышла? – подтолкнул его Леня, увидев, что Потапыч глубоко и надолго задумался, и опасаясь, как бы он снова не заснул.

– Сам ты замуж вышел! Ты что, Леня, сдурел? Как это замуж за кобеля?

– За какого еще кобеля? Ты же сказал – Гришка…

– Ну дык что ж! Гришка – и есть кобель кавказской породы…

– С юга, что ли? С Кавказа? Лицо кавказской национальности?

– Ну ты даешь! Натуральный он кобель, кавказская овчарка! Гришкой – это я его обозвал, в память прежнего нашего секретаря обкомовского…

– Так в каком это году было, Потапыч? – Леня уже терял терпение.

– Дык аккурат пять лет будет в июне. Гришка тогда щенком был. Молоком поили, а сейчас такой здоровенный кобелина! Аккурат пятилеток!

– Вы уверены? Пять лет назад в июне цвела эта самая Пультика у Василия Николаевича Гусева?

Оба кактусовода уставились на Надежду в ужасе:

– Какая Пультика? – воскликнул Леня. – Пульпика!

У Потапыча слов уже не было. Он только выразительно взглянул на Леню: мол, говорил же я тебе! Как можно женщин подпускать к самому святому – кактусам!

Надежда поняла, что ее рейтинг в клубе безнадежно упал, но тем не менее задала последний вопрос:

– А где живет этот самый Василий Николаевич Гусев?

– Где живет… – обиженно пробубнил Потапыч. – Не живет, а жил. Переехал он в другой город… А жил на проспекте Декабристов… Офицерский, по-старому… или по-новому, черт их разберет. А дом не помню, номер, то есть, не помню. Потому что цифры вообще не запоминаю. Вот как идти мимо Театральной площади. Потом мост перейдешь – и сразу дом большой серый… на шестом этаже.

– А почему, вы сказали, он переехал? – не отставала Надежда.

– Почему-почему… Жена у него померла… из окна бросилась…

Надежда чуть не сделала стойку, как спаниель на болоте.

– Что вы говорите? Когда же это было?

– Тогда и было! – раздраженно ответил Потапыч. – Артистка она была… такая. – Он показал руками в воздухе, какая была артистка. – Ладно, гражданочка, дайте человеку отдохнуть, я и так с вами весь сон сбил.

Леня сделал знак Надежде, чтобы не приставала больше к Потапычу, это чревато неприятностями. Наверняка он знал особенности поведения бывшего боксера, и Надежда не стала настаивать, посчитав, что и так сегодня узнала уже достаточно. Главное – фотография оказалась не кадром из фильма, а зафиксировала событие, случившееся на самом деле, – женщина выбросилась из окна, вернее, ей помогли. И произошло это пять лет назад на проспекте Декабристов, ныне Офицерском… Теперь Надежда знала, что делать дальше…

В институте, где работала Надежда, сотрудникам полагался библиотечный день. Раньше, во времена застоя, женщины зимой использовали его для всяких хозяйственных работ, а летом приплюсовывали к выходным, чтобы подольше побыть на даче. Мужчины же зимой ходили всем отделом в сауну, а летом ездили на рыбалку.