Юлия Климова - Вредная привычка жить Страница 13

    Любовь Григорьевна замерла и слушала.

    – Ну запали вы на этого Крошкина, понятное дело, весьма стоящий мужик, но вам пора уже как-то действовать!

    – Как? – заинтересованно спросила Любовь Григорьевна.

    – Надо стать – какой?

    – Какой?

    – Незаменимой, единственной, такой, чтобы дух захватывало. Сколько вам лет?

    – Сорок…

    – Ну так я вам скажу, что в сорок лет следует уже как-то шевелиться, молодежь наступает на пятки, причем делает это грудью.

    Любовь Григорьевна села на стул рядом с моим столом. Я, закончив уборку, любовно поставила выживший кактус на его законное место.

    – Да, он мне нравится, – сказала тихо Любовь Григорьевна, теребя край стола.

    – То, что вы признались, это хорошо, – многозначительно сказала я, – не каждый решается сказать подобное вслух, вы молодец!

    Любовь Григорьевна выпрямила спину: по всей видимости, в этот момент она гордилась собой. Я знаю, как расположить к себе столь наивную душу, как Любовь Григорьевна, – просто надо ее приласкать.

    – Надо бы вам имидж сменить, – сказала я, – и не растекайтесь перед ним, когда его видите, – боритесь, это вам не отчеты писать.

    – Что же мне делать?

    – Распускаете свой злобный пучок, идете и делаете стрижку, покупаете новые шмотки, причем покупаете их только в тех отделах, куда не ступала ваша нога, и побольше решительности и уверенности в глазах.

    – Я так не смогу.

    – У вас нет выбора, – сказала я, пожав плечами.

    – Есть, мне и так хорошо, мы с ним видимся, и мне этого хватает.

    – Даже не надейтесь, что ваша жизнь и дальше будет медленно тонуть в болоте, я повторяю – у вас нет выбора. Если вы не пойдете дорогой, которую я вам сейчас протоптала, я расскажу Крошкину, что вы в него втрескались.

    – Нет! – вскочила Любовь Григорьевна.

    – Да, – улыбаясь, сказала я, – и вы же знаете, что я это сделаю.

    – Это шантаж!

    – Не спорю.

    – Какое ты имеешь право вмешиваться в мою жизнь?!

    – Я добрая фея-волшебница, мне по должности положено.

    – Ты, ты, ты… интриганка! А по должности тебе положено печатать и на телефонные звонки отвечать!

    – Послушайте, чего вы боитесь? Того, что начнете себя чувствовать женщиной? Поверьте, это не страшно, я пару раз пробовала, это стоит того.

    Любовь Григорьевна снова села на стул и заплакала.

    – Вы это напрасно, – сказала я, – вам еще жить да жить.

    Любовь Григорьевна заплакала еще громче.

    – Вы же, как все нормальные люди, хотите быть счастливой, так чего вы ждете, доставайте свою харизму – и вперед!

    – Я даже не знаю, что это такое, – всхлипывала Любовь Григорьевна, – это что-то неприличное?

    Тяжело вздохнув, я включила компьютер, дунула на экран, в надежде, что пыль сделает самостоятельные выводы, и сказала:

    – Обратной дороги нет, мужайтесь.

    – Хорошо, в конце концов я ничего не теряю, хотя моя репутация…

    – Ваша репутация покрылась паутиной, не будем о ней.

    – Хорошо, – еще раз сказала Любовь Григорьевна, вытирая слезы.

    Я облегченно вздохнула: Крошкин Илья Дмитриевич теперь от нас никуда не денется.

    – А как там дела с трупом? – поинтересовалась я.

    – Я сегодня звонила следователю, оказывается, этот человек умер не здесь.

    – Не может быть, а где?!

    – Я не знаю, но установили, что смерть наступила из-за сердечного приступа, такое бывает у мужчин в его возрасте.

    – Да уж, надо проследить за Ильей Дмитриевичем, как бы его удар не хватил, когда он увидит ваше преображение.

    – Аня!

    – Молчу, молчу, – улыбаясь, сказала я. – Ну и что милиция?

    – Говорят, что скорее всего нам его подбросили в шутку.

    – И давно так принято шутить?

    – Мне тоже показалось это странным.

    – То есть вы хотите сказать, что сами бы так шутить не стали?

    – Аня!

    – Молчу, молчу.

    – Дело, скорее всего, закроют, так как состава преступления нет.

    – Ничего себе, а что, им все равно, кто его сюда принес?

    Любовь Григорьевна пожала плечами, поправила очки и сказала:

    – Мне это неизвестно, такое мог сделать любой случайный прохожий. Этот человек здесь даже никому не знаком.

    – Ну не знаю, если у вас принято вокруг офиса ходить с трупами…

    – Я только поняла, что милиция вполне довольна тем, что его не убили, а он сам умер.

    – А что Валентин Петрович? Где он, кстати?

    – Он сказал, что с утра будет в банке, конечно, ему неприятно, что такое случилось у нас.

    – Понятное дело, кому понравится такой подарочек…

    – Я не понимаю, как это все произошло? – всплеснула руками Любовь Григорьевна. – Теперь все сидят и шушукаются по кабинетам.

    – Не волнуйтесь, когда они увидят вас в новом обличии, они сменят тему.

    – Аня!

    – Молчу, молчу.

    Любовь Григорьевна покачала головой.

    В принципе все не так уж и плохо вырисовывалось: дело затухнет и нам с девчонками беспокоиться будет не о чем, но все же мне хотелось дознаться до истины.

    – А что, это так просто – внести сюда труп?

    – В каком смысле?

    – А как же замки, охрана и так далее?

    – Мы здесь не так давно арендуем офис, всего четвертый месяц, еще не все наладили, вернее, сигнализацию установили, но она потом сломалась, и как-то все руки, видно, не доходили до нее.

    – Хорошо, сигнализация дохлая, но замки-то должны быть?

    – Замки, конечно, есть, и они вроде как и не сломаны, – пожимая плечами, сказала Любовь Григорьевна.

    – А сложно ли их открыть?

    – Я не знаю, – замотала головой директриса.

    – Вообще-то, кому надо, тот откроет отмычкой, был бы навык…

    – Теперь-то сигнализацию приведут в порядок, Валентин Петрович велел сегодня же все сделать.

    – Это правильно, – поддержала я столь мудрое решение своего руководителя. – А вы точно раньше этого человека не видели, того, который столь бесцеремонно лежал у меня на столе?

    – Нет, – уверенно сказала будущая нимфа.

    – Вспомните, может, он заходил к кому-нибудь в офисе?

    Я надеялась, что Любовь Григорьевна вспомнит Федора Семеновича: я все же чувствовала, что какая-то связь тут есть.

    – Точно нет, я бы такого запомнила.

    Любовь Григорьевна отправилась в свой кабинет и там два часа просидела над бумажками Крошкина. Выйдя, она протянула их мне и сказала:

    – Пойдешь в столовую, занеси в бухгалтерию, пусть исправят.

    Бухгалтерия – это, как я понимаю, такое гнездо, где высиживают сплетни. Зиночка была типичным представителем класса подобных наседок.

    Она сидела у окна и считала ворон. Я села рядом, дабы помочь ей в этом деле.

    – О! Привет, – сказала она, поворачиваясь ко мне.

    – Что в мире делается? – спросила я, кидая бумаги на стол.

    Я сразу решила дать возможность Зиночке выговориться, было бы несправедливо с моей стороны лишать эту весьма рыжую и конопатую представительницу работников бухгалтерии права на разглашение всех мыслимых и немыслимых тайн.

    – Пока ничего интересного, – с сожалением пожала плечами Зиночка, – вот только Лариска поругалась со своим.

    – Понятно, – сочувственно кивнула я.

    Почему бы этой Зиночке сразу мне не сказать, кто вздыхает по Ларискиным диванным подушкам? Все приходится самой выуживать.

    – А что они не поделили? – спросила я, засовывая Зинкин карандаш за ухо: мой затупился и точить его было лень.

    – Ты никому не скажешь?

    – Даже не сомневайся, я в таких делах просто сундук, звонкие монеты падают на дно, и обратной дороги им нет.

    – Валентину Петровичу не понравилось, что она в ночной клуб поперлась.

    В венах забурлила кровь, понеслась волной вперед и ударила меня где-то в районе израненного жизнью сердца. Так вот кто обладатель хрустальной статуэтки по имени Лариска!

    – Его понять можно, ревность неистребима, – сказала я, глядя на розовую Зинкину линейку: она как раз бы подошла к моему лаку на ногтях – тот же цвет бесконечных иллюзий.

    – Я ей тоже говорю – сиди при нем, так ей же требуется всеобщее обожание!

    – А Валентин Петрович вроде женат? – поинтересовалась я.

    – Женат, ну и что, у них давно уже не брак, а так, живут там, как брат и сестра.

    – Вот, Зинка, ты меня умиляешь! Ты кино смотришь, книги читаешь?

    – Смотрю, читаю, – заискрились рыжие точечки на аккуратненьком носу.

    – Мужики всегда так рассказывают своим любовницам, понимаешь?

    – Это неважно, – отмахнулась Зинка, – он богат и даже симпатичный.