Дарья Донцова - Третий глаз — алмаз Страница 13

— Не все черное — грязное, — заявила я и прикусила язык. Сейчас Амара почувствует себя оскорбленным. Но он отреагировал на мое заявление иначе:

— Я видел мини-пигов, они вылитый Хуч!

— Правило номер три! Никогда не говори этого при Маше! Подведем итог: еда на кухне, там же вся посуда, металлическую не бери. Зайка не кролик! Хуч не свинья! Собачьи консервы в левом нижнем ящике, паштет полковника справа, Маша не пьет молоко, Кеша не любит рыбу, Ольга не притронется к хлебу. Утюг в гардеробной. Стиральная машина там же. На письменном столе у Кеши ничего переставлять нельзя! Понял?

— Да, хозяйка, — в полном ужасе прошептал Амара. — Йес, хозяйка, только не выгоняйте меня, хозяйка! Очень прошу! Запишу ваши указания! Выучу!

Наверное, я слишком загрузила юношу информацией.

— Амара, слушай. Можешь забыть все ранее сказанное. Главное: никогда не зови Зайку Кроликом! До сих пор не могу понять, каким образом ты сегодня остался жив.

— Ей не нравится именно «Кролик»? — неожиданно уточнил Амара.

— Тонко подмечено, — кивнула я. — Обратись ты к ней, допустим, «черепашка», Ольга бы просто посмеялась, но «кролик» — это нож в сердце!

— О’кей, хозяйка! — прижал руки к груди Амара. — Понял, хозяйка.

— Отлично, — улыбнулась я. — Ты молодец, прекрасно справляешься с работой. Сейчас убери со стола, помой посуду и займись спальнями. Я вернусь, очевидно, поздно. Ты сумеешь покормить собак? Надо открыть банку, положить содержимое в миски, размять вилкой и поставить на пол.

— Да, хозяйка, йес, хозяйка! — завел свой припев Амара.

Я, стараясь выглядеть приветливой, помахала ему рукой и пошла в холл. Конечно, Ирка бессовестная лентяйка, но она отлично знает, где что лежит, не угощает полковника лечебным кормом для ожиревших мопсов и помнит, как кого из нас зовут.

— Он дурак, — вдруг сказала Саша, выходя следом за мной, — полный идиот! Зачем брать на работу кретина? Хотите, я научу вашего негра уму-разуму?

Я открыла шкафчик, вытащила розовые балетки и ответила:

— Просто Амара неопытный, зато старательный. Опять надел свою идиотскую форму с золотыми пуговицами. Спасибо тебе за предложение, но лучше отдыхай, делай что хочешь! С хозяйством возиться не надо.

Саша обрадовалась.

— Супер! Аркадий обещал подвезти меня в город! Я правда могу делать что хочу?

— Конечно, — кивнула я.

Девушка вышла во двор, я быстро вернулась на кухню и сказала:

— Амара!

— Да, хозяйка.

— Я не настаиваю на непременном ношении формы!

— Не понял, хозяйка!

— Если тебе неудобно в камзоле, спокойно можешь надеть другую одежду! Главное, чтобы она была чистой!

Лицо Амары вытянулось.

— Это плохой сюртук?

— Очень хороший!

— Вам не понравился? Он лучший из всего моего гардероба… мне сказали… надо самое красивое… шикарное…

— Замечательная вещь, — согласилась я, — но узковатая. Жаркая. Оденься попроще, тяжело весь день рассекать в униформе. Ира носит джинсы и футболку. У тебя есть такие вещи?

— Да, хозяйка.

— Вот и замечательно, спокойно их носи.

— Да, хозяйка!

Неожиданно у меня началась мигрень. Я вернулась в прихожую, взяла ключи от машины и вышла во двор. Может, позвонить в агентство и попросить поменять парня на обычную девушку, украинку, допустим? Но в ту же секунду я выбросила эту мысль из головы. Представила, как буду выглядеть, заявив администратору:

— Мне не нравится Амара!

Сотрудник фирмы непременно спросит:

— Чем он вам не угодил?

А я отвечу:

— Хочу взять в прислуги женщину с белым цветом кожи.

И что обо мне подумают в «Подруге»? Что мадам Васильева отпетая расистка! Ладно, потерпим месячишко, и потом, Амара только приступил к исполнению обязанностей, первый день в чужом доме, конечно, он все путает…

— Тебя Аркадий довезет? — спросила я у Саши, сидевшей во дворе на скамейке.

— Ага, — кивнула она, — через четверть часика двинем, он доставит меня до метро.

— Разберешься в переходах?

— Конечно, — засмеялась Мироненко.

— У тебя есть деньги?

Саша замялась, я вытащила кошелек, отсчитала несколько купюр и спросила:

— Когда думаешь вернуться?

— Не волнуйтесь. Отлично доберусь назад, сяду на маршрутку от «Тушинской».

— Если заплутаешь, звони, — сказала я.

Саша помахала мне рукой. Я села в машину и посмотрела на девушку в зеркало. Не знаю, каковы ее голосовые данные, но внешность у нее для сцены подходящая. Правда, начинающая певица очень маленького роста, но стройная, с длинными густыми волосами, и походка у нее как у балерины.

Отчего-то у меня дрожали пальцы, аккуратно нажать на кнопку брелока, который открывает ворота поселка, я не смогла.

Из будки высунулся охранник.

— Дарь Иванна! — закричал он.

— Что? — спросила я.

— Вам письмо, курьер принес, — сказал парень. — Лежит у нас с утра. Обычно Ирина за почтой приходит, но сегодня не явилась! Она не заболела?

— В отпуск уехала, — пояснила я, забирая конверт.

При виде послания руки затряслись еще сильней. «Дарье Васильевой, Ложкино» — было выведено на конверте.

Отъехав километр от поселка, я припарковалась у обочины, вскрыла конверт и вытащила листок с текстом. Похоже, это был отрывок из рукописи Благородного.

«Прежде чем окончательно привести себя в порядок, Светлана побежала в пиццерию. Владимир обожает лепешки, сдобренные сыром, жалкий фастфуд бедняков, дешевое лакомство плебеев. Но ведь он скоро придет, а Светлана хотела рассказать Владимиру Мерзкому о своих чувствах. Слова не шли из горла, лучше всего было, протянув ему пиццу, сказать:

— Дорогой, ты много сделал ради нашего счастья. Но теперь, когда Барбара убита, можешь вздохнуть спокойно. Месть свершилась, ты опишешь ее в своей книге. Барбаре следовало умереть, ее аура, смешавшись с чистыми помыслами, посветлела. И это не убийство, нет, это спасение грязной души избалованной девчонки, дочери жадного волка продюсера. Ты совершил благое дело, это так же верно, как то, что меня зовут Светлана Лукашина.

Пицца, простая пицца, купленная за углом дома, значила для Мерзкого много, и она стала бы поминальной трапезой по Барбаре.

Светлана вошла в зал, кассирша вдруг спросила…»

Текст оборвался, у меня закружилась голова. Владимир убил Барбару. На странице указана фамилия мужчины, но это либо прозвище, либо фантазия графомана, маловероятно, что в Москве найдется хоть один человек с фамилией Мерзкий. Еще здесь идет речь о Светлане Лукашиной, пицце и какой-то кассирше…

Я схватилась за руль и нажала на педаль газа.

В продюсерском центре кипела работа, по коридорам носились шумные люди, у каждого в руке по три телефона. Никакого рецепшен тут не было, поэтому я толкнула первую дверь и чуть не задохнулась. В маленьком помещении клубился дым, на крохотном диванчике сидела тощая девица, размалеванная, как ярмарочная матрешка, в зубах у нее была зажата сигара, источавшая жуткий смрад. На подоконнике, болтая ногами, устроился парень в грязных джинсах.

— Выпускай дым красиво! — раздраженно сказал он. — Изобрази на морде удовольствие. Ты наслаждаешься!

— Больше не хочу, — канючила девушка.

— Надо, киса, надо!

— Меня тошнит!

— Учись! Сигара необходима для имиджа, она твоя фишка. Вам кого?

Я, едва сдерживая кашель, спросила:

— Подскажите, где найти Свету Лукашину?

Парень уставился на курильщицу.

— Ты Лукашина?

— Нет, — застонала несчастная и схватилась за горло, — моя фамилия Колпакова.

— Забудь ее, — посоветовал ей парень, — навсегда! Представляйся «Алмаза». Ну, раз, два, три, сигарка, дыми!

— Жесть, — скривилась Алмаза, — я сейчас умру.

— Что еще? — нахмурился парень, исподлобья глядя на меня.

— Ищу Лукашину, — повторила я.

— Она не она, и я не она! Что еще?

— Ничего, — пожала я плечами, — вашей подопечной сейчас станет плохо! Похоже, ее тошнит!

— Разберемся сами, идите по своим делам, — схамил юноша.

Я отправилась бродить по коридорам, вошла в другую комнату и на этот раз увидела даму, обвешанную браслетами, бусами, кожаными шнурками и разноцветными фенечками.

— Помогите мне, пожалуйста, найти Лукашину, — попросила я.

Мадам, звякнув бесчисленными подвесками, полистала свои записи.

— Ее нет в списках, — ответила она, не поднимая головы.

— А когда будет? — растерялась я.

— Понятия не имею.

— Может, подскажете, в какой комнате находится рабочее место Светланы? — смиренно попросила я.

Дама наконец-то соизволила посмотреть на посетительницу. Она обвела меня взглядом, задержалась на серьгах, часах и, очевидно, сделав некие подсчеты, расплылась в улыбке.

— Садитесь! Тут с этим конкурсом голова кругом идет. Люди невозможны! Объясняешь им: отбор производит комиссия! Нет, лезут сюда! Юрия довели до трясучки. Небось он сто раз пожалел, что ввязался в это дело. Вы хотите побеседовать о девочке Лукашиной?