Елена Логунова - Суперклей для разбитого сердца Страница 13

– Но ты несла такой бред! – округлил глаза Максим.

– Когда это? – удивилась я.

– Видишь, ты даже не помнишь! – приятель обрадовался, что уличил меня в притворстве.

– Чего я не помню?!

– Похоже, что ничего! – ухмыльнулся Макс. – Ты же звонила мне среди ночи и черт-те что говорила!

Я вытаращилась на Максима, как баран на новые ворота – вероятно, в этот момент каракулевый парик был мне особенно к лицу.

– Ты сказала что-то вроде: «Ох, какой ты дурак! Все, ты как хочешь, а я так больше не могу! Нужно что-то менять!» – Макс перестал жеманно пищать, бездарно и абсолютно непохоже имитируя мой голос, и заговорил вкрадчивым баритоном, обычно приберегаемым им для особых случаев:

– Дорогая, что ты хотела этим сказать? Может быть, ты устала от неопределенности наших отношений и наконец-то созрела для замужества?

Он перегнулся через стол и сцапал мою похолодевшую руку с далеким от идеального маникюром.

– Ты с ума сошел?! – пискнула я. – Я ничего такого не думала! И не говорила! И вообще тебе не звонила! Это была не я!

– Кокетка, – с укором сказал Макс, неохотно выпуская мою руку. – Мучительница!

– Нам пора идти в студию! – поспешно заявила я, на всякий случай убирая руки подальше от спятившего кавалера – в глубокие карманы моднячего уборщицкого халата. – Тебе перед записью еще пудриться и причесываться, а я бы в туалет сходила…

Упоминание о такой низменной прозе жизни, как посещение уборной, окончательно убило романтические порывы Макса, и мы заторопились к зданию телекомпании. На столике под дуновением ветерка, словно крылья бабочки, влипшей в лужицу варенья, трепетали страницы забытой брошюрки. Видимо, с вопросами к «Смывкам», несущим искусство в массы с помощью систем канализации, Макс уже определился.

Запись очередной передачи «Добро пожаловать!» тяжело далась всем участникам процесса. «Смывки» оказались наглыми невоспитанными парнями в несвежих одеждах. Они явились в студию изрядно подшофе и вовсе не пытались скрыть это обстоятельство, наоборот, требовали налить им еще прямо под объективами камер. В шумной свите артистов нашелся услужливый идиот, притащивший поднос с чашками, доверху наполненными отнюдь не чаем, а выдержанным коньяком. Раздосадованный Макс немедленно съязвил по этому поводу, назвав звездный квартет «Смывки» четырехзвездочной компанией.

Ничего интересного поддатые парни городу и миру не поведали, но без скандала не обошлось, так что материал для очередной сенсационной статьи я все-таки получила!

Сопровождающие артистов лица, в большинстве своем тоже нетрезвые, устроили шумный дележ очередного гонорара «Смывок» прямо под дверью студии и в процессе рукомашества умудрились зацепить рубильник. В студии мгновенно погас свет и вырубилась вся техника. От неожиданности я выронила карандаш, которым скуки ради рисовала в блокноте карикатуру на злого Макса, и вынуждена была нагнуться за ним.

В этот момент над моей головой что-то просвистело, в общем встревоженном гомоне послышался чей-то болезненный вскрик, трескучий звук удара, снова вскрик и злорадный басовитый смешок. Пьяную ругань в коридоре заглушил чей-то абсолютно трезвый яростный мат с вкраплениями специальных электротехнических терминов. «Смывки» и иже с ними были громогласно обозваны стадом идиотов, после чего свет в помещении вновь загорелся и камеры включились.

Я выползла из-под мягкого стула, под которым благополучно переждала смутное время, уселась и с большим интересом изучила изменившуюся обстановку.

Максим Смеловский, минуту назад аккуратно причесанный, демонстрировал художественно вздыбленную прическу, способную посрамить мой каракулевый парик и вызвать приступ острой зависти у Зямы. Гостей в студии стало меньше: дезертировал кое-кто из зрителей, и куда-то смылся один из «Смывок».

С образовавшегося из квартета трио можно было рисовать иллюстрацию к сказке «Три поросенка»: парни так испуганно таращили глаза на Макса, словно он был злым и страшным серым волком. Тот полнозубо улыбался и нежно поглаживал кожаную папку, из которой высыпались на пол листы с текстом. Я заподозрила, что прозвучавший в потемках треск произошел от соприкосновения этой самой папки с лысой головой маленького живчика, наиболее активно мешавшего Максу вести программу. Живчик перестал мешать, дергаться и подпрыгивать, сидел ровно и тихо держался за голову.

С африканских косичек рослого брюнета, сидевшего за столом напротив ведущего, стекали ручейки желтой жидкости. Пустые чайные чашки валялись под столом, одна из них разбилась на куски. Третий участник группы, кудрявый блондинчик с физиономией пьяненького ангела, недоуменно таращился в угол, под раскидистую пальму в декоративном горшке. Из-под деревца тянулись чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Ноги вяло шевелились, из угла доносились жалобные стоны – бэк-вокал четвертого из «Смывок».

На этом официальная часть программы вынужденно закончилась, и бледный от волнения режиссер Кеша срывающимся голосом предложил посторонним гражданам очистить помещение. Очищая студию от себя, я опасливо обошла валяющийся на ковролине кусок кирпича и подумала, что в ряды поклонников группы «Смывки» явно затесался какой-то антифанат! Хорошо еще, в артистов запустили камнем, а не тухлым яйцом или дохлыми кошками, а то вони было бы – страшное дело!

Я зарулила в туалет и избавилась от грима и костюма. Оставила реквизит у вахтера, обещавшего передать пакет Максу, подумала и решила, что для меня лично телевизионное мероприятие вполне удалось. Во-первых, я получила свою сенсацию. Во-вторых, шоу закончилось раньше, чем планировалось, и я успевала домой прямо к ужину. В-третьих, Максим был так занят разговором с Кешей, что не заметил моего ухода и не стал напрашиваться в провожатые.

В наилучшем расположении духа я прибыла домой и обнаружила, что моя персональная белая полоса еще не закончилась. Сегодня мироздание было ко мне благосклонно – наверное, спешило скомпенсировать многочисленные вчерашние неприятности. К нам в гости явился Ваня Горин!

Его очаровательный мужественный голос я услышала из прихожей. Ваня хвалил последнее мамулино произведение – повесть с многообещающим названием «Кариозный зуб вампира». Ванечка был художником-иллюстратором мамулиных ужастиков.

Я пришла, когда Ваня и мамуля уже вставали из-за стола, на котором высились величественные руины большого торта. Разрушение архитектурно-кондитерской конструкции продолжал сладкоежка Зяма, я поспешила ему помочь, отклонив любезное предложение папули отведать сначала новый салат с морепродуктами. Ванечка и наша муттер уединились в кабинете, чтобы еще поработать над иллюстрациями к новой книжке. Папуля ушел в кухню, чистить картошку для запеканки к завтраку.

– Ну, что скажешь? – нечленораздельно спросил Зяма, энергично перемалывая зубами кирпичики сухого безе.

– По поводу торта? – уточнила я, буравя ложечкой бисквит. – Торт отличный, папуля превзошел себя!

Папуля с переброшенным через локоть кухонным полотенцем немедленно возник в дверях и благодарно отвесил мне церемонный поклон. Я вежливо поаплодировала ему свободной рукой, пошлепав ладонью по усыпанной крошками столешнице.

– Торт меня уже не интересует, – насытившийся Зяма тяжело отвалился от стола. – Я тебя про мой шкаф спрашиваю! Ты что-нибудь выяснила?

Я пересказала братцу свою беседу с Анной Клюевой.

– И что это нам дает? – почесал голову Зяма.

– Пока не знаю, – честно призналась я. – Надо подумать.

– Так думай! – потребовал братец, рывком отодвигая от меня блюдо с остатками торта.

– Фигушки! – возразила я, возвращая блюдо на место. – Сначала скажи мне, как охмурить Ваньку!

– Ты же еще не нашла шкаф! – Зяма продолжил глупую игру в перетягивание торта.

– Но уже начала его поиски! – Я сцапала с блюда последний кусок бисквита и показала Зяме язык. – По всем правилам детективного дела мне положен аванс, так что с тебя уже причитается. Давай начинай способствовать зарождению нашего с Ванькой романа!

Зяма нехотя признал справедливость моего требования и выдал мне один из Ванькиных секретов. Оказалось, до сих пор я действовала абсолютно неправильно! Горину, видите ли, никогда не нравились смелые девицы (бестактный Зяма сказал «нахальные»), которые сами берут в руки инициативу и вообще все, до чего дотянутся. Ванин интерес к активным видам спорта и отдыха ограничивается горными лыжами и серфингом, а для близких отношений он ищет девушку кроткую, нежную, готовую без устали восторгаться его смелостью и безропотно штопать лыжные носки и протертые плавки, ожидая возвращения любимого с горных вершин и из морских далей. Я недоверчиво хмыкнула. Участь Пенелопы не казалась мне завидной.