Иоанна Хмелевская - Слепое счастье Страница 13

— Познакомился — возможно, что же касается дружбы — это я сильно сомневаюсь. Сомневаюсь также, чтобы Геродот занимался сводничеством, то есть, того... я хотел сказать сватовством. Во всяком случае, история об этом умалчивает. Зато Пиндар, человек творческий и лирический поэт, мог себе позволить подобную шутку и, если дама вообще не высосала всю эту историю из пальца, здорово над ней посмеялся. Дама утверждает, что Пиндар чуть ли не обещал ей этого вождя, а Геродот должен был его уговорить приехать в один город на северном побережье Эгейского моря, кажется в Абдеру, но полной уверенности у нас нет, так как в этом месте текст оказался поврежден, а дама упорно называет в своих письмах сей город «этим отвратительным местом», не приводя географического названия. Наверное, уж очень ей там не понравилось. Но не в этом дело. Дама дожидалась вождя годами, регулярно наезжая в «это отвратительное место», жениха все не было, а затем наконец выяснилось, что Пиндар ее попросту разыграл. Скифский же вождь, фигура для афинской дамы чрезвычайно экзотическая, дикий варвар, купающийся в золоте, но зато никогда не мывшийся, вместо того чтобы прибыть и пасть в ее объятия, отправился в поход в еще более варварские страны, на какой-то жуткий север, где человек вообще не может жить. Поэтому нет ничего удивительного, что он не вернулся и сгинул без вести. А Пиндар — отвратительная скотина, раз до сих пор водил ее за нос. До сих пор — это до момента написания письма. Хуже того, Геродот сообщил, что якобы этот самый вождь вовсе не достиг намеченной цели, а ввязался по дороге в какую-то таинственную историю, оторвался от остальной экспедиции и пропал. Дама предполагает, что он завел роман с какой-нибудь еще более примитивной дикаркой, ведь ничем иным, по мнению дамы, нельзя объяснить его поведение. Лучше всего сохранились догадки нашей корреспондентки по поводу внешнего вида этой разлучницы. Судя по описанию, она вся покрыта густой рыжей шерстью...

— В женском характере испокон веков так ничего и не изменилось, — чрезвычайно угрюмо прокомментировал худой.

Тереска со Шпулькой сердито взглянули на него, но возразить не успели, так как доцент Вишневский продолжил:

— Разумеется, то, что я вам тут рассказываю, это выжимка из нескольких писем, многочисленных предположений и выводов, а также сведений из других источников на эту тему. Мой приятель, зная, что скифы — это моя специальность...

— ...а также глубоко укоренившаяся мания, сдвиг по фазе и помешательство, переходящее в состояние патологии, — вежливо добавил лысый.

— Согласен, патология, так вот, говорю, мой приятель сообщил о находке табличек во всех подробностях. Я постарался сопоставить все известные мне разрозненные данные, и получилось, что действительно, в том скифском походе, что закончился под Витошковом, потерялся по дороге один вождь со всем своим отрядом. Неоценимый Геродот тоже, спасибо ему, сплетничал. Вернувшиеся воины рассказывали об экспедиции, и из их слов можно сделать вывод, что вождь пропал где-то в наших краях...

— Можно сделать также сто других выводов, — проворчал лысый. — Геродот на эту тему сплетничает весьма туманно.

— Во всяком случае, погребения вождя на его родине нет. Я не знаю, известно ли вам, что скифы никогда не насыпали никаких курганов вне пределов тех земель, которые они считали своими исконными. Если чье-нибудь тело оставалось далеко от родины, что, принимая во внимание частые походы, было делом обычным, погребение устраивали дома. Могилу сооружали по всем правилам, только без тела. Поэтому пропавший вождь тоже должен был иметь захоронение на родине, но не имеет.

— Точно не установлено, может, его просто пока не обнаружили, — безжалостно уточнил Лысый.

— А я утверждаю, что не имеет! По каким-то причинам он был вычеркнут из памяти. Ну и потом, его останки мы ведь нашли здесь!

— Это же надо! — умилилась Тереска. — И вы думаете, это его могила?

— Пока не знаю. Надо посмотреть, что там внутри. Может, это просто место какой-нибудь битвы. То, что вы нашли и были любезны определить как штуковину, указывает на присутствие в данном месте какого-то важного лица. Это оковка, крепившаяся на конце шеста, причем шест мог быть и от шатра, и такой специальный, носимый как символ власти. А та бляшка с оленем — это не пряжка, а фрагмент конской упряжи. Много и наконечников стрел. Если внутри захоронен вождь, там должно быть и немало золота. Гипотезы здесь можно строить различные, но сначала не мешало бы все проверить.

— Как же так? — удивилась Шпулька. — Ведь все уже раскопано?

— Только с самого верха. Тоже, конечно, невосполнимая потеряг но вождь, если он вообще здесь есть, должен лежать гораздо глубже и под камнями.

Шпулька вдруг оживилась.

— А что, если он здесь поселился, считая эту землю своей, и здесь же умер? — предположила она. — Тогда и насыпали этот курган, ведь он все равно не вернулся бы на родину?

— Для этого нужны серьезные причины. Я, конечно, не афинская дама и не стану утверждать, что вождь потерял голову от любви к местной дикарке, но в истории уже и не такое бывало.

— К оленю, — предположил Зигмунт. — Мог погнаться не за девчонкой, а за оленем. Олени у нас были неплохие.

— Девчонки вроде бы тоже... Интересен тот факт, что из его отряда также никто не вернулся. Если бы вождь погиб здесь в каком-нибудь бою или пострадал на охоте, его бы потихоньку похоронили, а остальные воины отправились назад. Разве что все погибли, но тогда некому было бы совершить похоронный обряд по скифским правилам. Находка эта необычная, беспрецедентная и, независимо от того, что обнаружится внутри холма, явится бесценным вкладом в науку.

Тереска со Шпулькой молчали, переполненные возвышенными чувствами. Зигмунт был более толстокожим.

— А это? — с интересом спросил он, указывая на черепки и монеты, извлеченные вместе с полотенцем из палатки и тщательно разложенные на одеяле. — Это вам о чем-нибудь говорит?

Лысый наклонился и осторожно покопался в металлических кружочках, затем некоторые рассмотрел поближе.

— Непосредственно одно с другим никак не связано, — сделал он безапелляционный вывод. — Зато, если мой уважаемый коллега-маньяк прав, здесь может быть косвенная связь. Клад как таковой и скифское нашествие разделяет как минимум тысяча лет. Здесь неподалеку существовало славянское городище, были в округе также и мелкие поселения, а этот пригорок мог обрасти разными легендами, мог стать священным местом или, наоборот, проклятым. Хозяин горшка перед лицом какой-то неведомой нам опасности зарыл свое сокровище, как ему показалось, в самом надежном месте...

— Ну хорошо, а откуда стало известно, что надо искать в этих краях? — спросила Тереска, переварив понемногу столь поразительную информацию. — Геродот сообщить об этом не мог, он вообще здешних краев не знал, древнегреческая дурында — тем более, тогда кто?

— Прошу не оскорблять дамы, чьи голова и рука в состоянии были освоить науку письма. В здешних краях этой весной появилась одна зацепка. Ребенок нашел золотую бляшку, вне всякого сомнения от скифского ожерелья. На нее наткнулся наш коллега. Так и не удалось узнать, где ребенок нашел украшение. А наткнулся на него коллега на ярмарке в Краснымставе, где оно являлось предметом оживленного торга между как нельзя более взрослыми гражданами. Эти взрослые граждане категорически отказались давать показания. Не удалось от них добиться даже, какого пола тот ребенок, не говоря уж о каких-нибудь других подробностях. Единственное, что смогли выяснить с самого начала, так это то, что дело происходило в наших краях. В сопоставлении с эпистолярным наследием античной дамы и сплетнями Геродота было за что зацепиться. Мы начали методические поиски, но территория оказалась значительная. Благодаря вам...

— Благодаря ракам... — начала Шпулька.

— Благодаря Янушеку, — категорически оборвал ее Зигмунт.

— Благодаря ей, это она хотела спать на сухой земле, — поправила Тереска.

— Благодаря вам всем, честь вам и хвала! — воскликнул, подпрыгивая, доцент Вишневский. — Без вас мы могли бы и ничего не найти!

Шпулька тревожно заерзала.

— А кстати, — неуверенно сказала она. — А тот... Ну, тот чокнутый, что вас преследует... Он ночью не появится? Может, надо посторожить?

Ответ, как по заказу, донесся из лесу. Прежде чем кто-то успел открыть рот, со стороны оставшегося на попечении Янушека автомобиля послышались вдруг какие-то крики, шум, треск и глухие удары. Затем все быстро прекратилось. Доцент Вишневский резко дернулся, вырвал затычку матраса и обмяк вместе со своим «креслом». Зигмунт вскочил, собираясь накачать матрас по новой. Доцент тоже сорвался с места, размахивая руками.

— Пустяки! — воскликнул он оживленно. — Я очень надеюсь, что его как раз схватили! Ночью все будет спокойно, а завтра мы сюда переберемся со всем своим хозяйством!