Анастасия Монастырская - Робинзон по пятницам Страница 13

Пользуясь тем, что в этот ранний час в Колымягах все еще спали, я крикнула во все горло: "Хочу счастья!" Ответило воронье. Но я правда, хочу счастья! Не конкретный набор — мужа, детей, семейные завтраки и воскресные стычки по пустякам. А нечто более абстрактное и неуловимое: ощущения свободы. Постоянной свободы. Самодостаточности. Хочу быть кошкой, которая гуляет сама по себе. Найти бы симпатичного котяру с теми же намерениями, и мы бы составили с ним отличную пару. Захотели — сошлись. Захотели — разбежались бы в разные стороны. Никаких обязательств и требований. Но где ж такого найдешь, если кругом одни ревнивые идиоты? А те, которые не идиоты, проживают не здесь. Вот стану Робинзоном, уеду на какой-нибудь необитаемый остров в Тихом океане, найду себе Пятницу, не обремененного благами цивилизации, и стану жить в свое удовольствие. Утром — кокосы, вечером — бананы, океан у ног, солнце и никаких родственников. Сказка, а не жизнь! Мы рождены, чтобы сказку сделать былью. Что ж, пора приниматься за дело. Будем лепить из серых питерских будней сказочный пельмень.

***

До встречи с Катей оставался час с лишним, и я решила заглянуть на телевидение, накануне ведь так и не успела. В конце концов, вдруг это мой единственный шанс изменить череду обстоятельств и выйти на принципиально новый судьбоносный уровень. Чем черт не шутит!

Черт не шутил. Он издевался. В холле телецентра наблюдалось столпотворение. С последними героями был явный перебор. Все хотели стать Робинзонами и потому, заполнив анкету, штурмовали хлипкую дверь на первом этаже. Дверь прогибалась и скрипела, словно старая монахиня при взятии монастыря. Здесь мои шансы равнялись нулю. Э, нет. Мы пойдем другим путем.

Я выудила их сумочки темные очки, водрузила их на нос и направилась в противоположную сторону: к охране. Охранник оживился.

— Вы куда?

На идиотские вопросы надо давать столь же идиотские ответы.

— Туда.

— Вы к кому?

— Я к нему.

— А… Так бы сразу и сказали. Проходите.

Я вошла в лифт и только тогда перевела дыхание. Вышла на втором этаже и пошла бродить по телецентру, заглядывая в неплотно прикрытые двери. В одной из студий что-то шинковали, парили и жарили. Все понятно: у каждого телеканала должно быть свое шоу о политике, еде и любви. Меняются ведущие, декорации и герои, но три составляющих оказываются неизменными. Впрочем, как и цель — развлечь. Только уровень этого развлечения по-прежнему низкий. Я не понимаю, на кого рассчитаны эти проекты. На домохозяек, которые устраиваются у телевизора с записной книжкой в руках? "Возьмите три авокадо, добавьте два цуккини и плод страсти, хорошенько перемешайте и заправьте майонезом". Или на влюбленных подростков, изо дня в день наблюдающих жизнь себе подобных за стеклом в темной комнате? Или на политически подкованных дяденек, обсуждающих, почему господин N. выступил против господина X. в Государственной думе. Телевидение — самый легкий путь для того, чтобы прославиться. Достаточно две недели сообщать о ползущем антициклоне, и тебя будут узнавать в лицо.

И почему о нашем телевидении слагают такие легенды? Мол, кругом одни звезды, впору планетарий открывать. Ну, и где эти звезды? Покажите мне хотя бы одну! Желание зрителя — закон. О! Вроде бы мелькнула, и вроде бы даже звезда. Обзор газет в полшестого утра. Очень бодрит, знаете ли. Или не она? Поди-ка разберись, когда они еще без грима, не будешь же спрашивать: вы это или не вы? Вдруг возьмет и ответит: "Я!". И что с ней, с такой необыкновенной, делать? Правильно говорят, что в телевизионных коридорах неизменно срабатывает принцип яйца "Киндер-сюрприз": "В каждом пятом яйце игрушка, раскрашенная вручную". Пока найдешь эту игрушку, столько шоколада съешь, что зубы заболеют. Тут уж не до игрушки. На телевидении также: каждый пятый, наверное, звезда… Планетарий все-таки! Но если честно, пока найдешь…

Ладно, пусть они пока освещают путь другим, жаждущим развлечений и автографов, у нас иные цели в этом заведении.

— Девушка, где здесь редакция "Последнего героя"?

Барышня в драных джинсах и африканских косичках презрительно оглядела меня с ног до головы:

— А вы, собственно, кто?

— А я, собственно, спонсор.

Моментально зверею от хамства. Другая, наверное, всучила бы деточке стольник баксов или настоящие французские духи и тем самым бы купила ее откровенность. Так-то другая. В моем случае и слова оказалось вполне достаточно.

— Ой! А я как раз иду туда. Давайте провожу.

Я милостиво разрешила.

Девица уверенно цокала металлическими набойками, разноцветные веревки подпрыгивали в такт ее чуть угловатой походке. Мы прошли по коридору, свернули налево, потом направо, потом спустились вниз и поднялись наверх. На десятой минуте я перестала замечать топографические особенности телевизионной местности. Игнорировать спутницу, к сожалению, не получалось:

— …А я ему и говорю, возьмите меня в программу. Ну, будто я тоже из народа. Как бы приехала из маленького городка, прошла кастинг и все такое. Ну и что, что я дочка режиссера и на телевидении работаю? Почему я не могу принять участие в каком-нибудь модном проекте? Представляете, месяц на Сейшелах! Солнце, воздух, вода и… Сейшелы. Ну, и конкурсы там всякие. Подумаешь! Я в детстве всегда в зарницах побеждала. Дома грамотами весь сортир оклеен. За третье место в беге с препятствиями… За коммуникабельность и трудовой героизм… Грамоты ведь просто так не дают, правда? Возьмите, говорю! Но он же сволочь. Это все знают. А раз сволочь, значит, и не взял. Ему мое лицо не понравилось. И косички. Говорит, афроамериканцы на нас в суд подадут за эксплуатацию живых шимпанзе. Причем тут афроамериканцы? Причем шимпанзе?! Разве я похожа на обезьяну? Вот вы скажите, похожа? — она повернулась ко мне, демонстрируя некрасивое и действительно чуть обезьянье личико.

Я фальшиво ответила:

— Ни капельки.

— Вот и я так думаю. Ни капельки! Но даже если бы так и было, почему меня не взять? Что за дискриминация такая, по внешности? Еще понимаю — по полу. Мы что, телевидение только для красавиц делаем? Красавицы на другом канале, из них супермоделей штампуют. У нас — демократия. Правильно про него говорят — сволочь. Ну, ничего, сейчас у нас другие времена: на каждом канале свое шоу. Так что шансы у меня высокие. Вот увидите, я обязательно прославлюсь, и тогда он очень пожалеет. Очень пожалеет. Потому что народ будет на моей стороне. Так ему и передайте. И еще скажите, что он сволочь.

Девица буквально втолкнула в кабинет, где, похоже, шла летучка. С сизых клубах дыма с трудом угадывались черты присутствовавших.

— Вы кто, кхе-кхе? — недовольно спросил мужчина за столом.

— Я, кхе-кхе, спонсор.

— А, так это не к нам. Это в рекламный отдел. До конца по коридору, налево, направо, вниз, вверх, а там спросите.

— Вы не поняли, милейший. К вам пришел не просто спонсор, но еще и герой. Первый спонсор и последний герой. Так сказать, в одной упаковке. — Я небрежно бросила сумку на диванчик, постаравшись не попасть в пепельницу с окурками. Плюхнулась в кресло и, разведя руками дымовые тучи, уставилась в лицо продюсера. Только у продюсеров бывают такие лица: затертые жизнью, словно дешевой наждачной бумагой. Все оригинальное давно вытравлено, глаза и рот живут по своим собственным, не согласованным между собой, законам. Рот, например, говорит "Хочу"! в то время, как глаза суживаются в презрительное: "как ты меня достал".

В моем случае губы скривились в выражение "пошла вон", но глаза сверкнули, явно что-то предвкушая.

— Спонсор, значит. Понятно. И что спонсор хочет?

— Быть включенной в группу и отправиться на какой-нибудь необитаемый остров. Возьмите меня в герои, дяденька, может, и я на что сгожусь! — однако моя ирония прозвучало здесь неуместно.

— Все?

— Нет, меня еще просили передать, что вы сволочь. Передаю. Вы — сволочь.

Мне показалось, или окружающие синхронно пискнули?! Какой-то слаженный звук в комнате все-таки прозвучал. По наивности я так и не поняла, то ли это эхо восхищения, то ли я чего-то не просчитала в данной ситуации.

Продюсер неторопливо затушил сигарету. Встал. Подошел к окну и распахнул его. Стало холодно и свежо.

— Все вон.

Интонация власти, ощущение вседозволенности. И презрение. Ну-ну. Девушка не соврала. Ручная работа. "Я за индивидуальный подход", — сказал Буратино, побывав на деревообрабатывающей фабрике. М-да, такую сволочь еще нужно поискать.

Однако народ бросился исполнять приказ как-то уж очень ретиво. Каждый демонстрировал служебную исполнительность: я уже бегу, босс, вы видите, как я быстро бегу. В дверях мгновенно образовалась куча мала. Мне пришлось чуть-чуть задержаться, отряхивая сумку от окурков и колбасных шкурок. И уже на выходе поймала заинтересованный пас:

— А вас, спонсор, я попрошу остаться.