Коварные драгоценности - Анна и Сергей Литвиновы Страница 13

Иван Григорьевич открыл свой золотой сайт. Точно! Просмотры увеличились в сотни раз. Раньше было не больше двух в сутки в лучшем случае. А сейчас число просмотров продолжает увеличиваться.

Он вошел на свои страницы в интернете и написал крупными белыми буквами на черном фоне: «Все мои книги похищены этой ночью. То были мои дети. Я — осиротевший отец, испепеленный горем». И ниже ссылка на сообщения СМИ.

Он посидел у монитора пару часов, читая потрясенные комментарии, соболезнования, утешения. И, что самое приятное, обещания помочь в этой беде. «Вы только пишите, — просили его. — Не думайте о деньгах. Мы поможем».

Какое-то время Иван Григорьевич сидел над чемоданом с обрывками, продолжая складывать тексты. Потом бросил это дело. Вернулся за стол и открыл новый документ.

«АСТИАГ-АСТИАГ

ОБРЕТЕННОЕ СОКРОВИЩЕ

Роман»

Как изобретательна и строптива судьба избранного небесами автора, думал утомленный и успокоенный Иван Григорьевич. Судьба посылает ему сюжеты самым неожиданным и жестоким образом. И чем сильнее боль познания, тем вернее величие уникального результата. В новом романе герой Селиверстова встретится с роковой страстью, коварными врагами, злодеями-завистниками, узнавшими, что его выдвинули на Нобелевскую премию. И возлюбленная, конечно, окажется похищенной вместе с драгоценной библиотекой. Ее ждут страшные испытания, даже пытки. Но герой найдет возможность спасти ее, вернуть свое богатство. Самым сильным эпизодом будет погоня за грабителями. Когда они поймут, что уйти с таким грузом не удастся, они сорвут драгоценные переплеты, бросят на дорогу под ноги преследователям, а сами попытаются скрыться только с текстами. Но и это им не удастся. А герой напишет свою главную книгу, достойную царя Мидии.

Иван Григорьевич прочитал первый абзац и даже прослезился: таким прекрасным он ему показался. Выразить свои чувства ему, как всегда, помогла самая затертая из банальностей: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Невзгоды проходят. Талант навсегда.

Татьяна Устинова

Дело об изумруде

Никакую милицию, конечно, вызывать не стали. Куда там вызывать, дело-то семейное — перстень пропал! И не какой-нибудь, а старинный, прабабушкин, полученный в наследство.

Его никто никогда не надевал, он всегда лежал только в шкатулке — как можно, такая ценность!

— Не знаю, — задумчиво сказала Лиля. — Не знаю, Макс. Ничего у меня не терялось и не пропадало!.. Ну, ложек чайных не хватает, но это вечная история! Мне кажется, их таскает домовой.

— Кто таскает?!

— Домовой, — рассеянно повторила Лиля. — Ну, их то полный ящик, то вдруг хватишься, и нет ни одной. А потом они сами по себе откуда-то возникают.

— Материя никуда не девается и возникнуть ниоткуда тоже не может, — сказал он внушительно. — Куда ж девался этот чертов перстень, ведь он тоже некоторым образом материя!..

— Вчера я одну нашла на столе в сарае. Должно быть, дети затащили, — продолжала Лиля. — Да и шут с ними, с ложками. Макс, мне все это не нравится. Кто мог взять перстень!? У нас ведь дома только свои.

Вот именно, подумал он. Только свои!.. Ничего хуже, чем подозревать своих, и быть не может!.. Теперь придется проводить «полицейское расследование», искать какие-то «улики», задавать вопросы, сличать «показания» — в семейном доме, полном детей, друзей и родственников!..

Он снова осмотрел туалетный столик, зачем-то открыл шкатулочку, в которой всегда лежал перстень, потряс ее и даже поковырял пальцем, как будто перстень мог завалиться за линялую бархатную обивку.

Конечно, никуда он не завалился. В шкатулочке он всегда был только один, царственный и одинокий, сияющий зеленым изумрудным огнем. Этот перстень передавался по женской линии, и с ним никогда не расставались, вот даже на дачу потащили. Его нельзя было положить в банковскую ячейку или сдать на хранения каким-нибудь ювелирам — считалось, что все поколения женщин этой семьи должны держать его при себе и он убережет их от любых напастей.

Перстень исправно в течение многих лет оберегал от напастей и вот сам попал в беду!..

— Сюда кто-нибудь заходил?

— Да нет, Макс, ну кто заходит в нашу спальню?! Верочка приходила, вытирала пыль и перестилала постель, а больше никого не было. — Верочкой звали домработницу. — Ну еще Маруська вчера перед сном притащилась, просила, чтобы я почесала ей спинку. Я почесала, и она ушла.

— Верочка работает у нас десять лет, — сказал он мрачно. «Полицейское расследование» началось! — И никогда ничего не пропадало. А Маруська… зачем нашей дочери прабабушкин перстень?! Может, поиграть взяла?

Лиля заволновалась.

— Макс, ей десять лет, но она все же не полная идиотка! Она никогда и ничего у меня не берет! Даже когда ей пять было, не брала! Да никто из домашних не мог взять!

Он вдруг так вспылил, что скулы стали багровыми:

— Тогда зачем ты мне позвонила?! Если никто не мог взять, значит, он сам дематериализовался, твой перстень! И вообще такие вещи нужно хранить в банке!

— Макс, ты же знаешь, что именно этот перстень нельзя…

Большими шагами он вышел из спальни, хлопнул дверью и затопал по ступенькам вниз.

Верочка протирала раскидистый фикус, торчавший под лестницей, — тоже чье-то наследство, то ли бабушкино, то ли тетушкино. Чтоб он провалился, этот фикус, от души пожелал Макс.

— Не нашли? — тревожно спросила Верочка и поправила пучочек бедных волос, стянутый туго-туго. — Господи, Твоя воля, вот напасть-то…

— Верочка, кто вчера днем заходил в нашу спальню? — он чувствовал себя отвратительно и старался не смотреть в несчастные Верочкины глаза.

— Откуда ж мне знать, Максим? Да никто туда и не заходит! У Лилечки телефон звонил, она его на террасе забыла, так я отнесла. Лилечка собиралась голову мыть и чего-то с волосами возилась. А тут она с телефоном вниз пошла, в кабинет, и стала там чего-то на компьютере записывать. Дети на улице, почитай, весь день. Марина в гамаке лежала, в купальнике голом. Книжку в кабинете взяла, на колени положила и в небо глядела. Я уж у нее спрашивала, может, обед ей в гамак подать. А хахаль ейный с утра из комнаты не выходил. Спит он там, что ли?…

Что это нам дает? Ничего это нам не дает. Решительно.

Верочка вдруг аккуратно опустила в ведро тряпку, которой протирала глянцевые кожистые листья, и сказала, твердо глядя Максу в лицо:

— Только вот что я вам скажу, Максим. Зря