Брачный сезон - Галина Балычева Страница 13

— Это что? — опять спросил Димка.

— Джед разбился, — заплакала я.

В этот момент Джед открыл глаза и громко чихнул. Все стоящие рядом, как по команде, отпрянули назад, а супруга Коновалова Евгения Львовна начала оседать на землю.

— Ну, дела, — удивился Иван Петрович, не обратив внимания на жену. — А думали, что он мертвый.

— Что же вы, эскулапы, — возмутился Димка, — живого человека от мертвого отличить не можете?

Мы все кинулись к Джеду.

— Назад! — скомандовал грозный доктор. — Не трогайте больного. У него может быть поврежден позвоночник. А мертвым его никто и не считал, — повернулся он к Димке. — Трупами занимается перевозка, а не «скорая помощь». Серость необразованная, — пробубнил он себе под нос.

От радости, что Джед жив, мы не обиделись на грубого доктора, а даже кинулись его благодарить. Но он не принял нашей благодарности, а велел отойти от больного и не мешать осмотру.

Дед склонился над Маклахеном:

— Джед, дружище, как ты? — спросил он по-английски.

Услышав иностранную речь, лысый доктор неодобрительно посмотрел на больного и покачал головой. Все ему у нас не нравилось.

— Что с тобой случилось? — спросил отец. — Ты упал из окна?

— Нет, — слабым голосом произнес профессор, — на меня что-то упало.

Я обвела глазами присутствующих в поисках Пашки. Тот стоял рядом с Семеном и что-то шептал ему на ухо.

— Павел, ты первым увидел профессора? — окликнула я строителя. — Расскажи, что здесь произошло.

— Да я зашел в дом чайник поставить, — начал объяснять Пашка, — чай мы собрались с Семеном пить. Слышу, кто-то спускается по лестнице со второго этажа. Потом наверх побежал быстро-быстро. Я крикнул на всякий случай, что это я, Пашка, пришел за чайником. В ответ ни гугу. Ну, я чайник вскипятил и понес его к сараю, мы там под яблоней расположились. И тут увидел его, — Пашка указал на Маклахена. — Лежит, в землю уткнулся. Я его зову, не отзывается. Посмотрел наверх, а там окно нараспашку. Ну, думаю, профессор сверзился.

— Что ж ты его не осмотрел, пульс не пощупал? — спросил Димка.

— Я ж не дохтур, — искренне удивился Пашка. — Я побежал за Алексеичем, вас-то никого дома не было. По дороге вот его встретил, — Пашка кивнул на Мишаню.

— Да, — подтвердил Мишка. — Я из Москвы ехал. Вижу, мужик несется с выпученными глазами. «У Самсоновых американец убился», кричит. Я к дому-то подъехал, гляжу — действительно американец убился. Ну, я сразу «скорую» и милицию вызвал.

Отец посмотрел на Мишаню с укором и покачал головой.

— Удивляюсь я на тебя, Михаил, — сказал он. — Ты-то почему не осмотрел Джеда? Сразу милицию, «скорую» вызвал. Ну, «скорую», положим, правильно вызвал. Но милицию-то зачем?

Мишаня виновато потупился.

— Боюсь я покойников, — смущенно ответил он.

Все с удивлением воззрились на громилу с бычьей шеей.

«Кто бы мог подумать?..» — поразилась я мысленно.

Пока мы выясняли подробности происшествия, доктор осмотрел Маклахена и поставил предварительный диагноз: сотрясение мозга и перелом ключицы.

— Надо бы Джеда в Москву отвезти в Склифосовского к Никольскому, — шепнула я отцу. — Поезжай следом за «скорой». Там на месте разберешься, как можно его переправить в другую больницу.

— А может, сразу в Склиф поехать?

— Рискованно, — возразила я. — Вдруг по дороге с ним что-нибудь случится?

Грозный доктор зафиксировал произошедшее как травму в быту и велел нести больного к машине. Димка с Сергеем подхватили носилки и направились было к машине, как вдруг какая-то соседская бабушка заголосила:

— Что же вы, ироды, живого человека вперед ногами несете!

Действительно нехорошо получилось. Стали разворачиваться. Но тут случилась очередная неприятность: Сережка зацепился носилками за садовую скамейку, и те перевернулись. Бедный Джед кубарем скатился на землю и вновь потерял сознание. Все, кто был во дворе, кинулись поднимать потерпевшего.

— Сумасшедший дом! — окончательно вышел из себя старый доктор и, растолкав сгрудившихся вокруг Маклахена дачников, собственноручно, но не без помощи Димки и Мишани положил Джеда на носилки и сопроводил их до машины.

«Скорая помощь» тронулась и покатила по узкому проулку. Следом из ворот вырулил Степка на моем «Фольксвагене». Рядом с ним сидел отец. Он так перенервничал, что сам за руль сесть не смог. Сзади расположились Памела и Сережка, который на всякий случай отправился вместе с ними.

Соседи все еще топтались в нашем дворе и расходиться, как видно, не торопились. На помощь пришел Иван Петрович Коновалов, зычным голосом призвавший соседей расходиться, так как ничего интересного, по его словам, больше не предвидится. Соседи с пониманием закивали головами и гуськом потянулись к калитке.

— Если какая помощь понадобится, зови, Марьяночка, не стесняйся, — говорили соседки.

— Спасибо, непременно, — отвечала я. — Извините за беспокойство.

— Ну, какое беспокойство? Всегда рады помочь.

Когда калитка за последней соседкой закрылась, мы остались вчетвером: я, Димка и Мишаня с Ларисой. Теперь мы стали друзьями по несчастью. Поодаль на лавочке сидели трое наших рабочих. Я и не заметила, когда вернулся Федор Алексеевич. Пашка с Семеном наперебой рассказывали ему о происшествии, случившемся с американским профессором.

— Ну, что, господа хорошие, — взял инициативу в свои руки Димка, — давайте попробуем разобраться в том, что же здесь произошло.

Он позвал рабочих, чтобы те присоединились к нам на террасе.

— Начнем сначала, — сказал он. — Итак, на момент происшествия в доме оставался один американец. Вы, — обратился Димка к Пашке и Семену, — были в саду. Так?

Парни согласно кивнули.

— В котором часу вы собрались пить чай?

— На часы я не смотрел, — начал вспоминать Пашка. — После обеда мы вздремнули, сегодня у нас выходной, а когда проснулись, решили чаю попить.

Дальше Пашка подробно рассказал, о том, как он ставил чайник, как услышал шаги. Короче говоря, повторил то, что уже рассказывал. Правда, теперь по его словам выходило, что он слышал, как кто-то спрыгнул сверху на землю, издав при этом то ли рык, то ли хрип.

— Мистика какая-то, — пробормотала я.

Мы отпустили рабочих, а сами перешли в дом выпить чаю.

— Я вам вот что скажу, — вполголоса начала я. — Все это мне очень не нравится.

— Еще бы, — поддакнул